— Не исключено, что контуженным студентам будет предоставлен короткий отпуск для поправки самочувствия. Необходимо сделать расчеты, потянет ли наш бюджет отправку ребят по домам за наш счет. Но могу вас заверить, что приложим все усилия.
Прожженный бюрократ, Вернон, превосходно умел имитировать бурную деятельность, когда этого требовала ситуация.
Потом пришла очередь наших техномагов, которые сумели снять записи с двух из четырех зеркальных шаров, следивших за занятием. Я наконец задала вопрос, который меня волновал весь вечер:
— Аделаида, или кто-то другой вместо нее, успел разбить тревожное зеркало на преподавательском столе. Почему подмога не пришла сразу и наши боевики вошли последними?
— Госпожа, — волк из техслужбы отвесил настоящий церемониальный поклон, — К сожалению, мы можем следить только за первыми минутами конфликта. Преподаватель действительно сумела включить тревожный режим. Но затем напавшие на нее волки тут же постарались уничтожить шары: с двумя им это удалось, а картинка со всех четырех перестала поступать на пульт охраны. Так совпало, что ответственный за слежение преподаватель-боевик в тот момент был занят, к нему… побеседовать.. зашла госпожа Ирма.
Я усилием воли подавила стон. Сидевший вплотную Маркус умудрился незаметно сжать мою кисть. Это невероятно! Из слов безопасника следует, что агрессию проявили студенты и Аделаида отбивалась. Оглянулась на Арменроута, и он сразу меня правильно понял.
— Я расскажу! Разумеется, под клятвой. Я до последнего оставался в сознании. Делия и Веста дополнят, если что-то пропущу.
Мы с ним встали почти одновременно. В центре чуть раньше установили треножник, куда поместили курительницу правильной круглой формы. Еще один ритуал, невозможный без присутствия кого-то из моего Дома. По моему щелчку в ее центре разгорелось пламя, и парнишка, не раздумывая, поместил туда руку. Слова клятвы пролились в огонь, как керосин. Он взметнулся вверх широким желтым языком.
— Арменроут Вандербут, пятый сын война второй когорты. Ущербная Луна питает мой род. Да не видать мне ее благословения в небесах так же верно, как моей руке гореть, если позволю себе хоть слово лжи.
— Полная Луна принимает твои слова, а мы слушаем остальное.
Глава 10. Пыльно. Сейчас чихну
Арменроут как будто окаменел, когда на него с одинаковым выражением уставились двенадцать, простите, морд. Двенадцать одинаковых оскалов. Старцы, чего греха таить, прожили дольше, чем того требовал волчий век. Каждому перевалило за тысячу. Искру жизни в них поддерживали искусственно: все члены семьи добавляли немного своего огня в очаг, у которого целыми днями грелся аксакал.
Такой участи я бы не пожелала никому. Когда-то славные войны, они превратились в мумии самих себя. С годами и вовсе утратили различия, надев вечные маски мудрости — на самом деле то ли агонии, то ли злобы по отношению ко всем живущим. Я много раз порывалась поговорить на эту тему с отцом, убедить его, что это страшный обычай, от которого необходимо избавляться.
Но папа, в каких-то вопросах такой современный, здесь упирался четырьмя лапами, и утверждал, что в повседневной жизни это обыкновенные старики и, только сбившись в кучу, они превращаются в горошины, выпавшие из одного стручка. В ярых поборников традиций, готовых сожрать всякого инакомыслящего. Почему-то Рудольф Вольфдерлайн предпочитал держать их за спиной и давал им некоторую волю, а мы с Маркусом слишком привыкли во всем на него полагаться.
Тем не менее, мне точно известно, что отец отказался пополнить их ряды в будущем. Такое же отречение подписал дер Варр. Мне же, «всего лишь женщине», эта участь и не грозила. Но спроси кто-нибудь из этих двоих упрямцев моего мнения, я бы ничем не покривила против правил свободного народа: нет высшей чести, чем погибнуть в бою. Если уж волка ждет другая смерть, то пусть хотя бы не будет позорной. Разве найдется что-то более унизительное, чем веками взирать на молодых, капая слюной от ненависти к их живому пламени.
Арменроут думал так же. Он испуганно обернулся на меня. Но я подняла ладонь вверх, давая понять, что мы за него, и никакие умертвия ему не страшны. Сама же, — я тоже имею право на защиту, — острожно сжала большой палец Маркуса. Несколько часов назад между нами были в ходу другие ласки, но разве высокородные не должны поддерживать друг друга в любой ситуации…
Странно, его рука холодна, словно мы в зимнем лесу, а у запястья пылает. Маркус дернулся, как от боли, но в этот момент наш одаренный шестикурсник заговорил. От его слов зависело, как в академии в этом году пойдет дальнейший образовательный процесс. И отношения с вампирами и их покровительницей, разумеется. Эх, папа-папа, это же все по твоей части.
— Занятие началось вполне спокойно. Вампираская госпожа представилась, рассказала об их иерархии, выборной в отличие от нашей. О том, что представители ее рода на протяжении всей истории то и дело возглавляли кланы…
— То были ее потомки. О родителях де Стайн или об обратившем ее кровососе сведений не сохранилось, — прокряхтел почтеннейший, сидевший справа, ближе всех к нам. — Это существо не раз затевало против оборотней большие войны. Зачем ее сюда притащили?
Ему ответил другой дед, я про себя обозвала его Шамкающий:
— Это все Вольфдерлайн. Кстати, где этот мальчишка, почему он не отвечает перед всеми?
Нестройно зашуршали остальные, но Маркус махнул Арменроуту, чтобы тот продолжал.
— Мне не показалось, что ребята как-то выражали недовольство или возмущались. С нами с утра поговорила госпожа Дариана и курс отдавал себе отчет, что на наш эксперимент смотрят все Белые Горы, — мальчик только нащупал нить повествования, как его снова перебили.
— Конечно, ты вообще не глядел по сторонам, вы с Делией полчаса только и делали, что обжимались. А на первых рядах нервничали; я слышала смешки, чмоканье и свист, — это вмешалась Веста. Высокая, немного полноватая и недовольная своей личной жизнью, точнее ее отсутствием.
Раздался нестройный лай старейшин — тех, кто поближе, просили пересказать услышанное те, кто подальше. Я чувствовала, что закипаю. Все-таки вести диалог они не способны. Выносить приговор, изгнать там или проклясть, это смогут. Тогда дер Варр взял дознание в свои руки.
— Поясни, что именно было не так. Они освистывали преподавателя? — вообще это стандартная процедура проверки на прочность наставника-новичка, и Веста об этом знала.
— Реагировали главным образом мальчишки. Словно перед ними стояла аппетитная волчица в непристойной позе — но не все, лишь те, кто находился ближе к ней. Внешне она выглядела абсолютно обычно. Все закрыто, даже руки и шея. Я почти уверена, что это от ее запаха, но дотягивался он на тот момент недалеко и настигал лишь самых чутких. В каждой параллели есть свои озабоченные, ну вы понимаете.
— Арменроут, что скажешь? Ты оказался дальше всех и все посторонние запахи перебивала твоя девушка.
— Эээ, в какой-то момент этим ароматом накрыло аудиторию. Его нельзя было проигнорировать. Видимо, это как-то связано с тем, что преподавательница разозлилась. Дубина Бергович назвал ее цыпочкой и предложил… я бы не хотел повторять это при дамах…
— Валяй, что уже теперь, — Маркус расстроен, даже аксакалы перестали возмущенно шелестеть.
— Предложил распушить перышки у него между ног. Предположу, что доне Аделаиде такого не говорили. Ну за последние пару тысяч лет. Она взъярилась, и от этого стало только хуже. Задние ряды к этому времени сообразили, что скандал в разгаре, все заволновались, а она стала пахнуть, как… мне даже не подобрать слов.
— Как сука, которую пометил один из верховных альфа-самцов, и у нее началась течка, — услужливо подсказала Веста.
Повисло молчание, мы все пытались переварить услышанное. Не знаю, что произошло у Аделаиды с отцом, но то, что ей пришлось испытать, — стать объектом неконтролируемого вожделения двух десятков юных волков — определенно оправдывало любые формы самообороны. Наша история хранила несколько постыдных случаев, о которых молчали учебники, — когда альфа по какой-то причине не завершал начатое, не успевал овладеть выбранной самкой, и его женщину рвали на части.
