— Ну, если вы должны, милорд.
Это было так, будто она взяла его в руку, настолько быстро он затвердел. Этот ужин станет самой длинной трапезой в его жизни.
— Я не могу понять этого. Три рыцаря, один из которых барон, и все без оруженосцев.
Алейда, обхватив себя руками, рассматривала двух стоящих перед ней мужчин.
— Вы не танцуете, не поете, не охотитесь с соколами. Следующее что вы мне скажете, это то, что не играете в шахматы.
Иво засмеялся.
— Я не силён в этом.
Алейда взглянула на Бранда.
— А Вы, мессир?
— Вовсе не умею, миледи, — ответил он и, взяв кружку с элем, занял место справа от Иво. По традиции, сэру Ари также следовало сидеть за высоким столом, рядом с Алейдой, но он, как оказалось, снова исчез незадолго до ужина, и на его месте сидел отец Теобальд. Этот разговор начался с замечания Алейды о пропавшем сенешале, и, кроме того, о резьбе, которой занимался Освальд. И эта беседа показала печальный недостаток такта у ее мужа и его рыцарей. Даже у Невилла и его жалких друзей были оруженосцы — и их оруженосцы даже играли шахматы. Эти двое же, казалось, были воспитаны волками.
— А что насчет сэра Ари? — спросила она. — Он играет?
Иво перевел взгляд на Бранда, который пожал плечами.
— Я так не думаю.
Алейда нахмурилась.
— Мессиры, и из какой же страны вы двое прибыли, что ее благородные рыцари не играют в шахматы?
Иво послал Бранду быстрый предостерегающий взгляд, но когда он встретился глазами с Алейдой, выражение его лица было вежливым.
— Что вы имете в виду?
— Сэр Ари сказал, что он и сэр Бранд не норманны, и ясно, что они не англичане, — сказала она. Она наклонилась вперед так, чтобы лучше видеть Бранда. — Но он не сказал, откуда вы прибыли?
— Э…
— Гэлдерс, — непринужденно ответил Иво.
— Ага, Гэлдерс, — словно эхо повторил Бранд.
Иво взял Алейду за руку и начал водить по каждому пальчику девушки, посылая дрожь вверх по ее руке.
— Как тебе пришло в голову спросить Ари откуда он?
— В тот первый день, мы говорили о тебе, и он назвал тебя Иваром, — ответила она.
Его прикосновение сбивало с толку, но не настолько сильно, чтобы она не могла не заметить взглядов, которыми он снова обменялся с Брандом. Что — то в этом разговоре заставляло их быть осторожными. Она наблюдала за их лицами очень внимательно, когда рассказывала остальную часть разговора с сенешалем.
По мере того как она говорила, лицо Бранда становилось все более мрачным, а затем внезапно просветлело.
— Я помню Ивара. Он был хорошим парнем, таким, с которым ты хочешь быть рядом во время сражения, но который был дьяволом с девушками.
— Правда? — Алейда подняла бровь. — Сэр Ари говорил, что он был старым.
— О, ну вероятно, он таким казался Ари. Он намного моложе меня. — Уголки его глаз изогнулись от веселья. — Но я знал Ивара, когда он был в расцвете сил, и женщины любили его также сильно, как он их. И это правда. Он каждую ночь находил бы девушку, желающую …
— Бранд, — прервал его Иво. — Это неподходящий разговор для моей жены.
— Да. Я полагаю, что так, — согласился Бранд, в то время когда его ухмылка стала шире. — Хотя неудивительно, что Ари так думал о нем. Ивар был больше похож на отца Теобальда.
Алейда взглянула на священника, с животом, который был похож на бочонок пива и с редеющими волосами цвета соломы. Да, не того сорта, подумала она, чтобы идти к девушкам через всю деревню, даже если бы он не был священником. Ее сомнение, должно быть, отразилось на лице, ибо отец Теобальд внезапно покраснел, а Иво и Бранд рассмеялись. Она почувствовала, что краснеет, но затем, когда их смех заразил ее, она захихикала.
— Я сожалею, святой отец. Это только … — она поняла, что не может ничего объяснить, без того, чтобы не сделать все еще хуже, и засмеялась еще громче. Отец Теобальд, благослови его, просто взглянул вниз, погладил свой живот и тоже засмеялся.
Когда смех затих, Бранд снова обратился к Алейде.
— Итак, миледи, Вы говорите, что раз я рыцарь, то должен научиться играть в шахматы.
— Чем скорее, тем лучше.
Несколько быстрых распоряжений, и два человека были посланы наверх за шахматной доской, а другие слуги принялись убирать со столов.
Когда Алейда показывала, куда поставить доску и стулья, Иво подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи.
— Жена, что ты делаешь?
— Готовлюсь научить твоего человека играть в шахматы, милорд.
Он наклонился вперед и прижался ртом к ее ушку.
— Если помнишь, ты должна выучить свои собственные уроки. Научить произносить мое имя?
Если бы он прямо там развел ей ноги, он едва ли смог бы вызвать больший беспорядок в ее мыслях или теле. Как и раньше в соларе, желание затопило ее, словно сам Люцифер прошептал ей прямо в ухо, что, возможно, было бы приятнее пропустить ужин ради уроков ее мужа. Она балансировала на крае этого распутства, когда ответила ему:
— Я только пытаюсь делать, как ты просил, милорд. Стараюсь узнать тебя лучше.
— Обучая Бранда играть в шахматы?
— Слуги господина — это отражение его характера, — сказала она скромно, а он только мог заскрежетать зубами от такой профанации, которая показала, насколько сильно ему не понравился ее аргумент. В нескольких шагах от них отец Теобальд изучал их с явным любопытством, вероятно ожидая какого — нибудь признака несдержанности, чтобы в следующий раз обратить на нее внимание на мессе. Его беспокойство было оправдано. На губах Алейды блуждала чуть заметная улыбка.
— Я не могу сейчас уйти, милорд. Это будет неприлично. — Не говоря уже о том, что все поймут.
— Назови ему все шахматные фигуры и покажи, как они двигаются, — сказал Иво. — Затем попроси кого — нибудь еще сменить тебя и извинись.
Одна ее половина обдумывала его властный приказ, в то время как другая ее часть, та, которую он научил страстно желать его прикосновений, заставила ее кивнуть.
— Да, милорд.
Он мягко сжал ее плечи, и она услышала смех в его голосе, когда он произнес:
— Иво.
Затем он ушел, так как Бранд отвел его в сторону для разговора. А она осталась, задаваясь вопросом, как быстро она смогла бы объяснить основы игры, и захочет ли отец Теобальд помогать, принимая во внимание, что сэр Бранд раздражал его.
— Где, дьявол его возьми, этот Гэлдерс? — потребовал ответа низким голосом Бранд, как только они оказались вне пределов слышимости других.
— Я думаю, между Фландрией и Саксонией. Мы не можем сказать, что мы норвежцы. Память еще слишком свежа на этих побережьях.
