Попивая сладкое молоко из глиняной кружки, я задумчиво смотрела в окно. Звёзды перемигивались сегодня особенно загадочно. Блестящие точки прикрывались облаками, чтобы пошушукаться, а потом снова с довольным видом появиться на чёрном полотне ночи. Вот ведь нахалки, даже они пытались не выдать свои секреты.
— О, Великий Брат, услышь мои молитвы, — зашептала, обращаясь к небесам. — Я не имею права просить у тебя, но лишь ты способен помочь. Подари нам с Торе всего одну путеводную звёздочку. Не оставляй нас, прошу…
Крупные слёзы покатились по щекам. Ревела, запивая плач молоком. Напиток вдруг показался горьким, жгучим, будто мне в кружку добавили горсть перца, а не пару ложек мёда. Могла сколько угодно стараться не обидеть любимого командира, убеждая себя в необходимости остаться в Мариам, и даже смириться с вынужденным заточением, но душа рвалась на волю. Туда, где Ловчие осушат реки безумия, где мы с синьором Сальваторе совершим что-то действительно важное и сможем провести старость в пригороде Польнео, выращивая розы, потому что любовь не умирает. Великий Брат молчал, Бога не тронули женские слёзы. Наверное, таких рыдающих синьорин у него набирается в день по несколько тысяч, на всех божественных рук не хватит.
— Амэ, моя милая Амэ, — голос Тора за спиной и я вздрогнула. Он произнёс моё имя так нежно, словно никакой ссоры не было.
Командир стоял в дверях кухни в одних белоснежных панталонах, сверкая задорным взглядом. Вытерла слёзы, поставила кружку на стол и уставилась на синьора Сальваторе, желая понять, какая муха укусила кучерявого пухляка. Что заставило его забыть об обидах и появиться в кухне в одном нижнем белье, с блестящими озёрами синих глаз?
— Ты плакала? — он задал вопрос отрешённо. На самом деле его, как и Великого Брата, влага на моих глазах интересовала мало.
— Ерунда, — махнула рукой, — всё прошло… — Тор, ты в порядке? — вёрткий червячок недоброго предчувствия щекотал душу.
— Да! Нет! — он заметался по кухне. — Тут была метла. Ты видела здесь метлу, куколка?
Ещё как видела! Она стояла в дальнем углу, укрытая вечерней тенью, и, слава Великому Брату, Торе её не заметил. Не понимала, что происходит, но была совершенно уверена – метёлку кучерявому давать нельзя.
— Милый, зачем тебе метла на ночь глядя? Давай немного посидим у воды, выпьем молока с мёдом. Ты измотан плохими новостями.
— Амэ, я отлично себя чувствую, и представь себе, совершенно не злюсь. То есть я злился, но сейчас это не важно.
— А что важно? — подозрения неладного сменились крепкой уверенностью.
— Безумно хочу летать! Это невообразимо, но я чувствую — всё получится!
Взбрело человеку в голову поздним вечером полетать на метле — что здесь такого? Учитывая, что желание проснулось у командира Ловчих безумия, у мужчины, в конце концов — «обычное дело». Заявись сюда синьорина Эспозито с подобной идеей, я бы удивилась чуть меньше — всё же женщина, могла отхватить кусок ведьмовской фантазии, но синьор Сальваторе… О, Сильван! Мало ли, что могло стрястись с душевным равновесием Торе из-за криво исполненного заклятья Эммы. Самый лучший лекарь великих земель Ханерды — синьор Ландольфи – не смог до конца разобраться с возможными последствиями ошибки этой дуры.
Пока холодные капли догадок сползали по моей спине, командир отыскал метлу и победоносно вознёс её над кучерявой головой. Его глаза светились неподдельным азартом, тело разбирала дрожь предвкушения, а на лбу проступила испарина. Со знанием дела, словно заправская ведьма, Тор распахнул окно, впустив в кухню свежий влажный воздух, стянул панталоны и совершенно голый оседлал метёлку. Пикнуть не успела — новоиспечённый покоритель небес махнул с подоконника на улицу. Бросилась к открытым створкам и забыла, как дышать. Я ожидала увидеть командира барахтающимся в озере, а увидела его, рассекающим над тёмной гладью воды, верхом на метле. Нагой, счастливый, выкрикивающий что-то зажигательное Тор кружил в витиеватом полете, сверкая голой попой. Грешным делом подумала, что сплю. Потёрла кулаком глаза, больно ущипнула себя за локоть и с сожалением отметила — не сон.
«Торе, милый, что происходит?» — стучалась в мысли командира, но наша связь ослабла, он меня не слышал. Радостные крики любимого запросто могли поднять всех обитателей замка на ноги. Больше остального меня пугала перспектива объяснять Марте или Мими, какого фавна синьор Сальваторе летает на метёлке, словно он не командир Ловцов безумия, а самая настоящая дочь бездны.
— Куколка! Я леч-у-у-у! У-у-у… — одуревшим голосом вопил Торе.
— Святейшие печати! — неподдельное удивление Ромео отлично сочеталось с моей паникой. Лекарь встал рядом, наблюдая за полётом друга. — Амэ, ты тоже это видишь?
— Чтобы мне на месте провалиться, Ром — вижу. Синьор Тор Сальваторе, немедленно вернись в замок! — даже ногой топнула для убедительности, но куда там… Торе и не думал заканчивать, он вытворял на метле такое, что не каждая опытная сестра сумеет.
— С каждым часом всё интереснее и интереснее, — выдохнул Ромео. — Схожу за саквояжем, а ты придумай, как спустить нашу цыпочку.
Легко сказать — «придумай»… Оборвать безудержное веселье командира Ловчих можно заклинанием, но я боялась, что сил не хватит. Физически ощущала, как магия уверенным ручейком убегала из моего тела.
— Хватит глазеть — действуй! — синьор Ландольфи вернулся быстро. В одной руке он держал блестящий саквояж, в другой – стопку тетрадей. — Хочешь, чтобы наша наблюдательница разжилась ещё одной тайной?
— Я боюсь не справиться.
— Амэно! — Ром бросил вещи на стол и, резко развернув меня к себе, сжал плечи. — Ты до сих пор не поняла, что происходит? Твоя магия не исчезает, она утекает к Сальваторе.
— Невозможно, — замотала головой, отказываясь верить в этот бред. — Мужчины не могут… Или могут?
— Синьорина Гвидиче, поторопись, — лекарь хорошенько тряхнул меня и отпустил. — Тор до одури очарован новыми возможностями, ты с минуты на минуту утратишь магию и связь с ним. Только представь, куда его может занести на метле, какие безумные желания возникнут в голове синьора Сальваторе!
О, священные печати… Ромео прав. Сила бездны пьянит, особенно поначалу. Кажется, ты можешь всё и ещё чуть-чуть. Стихия в руках обладателя магии — игрушка, но эти ощущения обманчивы. Я превосходно помнила момент, когда колдовство впервые овладела мной: буря, шквал, неистовый прилив сил, желание веселиться, вершить волшебство. Тогда я едва понимала, что похожа на маленького ребёнка, который, обладая безудержной энергией, может пустить её себе же во вред.
— Silvana nominatur, usque ad terram… — слова заклинания вырвались из груди, и голова пошла кругом.
Кухня превратилась в сумасшедшую карусель, Успела лишь поднять глаза к небу, где до сих пор выписывал петли Сальваторе, и повалилась на пол.
— Silvana nomina… — попытка начать заново из положения лёжа закончилась прижатой к моему рту ладонью Ромео.
— Всё, отколдовалась, — карие глаза лекаря блестели в полумраке кухни. — Больше ни слова заклинания, Амэ. Магия тебе неподвластна.
Уговоры на синьора Сальваторе не действовали, сила покинула меня, а связь наших душ разорвалась — финал оказался быстрым и бесславным. Великий Брат, столько тузов в рукаве разом, а мы с Торе толком не успели воспользоваться ни одним из них. Тоску по несбывшимся надеждам пришлось отложить — Тор до сих пор кружил над Мариам и слава Великому брату пока не собирался улететь в поисках приключений на пухлую попу, но всё могло измениться.
Мы с Ромео поспешили во двор. Размахивая руками, звали командира, умоляли спуститься, позабыв об осторожности и сохранности тайн. Не обращая на нас внимания, синьор Сальваторе продолжал виртуозный танец на метле, рисуя в ночном небе завитки. Запах тины и отчаянья забил ноздри, звёзды откровенно смеялись, а осенний ветер только раззадоривал Тора. Он с упоением разгонялся ему навстречу, рвал поток воздуха в клочья и разворачивался, заставляя его догонять себя. Игрища не для слабонервных, но Торе, похоже, имел железные нервы и не чувствовал себя начинающим наездником. Наконец, кучерявый пухляк решил прекратить веселье, но вовсе не для того, чтобы вернуться в мои объятия. Он замер над тёмной водой, совсем рядом с приступком, на котором стояли мы с Ромом.