Он грубо взял мой подбородок и заставил повернуть голову, чтобы встретиться глазами. На миг мне показалось, как провалы бесконечной тьмы заполнили его глазницы целиком, уставившись прямиком в мою душу.
– Кто-нибудь разбудите меня! – захотелось крикнуть. – Пожалуйста!
Но никто не стал бы меня будить, поэтому и просить смысла не было.
Я моргнула и когда вновь посмотрела на Гарика, его глаза были обычного серого цвета.
Наверное, эта ночь помутила мой рассудок.
Это чудовище наклонилось, глубоко вдохнув, зарылось лицом в мои волосы. Наконец отстранившись, оно встало с кровати и натянуло свои джинсы, засияв широкой улыбкой.
Гарик выглядел до безобразия довольным. Он напоминал хищника, который сыт, после того, как не только загнал жертву на охоте, но и полакомился приличным куском плоти.
– Не скучай, детка, – сказал он на выходе из спальни. – День пролетит быстро, а ночью я опять буду глубоко в тебе.
Дверь захлопнулась. Воцарившаяся тишина ударила в голову.
Если бы я могла умереть в эту самую секунду, наверняка сделала бы это, даже не раздумывая.
Но на той стороне меня никто не ждал. Возможно, только…
Я мотнула головой, отгоняя непрошенные слезы. Неужели за эту ночь их запас не иссушился на жизнь вперед?
Обладай я даже удачливостью, как у кошки, единственным человеком, кто мог встретить меня на противоположной от жизни стороне, была мать. Это, конечно, если хоть на миг предположить, что смерть нечто большее, чем просто прерванное на половине удара сердце.
В груди сильно защемило от нахлынувшей тоски.
Перед глазами всплыло улыбчивое лицо матери. Я зажмурилась и медленно втянула воздух, слишком ясно почувствовав запах от ее волос, так, будто она действительно была в комнате рядом со мной.
Преисполнившись надежды, я открыла глаза и наткнулась на… привычную пустоту.
Чтобы не завыть в голос, пришлось прикусить губу.
До крови.
Мать никогда не приняла бы меня тем, что я собой представляла прямо сейчас. Растоптанной и сломленной. Единственное, что запомнилось сильнее ее ласковых рук, обещание, которое мама заставила меня произнести много лет назад, перед тем, как отвести в детский дом.
– Будь сильной, котенок, – сказала она. – В любых, даже самых тяжелых ситуациях. Помни, исправить можно все, кроме смерти. Ты обещаешь мне это?
Так кто я такая, чтобы сейчас отступить от последней воли матери?
Всеми силами уцепившись за спасительную мысль, я вынырнула из пучины отчаянья. Я буду сильной. И начну делать это прямо сейчас.
Скрипнув зубами, поднялась с кровати. Пошатнулась. Не сдержала сдавленный стон.
Господи, мое тело переехал гребаный КамАЗ!
Между ногами так жгло, что трудно было двигать бедрами, а о том, чтобы свести их вместе и речи не шло.
Ходьба превратилась в изощренную пытку.
Комната пропахла кровью и потом. Она была осквернена тяжелым запахом, стоявшим в воздухе.
Грязная комната, под стать мне.
Атмосфера спальни давила, угнетала, заставляла задыхаться и захлебываться воспоминаниями.
Я вывалилась за дверь, насилу совладав с собственными ногами. Они запинались на каждом шаге, словно нарочно норовя переплестись друг с другом в толстые косы, причиняя тем самым мне новую боль.
Холодный воздух мгновенно привел в чувство. В голове сверкнула запоздавшая мысль, что я вышла в коридор полностью обнаженной.
Сразу же стало не по себе.
Когда послышался глухой звук от приближающихся шагов, меня передернуло. Взгляд лихорадочно заметался, в поисках того, чем можно прикрыться, так как сил, чтобы вернуться в спальню не осталось, и ничего не нашел.
– Какого черта? – взревел Роман, встав прямо передо мной.
Я вцепилась взглядом в искаженное яростью и непониманием лицо мужчины и остолбенела.
Если Божья кара Содом и Гоморры была хоть отдаленно такова, то сейчас ее использовали на мне.
Я превратилась в столб.
В безвольный, соляной столб.
Роман еще раз окинул меня цепким взглядом, и его лицо потемнело от сдерживаемого гнева:
– Что за представление ты устроила, Дарья?!
Слова в моей глотке устроили забег на первенство. Проигрывая своим же эмоциям, я не смогла вымолвить и звука.
Роман нахмурился:
– Почему ты в таком виде? Отвечай мне!
– Отец, – отчаянно прохрипела я, когда колени подогнулись.
Почувствовав, как знакомые руки подхватили, не дав упасть, я доверчиво прижалась к груди Романа и закрыла глаза.
Услышав щелчок двери, что закрылась за нами, вздох облегчения вырвался наружу. Отец со мной. Теперь все будет хорошо. Гарик понесет наказание. Он больше не тронет меня.
Неожиданно резко я почувствовала, как спину обожгло холодом мокрых простыней. Роман швырнул меня на кровать, не озаботившись об аккуратности, а сам отшатнулся. Он смотрел на свои руки с таким открытым отвращением, будто только что касался чумы.
– Отец? – задрожала я.
Роман поднял голову, его взгляд заморозил мое дыхание:
– Прикройся, – выдавил он, морщась.
Я натянула простыню почти до подбородка. Тело сотрясала дрожь такой силы, что вскоре послышалось клацанье зубов.
Роман хмуро мерил шагами комнату. Он тяжело дышал, и казалось, хотел что-то сказать, но не мог собраться с мыслями.
– Ты не хочешь мне объяснить свое, – мужчина сверкнул на меня пренебрежительным взглядом, – поведение?
– Гарик… Он… Я…– только спрятав лицо в ладонях, я смогла выдавить. – Изнасиловал меня.
После того, как это прозвучало вслух, мне значительно полегчало. Словно груз свалился с плеч и больше не заставлял пригибаться к земле.
– Хм-м, – неожиданно спокойно произнес Роман. – Любопытная попытка, Дарья.
– Что? Какая попытка?
– Поссорить меня с женой.
– Что?!
– Оклеветать Гарика, посеять между нами вражду... – Он задумчиво постучал пальцем по подбородку. – Анжела мне говорила, что ты способна на многое, а я, дурак, не верил. Ты слишком похожа на мать, Дарья. Жаль, что я так ошибся в тебе.
Мне захотелось затихнуть, исчезнуть, раствориться.
– Ты знал мою мать?– прохрипела я самый глупый вопрос, который только могла задать.
Не могла справиться с шоком, даже не понимая, какова его причина: неверие отца или его слова о моей матери?
– Я любил ее. – Голос Романа стал глухим и низким, будто сейчас ему что-то мешало говорить. – Сильно.
– А она?
Роман зло усмехнулся:
– Такие, как вы не способны на любовь. Теперь, когда я попытался все исправить, пусть даже не с ней, а с тобой, не имеет смысла притворяться.
– Я не понимаю, – дрожь не унималась.