что нарисую на их месте, пока не провалилась в сон.
Но во сне все было как наяву. Пылкий поцелуй, такой же горячий, как днем, в Мишиной квартире. Кто-то желанный, жаркий и жадный приник ко мне, стискивая в объятиях. Я растворилась в его страстных губах, руках. Меня тянуло к нему, я не хотела прекращать этот поцелуй. Но хватка становилась все жестче, все теснее. Я начала задыхаться. Я оттолкнула своего партнера, но легче не стало. Воздух сгустился, как это бывает перед грозой. В нем смешался липкий страх и предвидение ужасного конца. Темная фигура надвигалась, я отступала. Оглянувшись, я увидела серый контур окна за спиной. Внезапно сильный удар отбросил меня назад и перед глазами появился четкий прямоугольник неба. Я стремительно падала.
Глава 12. Р — реальность?
— Ты всю жизнь в центре живешь? — спросил Миша.
Он смотрел из окна кафе на серые воды Фонтанки и рассеянно ковырял ложечкой подтаявшее мороженое.
— Петроградка — не совсем центр.
— Все равно близко. Я в спальном районе родился. Невский для меня почти как для вот этих.
Он кивнул на компанию гостей из Китая, которые как стая воробьев заполонили столики. И галдели примерно так же.
— Хочешь пройдемся? Буду твоим гидом, — предложила я.
— Ну не совсем же я из леса, — рассмеялся он. — Но для тебя могу и дровосеком притвориться.
— Тогда я покажу тебе, чего обычные дровосеки на экскурсиях не встречают. Хочешь? Чтобы ты сильно не сожалел о своем периферийном происхождении.
И я повела его на изнанку Питера. Это было совсем недалеко. Мы просто свернули в один из дворов, потом прошли его насквозь и оказались в системе дворов-колодцев, похожих на мой родной.
— Впечатляет, — Миша со скептической ухмылкой рассматривал сплошь покрытые граффити стены.
— Хочешь оставить свой след?
— Каким образом?
Вместо ответа я вытащила из кармана баллончик с краской.
— Соник, ты всегда их с собой таскаешь?
— Да. — Я встряхнула баллончик.
— И что я должен изобразить?
— Да все, что хочешь! Свое имя, название любимой группы, что угодно!
Он смотрел на меня темно-серыми глазами и улыбался. Тогда я вложила баллончик в его ладонь и, держа своей, поднесла к клочку свободного пространства на стене. Миша обхватил меня за талию свободной рукой, но это было ни разу не романтично, потому что от помойки тянуло тухлятиной, а корявые надписи нисколько не вдохновляли на творчество.
— Вот это и называется «здесь был Вася», — так ничего и не придумав, я опустила баллончик. — Но могу тебе показать и кое-что другое.
Тут из железного мусорного контейнера раздался грохот. Какой-то оборванец, сидя внутри, со злостью вышвыривал наружу куски картонных упаковок и пластиковые бутылки.
— Вот видишь, какой тут зоопарк! — с сожалением произнесла я.
— Такого добра и на окраине хватает!
Не знаю, услышал ли это деклассированный субъект, но в нашу сторону полетела очередная картонка. И когда мы проходили мимо, он заорал:
— Шалава малолетняя! Убирайся отсюда! Шлюха!
Это было отвратительно и гадко, настроение у меня испортилось, и, пока мы шли по проспекту, я молчала. Но на углу Суворовского и Невского остановилась и выбросила из головы мерзкие воспоминания, потому что картина передо мной радовала глаз. На серой стене красовалась приоткрытая дверь. Новогодняя елка за ней блистала разноцветной мишурой и шарами. Девчушка, одетая в советскую коричневую школьную форму, стояла на стуле и украшала еловые лапы праздничными флажками. И, хотя стоял октябрь, отчетливо потянуло хвоей и мандариновой кожурой.
— Смотри, Миш, — вот тут остатки краски, — я провела пальцем по шершавым следам шпаклевки на рисунке. — Коммунальные службы замазали арт, а горожане восстановили. Потому что это совсем другое — это не «Вася»!
От картины веяло уютом и каким-то нездешним спокойствием.
— Хотел бы там оказаться? — Я повернулась к Мише. — Мама говорит, что тогда было гораздо стабильнее, была уверенность в завтрашнем дне.
— Вот именно, Соник, в дне. Дно — оно такое — сплошная стабильность и никаких возможностей! А ты знаешь, что если бы мы оказались там, — он показал за спину, — то я не мог бы сделать вот так?
Он наклонился и приник к моим губам. Мимо шли люди, а мы стояли возле входа в чужое прошлое и целовались. Наконец Миша отпустил меня, и я с сожалением разомкнула руки.
— Не смог бы, — ответил он за меня, — потому что любой прохожий мог обвинить нас в безнравственном поведении! Нет! Мне хорошо в своем времени. Здесь и сейчас.
Тут зазвонил его мобильник. Он выслушал и, отведя телефон в сторону, сказал:
— Здесь и сейчас нас зовут в одну компанию. Идем?
— Нас? — уточнила я.
— Поймала. Зовут меня. Но я хочу с тобой.
— Что за компания?
— Соник, разве это так важно?!
И не дожидаясь согласия, снова заговорил в трубку:
— Да. Минут через тридцать. Диктуй адрес.
С ним я уже была готова идти куда угодно. Но когда мы оказались возле подъезда, где жил Алиев, я насторожилась.
— Там, что ли, наши? — спросила я.
Миша кивнул, и я покачала головой:
— Я не пойду!
— Ты их боишься?
— Вот еще!
Дверь нам открыл Дамир. При виде меня лицо у него вытянулось, но он ничего не сказал, пригласил проходить и протянул Мише руку.
— Слушай, но мы пустые, — извинился мой спутник.
— Да тут всего полно, только тухло. И народ вялый, хоть кислоту им подмешивай!
Квартира даже на первый взгляд была огромной. Высокие потолки, классический интерьер и картины на стенах превращали ее почти в музей. Я, зная, что за компания тут собралась, притормозила возле одной из этих картин. Делая вид, что рассматриваю подпись художника, собиралась с духом, хотя до этого момента чувствовала себя вполне уверенно. К свиданию я подготовилась отлично: мама сделала мне маникюр, я надела узкие черные джинсы и лонгслив лазурного цвета, который подходил к моим глазам, как и маленькие голубые сережки — после случая с Линой я их вообще не снимала.
— Идем, Соник! Картины никуда не убегут!
Миша крепко обхватил меня за талию и повлек следом за Алиевым. Войдя в комнату, я поняла, что мой внешний вид не идет ни в какое сравнение с нарядами тех, кто там был. А самое ужасное — КТО там был! Вся школьная элита во главе с Машкой Кантарией.
Похоже, что их вечеринка началась уже довольно давно, и многие разбрелись по квартире. В комнате находились только несколько человек. На диване перед огромным телевизором сидела Кантария, и этого мне было достаточно, чтобы почувствовать дрожь в коленях. Рядом с ней потягивала из высокого бокала Аделина, вся закутанная
