того как откашлялся.
Я, стараясь на него не смотреть, скороговоркой выплескивала все свои мысли и переживания.
— Мдааа, — чесал он свой затылок. — Да я за, и рад буду. Только, Дин, а если… Ну, не уживëтесь? Это же не в соседнюю деревню отвезти…
— Что значит не уживëмся? Я и мальчишка трёх с небольшим лет? Вообще-то я педагог! — вытаращила глаза я.
Чуть позже, Генка заказал переговоры с бабушкой Миши. Оказалось, что она с осени болеет, и ребёнок даже не гуляет. Но она пообещала отправить мальчика поездом в Москву.
— В смысле с проводницей доедет! Вы с ума посходили? — орала я, когда ко мне вернулся голос. — Вы ребёнка на две недели с чужим человеком решили оставить?
— Многие так отправляют, — вздохнул муж.
— Пожалуйста! У них может запасные дети есть. Я бы своего никогда так не отпустила бы! — злилась я. — Ну четырёх же ещё нет! Вы в своём уме? Бери отпуск и забирай. Нет, ну это додуматься ведь ещё надо! Вы б его ещё почтой отправили!
— Всё — всё, я понял, всякие ихние непедагогичные меры применять не будем, — прятал улыбку Перунов.
— Меры педагогические! — как обычно поправила я. — И нет в русском языке слова «ихние». Ты специально, да?
— Немножко, — обнял меня Генка.
А в конце мая, после почти полумесячного отсутствия, так как решили не издеваться над ребёнком и обратно воспользоваться самолётом, Гена пришёл домой с ещё одной своей копией. Даже соседи не сразу поняли, что это не Игорь. Мальчишка был не по возрасту серьёзен, и от Генки почти не отходил.
— Всё правильно, ты сделала всё правильно. — Шептала я, стоя у окна и будучи уверенной, что никто этого не услышит.
— Ты даже не понимаешь, насколько. И как много это значит, — обнял меня Гена, сильно напугав.
— Осталось только пережить разговоры, — вздохнула я.
— Хочешь, как на духу скажу? Вот откровенно, как есть? — спросил Генка и продолжил после моего кивка. — Срать я хотел на все разговоры с третьего этажа!
— Почему с третьего? — не поняла я.
— Потому что в строящемся доме наша квартира на третьем этаже, через стенку с Вайнирами с одной стороны, и рядом с Елизаровыми с другой, — пояснил он.
— Дин, да ты если уж на такое отважилась, приезжала бы сразу с двумя, никто б и не понял ничего, говорила бы что двойня, — говорила мне Рита, пока мы наводили порядок по части на первом летнем субботнике.
Такие у нас были почти каждый месяц. И солдаты, и жители части убирали мусор, а с учётом строительства его всегда хватало, белили бардюры, красили лавочки, где было необходимо. А потом всех ждал обед с полевой кухни и чай с пирогами.
Рита могла кому-то показаться резкой, но на самом деле она просто говорила всю правду в лицо и никогда не пыталась обойти острые углы.
— Да, Генка удивил, — вздохнула Полина. — Ты правда ещё больше! Я бы больше и разговаривать не стала бы.
— И осталась бы одна, не пойми где, и без мужа. А тут… Распространение продуктов жизнедеятельности в непредусмотренных для этого органах! — фыркнула Рита.
— Чего? — не поняла Полина.
— Моча в голову ударила. Это я перевожу на нормальный русский язык, — ответила я.
— Вот именно, — махнула рукой Рита. — Чего там за помутнение рассудка было, вы и сами разобрались. А Генка и так на тебя смотрел так, что бабы только вздыхали, а сейчас похоже готов самолично ноги мыть.
— Да уж, ну заодно и наши узнали, что Геннадий Михайлович не только может бесконечно выслушивать и вежливо объяснять что-то, а ещё и весьма доходчиво затыкать рот сплетникам, — поправляла косынку на волосах Полина.
— То есть? — уже я не понимала.
— Да бабам на технической территории Генка языки укоротил, — засмеялась Рита. — Да так, что они теперь прежде, чем рот открыть пять раз оглядываются. Часть же закрытая, а тут такое событие, да ещё и у командира. Вот бабы себе целый роман придумали. А Гена твой мимо шёл. Он же за день десять раз по части всё пройдёт, всё проверит. Ну и прямым текстом бабам выдал, что лечь под пьяного и злого мужика мозгов вообще не надо. И что кто бы и что бы не придумывал, но приказарменная девка, такой и останется, потому что эпизоды в жизни могут быть с кем угодно, а в ЗАГС ведут только тех, кого любят и кто останется особенной на всю жизнь. Вот так вот.
— Женщин очень напугало командирское предупреждение, — приглушила голос Полина. — Гена сказал, что он сам пережил момент, когда из-за вот этого чуть семью не потерял. И прекрасно помнит своё состояние, и насколько тяжело давалась служба. Фактически, мол, он был слабым звеном. И подобного в части не допустит. Так и сказал, что узнает, что кто-то решит залезть в семью или подобные выкрутасы устраивать, не важно в отношении офицера, или солдата, моментально вылетят из части с волчьим билетом за аморалку и без разговоров. А тут и снабжение военторга, и жильё, и зарплаты.
— А страх это всё потерять, даже сильнее желания посплетничать. — Засмеялась Рита. — Представляешь?
Так что обсуждать, наверняка обсуждали, но сильно тайком. Про Генку действительно говорили, что ему хоть напоминай, что он командир и в штабе должен сидеть. А его в его кабинете попробуй найди. То в казарме, то у складов, то на стройке, то на ооте, так, по сокращению, называли особо охраняемые территории.
Не поняли моего решения и сëстры, особенно, когда узнали, что приехавший погостить на лето ребёнок, остался и на зиму.
— Я бы ещё с трудом, но поняла бы, если бы ты ребёнка из детского дома взяла. — Хмурилась Анна. — Но именно этот ребёнок? Я вообще не понимаю, почему ты молчала, когда он деньги отправлял. Официально, он ребёнку никто! А если таких «сыночков» десяток по Союзу будет? Всех собирать будете?
— Дело ваше, — поджала губы Тося. — Но мне интересно, а если бы у тебя ребёнок от другого был? Генка бы тоже принял?
После такой реакции сестёр, я с
