— Прошу, — прошептала я. — не делай этого. Не заключай эту сделку.
— Слишком поздно, — Игендорн вдруг отпустил меня. Я пошатнулась и рухнула облаком лавандовых юбок и дрожащих конечностей. Он спрыгнул с помоста перед Келламом, сжал его плечи. — Сделка заключена, смертный. Ее свобода в обмен на ее Первую Любовь. Ты теперь принадлежишь мне. Вирда! — крикнул он странное слово, словно ударил хлыстом.
Два мужчины с головами быков вышли из толпы, встали по бокам от Келлама, огромные. Он выглядел, как ребенок на поле фермера Горлана… но в этот раз он не успел сбежать от быка. Они схватили его за руки, но он держал голову высоко, смотрел в глаза Игендорна.
Лорд фейри снова заговорил на странном языке, слова были резкими и кровожадными. Все отреагировали на его речь, вопя, хлопая и топая, помахали бокалами пенного напитка. Я не могла подняться, отползла на четвереньках к краю помоста.
— Что это? Что происходит? — осведомилась я.
Игендорн повернулся ко мне, жестоко улыбаясь.
— Это уже не твое дело, котенок. Он — мой, а ты свободна.
И он махнул быкам. Они потащили Келлама прочь, Игендорн шел следом. Толпа сомкнулась, закрывая от меня все, кроме золотой короны. Я смотрела, пока она не пропала из виду в тенях леса. Вскоре поляна опустела, и я осталась одна на помосте, все еще была в платье и короне из отполированных рогов.
29
Фэррин
Я не помнила, когда в последний раз плакала. Я обычно не поддавалась слезам. Я плакала, когда была маленькой, и мама родила ребенка, и маленькое семейное кладбище в поле пополнилось маленькой могилой. Тогда я рыдала.
И, может… если быть честной с собой… может, я пролил немного слез пять лет назад. Когда мой лучший друг уехал в университет.
Но это нее считалось. То были глупые слезы, не стоившие усилий, не стоившие головных болей, которые они оставили. Они вскоре высохли, и я сжала зубы и продолжила жить, не поддавалась больше такой глупости.
Но Келлам подобрался ко мне снова, опять меня разбил.
— Зараза! — возмутилась я, слезы лились между дрожащих пальцев, пока я пыталась подавить печаль гневом.
Беспомощность сотрясала меня. Игендорн убьет его. Я видела взгляд лорда фейри, и я не сомневалась в его намерениях. И как я могла это остановить? Даже если бы у меня был посох, что толку от моих мелких рун против такой древней силы и толпы монстров Игендорна?
— Матушка Улла, зараза, — зарычала я, сжимая пальцы, потянув за волосы у висков. Это было виной старой ведьмы округа. Только матушка Улла, которая никого так не любила, могла черство послать мужчину, как Келлам, к его смерти.
Но нет. Мое сердце трепыхалось в горле. Это было не виной матушки Уллы. Я была виновата. Я тряхнула головой, скрипнула зубами и гневно ударила по помосту кулаком, доски задрожали. Почему я позволила себе любить его? Я всегда знала, что это была плохая идея. Даже когда мы были детьми, когда я только ощутила зарождение чувства в сердце. Я ярко помнила, как мама отвела меня в сторону в один день и предупредила на ухо. Сын лорда Леокана и дочь столяра Боддарта не могли жить вместе, и мне стоило помнить о своем месте.
Но я не послушалась. Я смеялась над мамой, сказала ей не глупить, и что Келлам был просто глупым тощим парнем, и он был одиноким, а мне его было жаль. И все! Нечего переживать. И когда мама с пониманием посмотрела на меня, я разозлилась и ушла. Мы больше об этом не говорили.
Матушка была права. Я любила его. Всегда любила его.
И он умрет из-за моей любви.
Я села. Слезы еще лились по лицу, но медленно, а не горячими ручьями. Солнце садилось. Красные лучи озаряли вишневое дерево, превращая белые цветы в золотые. Вскоре наступит ночь… а я буду сидеть тут, одна в мире фейри. Свободна, да. Но я не знала, как попасть домой. Такую свободу купила мне жизнь Келлама. Проклятье!
Я судорожно вдохнула и поднялась неуклюже на ноги. Белые цветочки на моем платье увяли, лепестки стали коричневыми и быстро опадали. Все платье выглядело печальным и уставшим, как ощущала себя и я. Я шмыгнула носом, вытерла его ладонью и повернулась к лестнице.
Женщина-фейри стояла у основания лестницы. Она все еще была в серебряной короне. Ее глаза ярко сияли в свете заката.
Я вздрогнула и отпрянула на шаг. А потом сжала кулаки.
— Ты получила, что хотела, — прорычала горько я. — Надеюсь, это того стоило. Надеюсь, это стоило того, что хороший человек потеряет свою жизнь, чтобы ты сохранила свою гнилую корону!
Женщина-фейри медленно кивнула.
— Да, — сказала она. — Стоило.
А что я ожидала? Я спустилась, отчасти гадая, осмелюсь ли ударить женщину, когда подойду. Меня точно убьют за такое, но это могло того стоить. Но тогда Келлам зря умрет.
Кто будет виноват? Я не просила его отдавать за меня жизнь, да? Если я хотела, чтобы меня убили за драку с сильными фейри, это мое дело, не его.
Эти мысли и другие, куда больнее, крутились в моей голове, пока я спускалась. Я посмотрела на женщину-фейри. Она лениво смотрела на меня, как кот, наевшийся сливок, смотрел на птенца на лугу, гадая, стоило ли тратить силы на охоту.
— Ты можешь его спасти.
Я нахмурилась, а потом тряхнула головой и посмотрела на женщину, не зная, правильно ли я услышала.
— Что ты сказала?
— Ты можешь его спасти, — женщина изящно пожала плечами. — Если хочешь.
Это было уловкой, да? Фейри не были милосердными, и им было плевать на жизни смертных. Они жили ради обмана и жестокости.
Но я не смогла остановить вопрос:
— Как?
Женщина повернулась и пошла по поляне, платье развевалось за ней.
— Идем, — позвала она поверх плеча. — Сюда.
30
Келлам
Меня посадили в темную камеру под землей. Наверное, там же была Фэррин прошлой ночью.
Я сидел на каменной полке у стены, опустив голову, упершись локтями в колени, ладони свисали с запястий. Они убьют меня на рассвете. Игендорн мне четко сказал. Когда солнце взойдет, я умру. И все.
Может, у них был закон про казни на рассвете. Фейри любили законы, хоть кому-то со стороны они могли показаться странными.
Дрожа, я уткнулся лицом в свои ладони, запустил пальцы в спутанные волосы. Моя одежда засохла на моей коже, холодная, но дрожь не была связана с холодом. Жуткие часы тянулись передо мной, часы тьмы в обществе своего разума в ожидании смерти. Боги! Было бы проще, если бы они убили меня сразу. Покончили бы с этим.
Это того стоило. Я улыбнулся, пока дрожь сотрясала кости. Фэррин не была в лапах этого жуткого фейри. У нее будет хотя бы шанс. Шанс жить. Закончить обучение, оберегать свой круг, помогать жителям, может, миру. Найти свою Истинную Любовь.
Но… моя улыбка стала чуть шире. Глупо в такой ситуации, но сдержаться не удавалось. Она не найдет Первую Любовь. Теперь я знал. Я знал то, на что лишь надеялся все эти годы. Она любила меня. Она могла больше не любить меня, но раньше любила. Это было точно. Тогда я был слишком глупым, чтобы что-то сделать, чтобы даже поцеловать ее, когда был шанс. Слишком глупым, не смог отправить ей письма, которые писал годами… и хранил, а потом сжигал.
Почему я так боялся? Да, было страшно любому юноше оголять сердце и душу перед девушкой, как она. Но я должен был это сделать, использовать шанс. Может, тогда все сложилось бы иначе.
Ох, это все было не зря в конце. Она что-то ко мне чувствовала… достаточно сильное, чтобы эта сделка сработала. Я, Кэллам Леокан, умру, зная, что я был Первой Любовью Фэррин Боддарт.
Я сел, отклонился на стену, закрыл глаза. И ждал рассвета.
31
Фэррин
Дверь была покрыта лозами так, что ее было почти невозможно увидеть. Я бы прошла мимо, не поняв, что она была там, что я была в коридоре, технически в помещении. Место ощущалось как часть леса, просто вокруг все было в зелени.
Но, если склонить голову и посмотреть под другим углом, дать зрению расфокусироваться, роща изящных деревьев становилась изящным коридором с дверями и цветочными гобеленами. Сделал это гениальный архитектор или природа, но это было красивее любого замка.
