твоя, превращая их в пустоши. Но здесь, в общине, мы сделаем всё, чтобы в твоём сердце вновь зазеленела трава и распустились цветы. Это хорошо, что ты увидела свою суть и осознала её. Без этого исцеление было бы невозможным.
Тари бы поспорила: хорошо ли осознать такое? Никогда, даже в самые тяжёлые моменты своей жизни она ещё не испытывала такой безысходности, не тонула в столь непроглядном мраке. Но рядом была старшая мать, и она засветила для Тари маячок, призывно мигающий где-то в гуще этого мрака. Остаётся только идти на свет, идти на свет и на голос старшей матери, навстречу обещанному исцелению и покою…
«Я сейчас подойду к тебе. Ты должна будешь взяться за мой ремень сзади и не отпускать, что бы ни случилось. Справишься?» – донеслось откуда-то из глубины подсознания Тари и притупило ноющее чувство бессилия и страха. Тамари открыла глаза.
– Разве эта мерзость… эта пустота может быть моей сутью? – тихо спросила она.
Старшая мать хмыкнула себе под нос и протянула Тари чашку чая, но девушка не взяла её.
– Во мне есть тьма, – продолжила Тари, – и я чувствую её. Но это лишь какая-то часть меня, не я сама. Я не могу вся полностью быть такой. Не хочу!
– Вот для этого и нужно исцеление, милая. Мы поможем тебе. Возьми чашку.
Тамари поглядела в кружащиеся в светло-зелёном напитке чаинки. Их хоровод заманивал, словно русалочья песня – в омут, завораживал и уговаривал выпить отвар немедленно, весь до донышка. Выпить и уснуть…
«…и не отпускать, что бы ни случилось…»
– Сами пейте свой чай! – вскинулась Тари. – Я не верю вам! Я лучше, чем вы мне показали!
– Просто доверься мне, и я исцелю твою тьму, как исцелила тьму остальных братьев и сестёр общины, – убаюкивала старшая мать. – Выпей чаю, деточка, и успокойся!
«Лучше бы ты погибла тогда, в ту ночь, но ты даже сдохнуть вовремя не можешь!»
Тари чувствовала, как сгущается тьма внутри неё, как призывно и ярко мигает в этой черноте маяк старшей матери и как рвётся на этот свет её душа, уже согласная принять любые условия, лишь бы спрятаться в тёплом гнезде общины, подальше от страшного мира. Но кто-то как будто не пускает её, не отдаёт старшей матери, крепко держит иссечённой шрамами рукой – и верой в то, что Тари – не тьма, пусть этой тьмы в ней немало.
«Я спас тебя. Всё будет хорошо, слышишь?»
– Нет! – Тари отворачивается от предлагаемого чая, она хотела бы оттолкнуть руки старшей матери, но на это сил у неё уже не осталось. – Что вы хотите сделать со мной под видом этого вашего «исцеления»?
«Ты чудовище, Тари. И это не лечится».
– Выпей чаю! – голос Нилы на миг стал строже.
– Нет, – повторила Тари, – во мне есть свет, и я буду за него бороться!
– Ты слаба, девочка моя, – проворковала старшая мать, – одной с такой ношей не справиться. Только я смогу помочь тебе! Так позволь мне сделать это, – Нила поднажала ещё, пытаясь сломить девушку: сломленных проще использовать.
«Напрасно, Тари. Ты знаешь, что напрасно…»
«Делай, что хочешь, только оставь меня в покое».
Тари уже не могла сопротивляться, но её словно перемотали невидимой изолентой, которая не позволяла старшей матери сокрушить девушку окончательно. Сквозь шум в голове Тари, сквозь страшные, режущие по живому воспоминания, пробивался знакомый голос, тёплый, как какао, с горчинкой шоколадной хрипотцы: «Не сдавайся. Ты нужна мне», и она верила ему, а не старшей матери, и неосознанно чувствовала: он – тот, кто смог бы залечить её незаживающие раны, – он, а не Нила.
«Тари, я обещаю помочь. Позволь мне сделать это. Бесполезно бежать от страха. Чтобы победить страх, его нужно правильно встретить».
– Я исцелю тебя, деточка! – старшая мать улыбается ласково и успокаивающе, но улыбка насквозь фальшива – теперь Тамари видит это.
– Нет, – едва слышно ответила Тари, – вы лишь разрушите меня… Чтобы потом создать то, что вам нужно… Я хочу уехать.
Взгляд профессора похолодел, губы поджались, сложившись в тонкую нить: она недооценила связь грапи с этим одноглазым, и он решил-таки за неё побороться.
– Конечно, деточка! – процедила она. – Ты здесь по доброй воле и можешь уйти, когда захочешь. Но сейчас тебе нужно отдохнуть, – и Нила, дёрнув Тари за волосы, запрокинула её голову, силой вливая отвар в рот. – А позже мы попробуем ещё раз, – добавила уже ласковей, опуская обмякшую Тари на пуф.
***
Эльсу рвало в кустах на обочине. Агнесья металась над ней из стороны в сторону, причитая, чем же могли накормить ребёнка, что ему так поплохело. Кай и Бор вылезли из кабины и стояли у фургона, не зная, чем помочь. Эльса тянула время, как могла. Желудок её был уже пуст, но она старательно продолжала то и дело нырять в кусты с громким «буэ-э». Если Берен не появится с минуты на минуту, придётся выдумывать что-то ещё, например, врать о поносе. Но этого не потребовалось: вдалеке послышалось стрекотание мотоциклетного мотора, которое очень быстро приближалось.
– Кого ещё несёт? – проворчал Бор, вытаскивая из кабины два обреза, один из них он протянул Каю.
Берен затормозил в нескольких шагах от фургона, поставил мотоцикл на подножку. Мужчины его, конечно же, сразу узнали, напряглись, но на прицел брать не спешили.
– Что ты тут забыл? – недружелюбно крикнул Бор.
– Где Тари? – не обращая внимания на мужчин, спросил Берен у Эльсы.
– Она осталась в общине, – ответила девочка.
– Мужик, езжай-ка отсюда, – предостерегающе произнёс Кай.
– Как раз это и собираюсь сделать, – спокойно согласился Берен, – раз уж Тари с вами нет.
Он сунул руку в карман куртки, и Бор сразу вскинул обрез.
– Да не дёргайся ты, – усмехнулся Берен, – как видишь, моя винтовка осталась в чехле, – он кивнул на торчащее из-за плеча зачехлённое ружьё и одновременно вытащил из кармана зажатую в ладони гранату.
Выдернутая чека звякнула об асфальт раньше, чем Бор с Каем успели что-то сообразить.
– Ой, – с мрачным сарказмом обронил Берен, не спуская с них тяжёлого взгляда.
Глава 15
– Эльса, иди сюда, – позвал Берен, по прежнему глядя на мужчин, замерших, где стояли.
Агнесья тоненько запричитала, хотела удержать девочку за плечи, но та скинула с себя руки Агнесьи, отбежала от неё и спряталась за Берена.
– Оружие в фургон, – не повышая голос, скомандовал Берен.
Кай и Бор, нехотя, но всё-таки поплелись к отворённой двери кузова и сложили внутрь свои обрезы.
– А теперь – байк.
– Мы тебе грузчики, что ли? – возмутился Кай.
– Байк – в фургон.
Берен стоял с непроницаемым лицом и единственным своим глазом умудрялся сверлить обоих сразу: и Бора, и Кая. Последний вздохнул, скривился, но пришлось подчиниться: у кого в руке граната без чеки – тот и прав.
– А теперь отошли на десять шагов, – сказал егерь, когда мотоцикл оказался в машине. – Эльса, полезай внутрь, запри двери.
– Ты не сможешь вести с гранатой в руке! – выкрикнул Кай, отойдя в сторону.
– Я и не буду, – спокойно возразил Берен, – выброшу её в окно, когда отъедем. В ваших интересах держаться подальше. Лучше лёжа лицом вниз.
– Мамочки мои! – взвыла Агнесья, всё это время тихо поскуливавшая.
– Какого цвета граната? – шёпотом спросил у Кая Бор: он не различал цветов, но побывал на войне и знал, чем отличается боевая граната от учебной.
– Вроде чёрная, – почти не разжимая губ, прошипел Кай.
– «Вроде» или чёрная?
Когда Берен, открывая дверь машины, повернулся к мужчинам слепой стороной, Бор сделал шаг вперёд. Кай повторил его манёвр.
– Чёрная.
– Учебная, – едва слышно процедил Бор, – и сделал ещё шаг, но в этот раз Берен вовремя оглянулся.
Егерь успел отскочить от фургона и метнуть гранату в бросившихся на него мужчин. Она попала Бору в лоб, едва не свалив его с ног. Кай инстинктивно вильнул в сторону, чем сыграл на руку Берену: тот уклонился от удара, подставил ему подножку и, рванув за рубаху, перенаправил головой в железный бок фургона. По громкому «бам-м-м» егерь понял, что Кай благополучно долетел, куда его послали, но взглядом провожать его было некогда.
Бор напал слева, из слепой зоны, поэтому первый удар егерь пропустил, и кулак противника с треском впечатался ему в челюсть. Рот наполнился кровью из разбитой губы, перед глазами на миг потемнело, но от второго удара Берен увернулся, врезав Бору под дых.
Кай налетел сзади, обхватил Берена руками, пытаясь удержать, но тот рванул его вперёд, перекинув через плечо. Кай кувырнулся через егеря, не успев ничего сообразить, только сапоги в воздухе мелькнули и – оба сразу – попали по голове разогнувшемуся после удара Бору, сшибив его
