с ног.
Едва Берен выпрямился, на него с визгом и перекошенным от ужаса лицом бросилась Агнесья, вооружённая толстой корявой веткой. Но добежать до егеря женщина не успела: из фургона пушистой рыжей пулей вылетел Макс. Лис прыгнул, рассчитывая вцепиться в дубинку, но слишком уж высоко женщина задрала её над головой, и лисьи зубы сомкнулись на её локте. Агнесья выронила ветку, завизжала ещё пронзительнее, попыталась стряхнуть с себя лиса, но тот зафиксировался надёжнее любой пиявки.
Отвлёкшись на них, Берен не успел среагировать, когда кто-то из поваленных наземь противников подсёк его под ноги. Егерь упал, тут же верхом на него уселся Бор и зарядил Берену по лицу правым и левым кулаком по очереди. Ударить в третий раз он не успел: Берен перехватил его руки, дёрнул на себя, боднул Бора головой в лоб. Егерь перекатился вместе с противником, меняясь с ним местами. Оказавшись под Береном, Бор даже дёрнуться не успел: его сразу же вырубил егерский кулак, врезавшийся промеж глаз.
Сзади на Берена бросился Кай и, обхватив его локтем за шею, рванул вверх в удушающем захвате. Берен вскочил на ноги, со всей силы припечатал Кая спиной о фургон и врезал ему локтем под рёбра. Хватка на горле егеря ослабла, он вывернулся, оказавшись лицом к Каю, дважды быстро ударил в корпус слева и справа и «загасил» его апперкотом в голову.
Макс, всё это время с угрожающим подвыванием гонявший Агнесью, не давая ей приблизиться к дерущимся мужчинам, с разбега заскочил обратно в фургон. Берен глянул на женщину, и она, залепетав что-то невнятное и умоляюще заломив брови, вскинула перед собой ладони, попятилась.
– Дура, – буркнул егерь: он и не собирался бить её.
Откинув Кая от фургона, Берен сел за руль и, лихо развернув машину на узкой дороге, поехал обратно к общине.
– Испугалась? – спросил он у Эльсы.
– Нет, – не без нотки хвастовства ответила девочка. – Я знала, что ты приедешь! Гудвин сказал.
Берен о чём-то задумался.
– Это Гудвин подсказал тебе оставлять браслеты на дороге? – наконец спросил он.
– Ага. А ещё – съесть ягоды, чтобы стошнило! И Гудвин знал, что отвары старшей матери пить нельзя. Но Тари пила. Она какая-то странная после них стала. Какая-то вялая. Мы же спасём её, да?
– Спасём. Скажи, малая, Тари плавать умеет?
– Как рыба! Она очень хорошо плавает. И меня научила.
– Это всё упрощает, – пробормотал егерь себе под нос.
Он спрятал фургон в зарослях орешника на другом берегу реки напротив общины. Берен забрался в кузов, попросил у Эльсы флягу, которую дала ей старшая мать, и, вылив отвар, наполнил её бензином из запасной канистры. На самом дне мотоциклетного кофра отыскал зажигалку: хорошая штука, ещё армейская, работает без осечек и воды не боится.
– Как мы будем её спасать? – поинтересовалась Эльса, с готовностью подскочив на ноги.
– Я переплыву на ту сторону, устрою поджог, чтобы их отвлечь, найду Тари, и мы переплывём обратно. А вы с Максом будете сторожить фургон. Нам несдобровать, если кто-то пролезет внутрь и угонит его. Работа непростая: нужно будет запереть все двери и окна и сидеть здесь очень тихо, чтобы никто не нашёл машину. Справишься?
Эльса с серьёзным видом кивнула.
– А если Тари всё ещё сонная после этих отваров, она не утонет?
– Я не дам ей утонуть. Ты, главное, ничего не бойся. Договорились? И за Максом пригляди, он не слишком-то смелый.
– Неправда! – возмутилась девочка. – Вон как он тебя от Агнесьи защищал! Ты должен его поблагодарить.
– Спасибо, Макс, – Берен улыбнулся, потрепав лисицу по ушам, – и тебе спасибо, малая, за то, что догадалась отстегнуть его ремни на мотоцикле.
– Это тоже Гудвин подсказал.
– Умный парень этот твой Гудвин!
Эльса расплылась в довольной улыбке.
Берен разделся, оставшись в одних джинсах. Закрепил на ремне флягу с бензином и сунул в карман зажигалку.
– Запри двери, – кивнул он девочке, – скоро вернусь. Вместе с Тари, – и вышел из фургона.
План был не слишком-то надёжный, не до конца продуманный, и в любой момент что-то могло пойти не так. Но за свою службу в зачистке Берену приходилось столько раз вытаскивать людей из ещё более опасных обстоятельств вообще без всякого плана, когда времени на размышления, как и сейчас, не было, что этот момент его не особенно беспокоил. Беспокоило то, что он всё ещё не чувствовал Тари, хотя был уже так близко к ней. Неужели он опоздал?
Доплыл до общины Берен быстро. Хозяйственные постройки стояли совсем близко к воде, и их слепые спины без окон соединялись в сплошную стену, но в одном домике была дверь – выход к реке. Разумеется, запертая.
Берен подкрался к двери, прислушался. Внутри громко фыркнула лошадь и глухо зацокала копытами.
– Налей коням воды и ступай, – раздался мужской голос, – я с остальным справлюсь.
– Я могу с тобой съездить, помочь! – ответил ломающийся мальчишеский.
– Не в этот раз. Ну чего надулся-то сразу? В следующий раз съездишь!
– У вас всегда всё до следующего раза, – обиженно ответил мальчишка, – а я взрослый уже, мне надоели детские поручения, я на равных с остальными хочу работать!
– Ишь ты, на равных! – крякнул мужчина, и Берену показалось, что голос принадлежит человеку уже в возрасте. – Ну, кобылу тогда в телегу запряги, раз помочь хочешь. Но сначала за водой сбегай. Сделаешь – позовёшь. Я до Митрона пока дойду, он пива наварил.
Весело брякнули пустые железные вёдра, и Берен притаился за дверью: если парень его заметит, придётся оглушить мальчишку. Но тот не заметил: выскочил из конюшни и бодро потрусил к реке, даже не глянув по сторонам. Молодой, неосторожный. Берен проскользнул в пахнущий сеном и навозом полумрак конюшни, притаился в дальнем её углу, спрятавшись за кучей какого-то барахла и поломанных деревянных колёс. Мальчишка вернулся, опрокинул вёдра в поилку, запер заднюю дверь на щеколду, вывел из стойла кобылу и впряг её в деревянную телегу. Отойдя на шаг, окинул довольным взглядом свою работу, удовлетворённо кивнул.
– Стой здесь, Черника, сейчас дядька Савватий придёт. И не дури, как в прошлый раз! – он похлопал лошадь по лоснящейся шее и побежал за дядькой.
Берен покинул своё укрытие, бросил на телегу охапку сена, облил её бензином и щёлкнул зажигалкой. Вспыхнуло мгновенно, и лошадь сама бы рванула прочь, испугавшись огня, но Берен на всякий случай подстраховался и огрел её по крупу.
Черника вылетела из конюшни, громыхая полыхающей телегой, и понеслась, не разбирая дороги, в самый центр поселения. Куры, истерично квохча и теряя перья, едва успевали выскакивать из-под её копыт; наперерез лошади с заливистым лаем кинулись три собаки, ещё больше напугав её. Закричали женщины, мужчины побросали свои дела и побежали спасать кобылу и добро, которое она безжалостно крушила на своём пути. Та, вытаращив обезумевшие глаза, ломанулась в сторону. Заложив немыслимую петлю, вывалила остатки горящего сена на крылечко чьего-то домика, на полной скорости зацепила объятой огнём телегой одну из опор, державших навес над общим столом. Навес рухнул, загорелся; уже накрытый к обеду стол перевернулся, зазвенели бьющиеся тарелки. Из-за выпавшего сена загорелось и деревянное крылечко; от прудика уже бежали мужчины с вёдрами – тушить. Основная часть народа всё ещё пыталась поймать свихнувшуюся Чернику, но кобыла продолжала метаться по общине, нанося всё больший ущерб.
В этой неразберихе никто не обратил внимание на Берена, пробравшегося к голубому домику, окружённому белоснежными флоксами, который описала ему Эльса. Тари с закрытыми глазами лежала на кровати. Словно принцесса на картинках в старых детских книжках. На ней было всё то же белое платье в мережках, лицо в обрамлении чёрных волос казалось бледнее обычного, рука безжизненно свешивалась с кровати, касаясь пальцами деревянного пола. Первая мысль, пришедшая в голову Берена, перетянула сердце тонкой струной: ещё чуть-чуть – и разрежет его пополам. Тари казалась мёртвой. Такой же мёртвой, как лежащая в хрустальном гробу сказочная царевна… Не успел… Он рухнул на колени, прижал два пальца к её шее, замер, не дыша, в надежде нащупать пульс… Но разбуженная его прикосновением Тамари открыла глаза раньше.
– Берен? Что…
Он сгрёб её в охапку и порывисто прижал к себе, конец её фразы утонул в его железных объятиях. Щекой Тари почувствовала, как непривычно тяжело, скачками, бьётся его сердце.
– Уходим! – бросил он, подхватывая её на руки.
Суматоха на улице достигла своего пика, и Берену с Тари удалось проскочить обратно к конюшне незамеченными. Он перевёл дух, только когда
