Жизнь научила Грегори нескольким прописным истинам. Например то, что глупый некромант-мёртвый некромант. Трусливый- аналогично. Слабый- тот же результат. В любом случае, если маг не умеет сноровисто махать мечам, прыгать до уровня драконьего филея и бегать, финал один- смерть. Стенли очень любил жизнь, особенно в такие моменты, поэтому и не раздумывая над моральной дилеммой: а уместно ли побеспокоить почившего градоправителя, сиганул к теоретически спасительному строению, как страстный инкуб к стенам борделя.
Он вынес двухстворчатую дверь волной чистой силы, плечом побоялся, ибо каменные створки не давали повода обольститься. В склепе было темно, сыро и душно. Воплощённый дух налетел на незримую преграду и снова завыл на одной мерзкой ноте, словно барана все никак зарезать не могут. Грегори поморщился и поковырялся в ухе, крови не было, а вот богопротивный комар успел присосаться. Мужчина сосредоточился на внутренних ощущениях, вытащил из-за голенища ритуальный нож и располосовал предплечье. Коснулся тёплой крови и наспех, прямо на каменном гробу, начертил пентаграмму заклинания. Костяная плеть оттянула руку, свилась длинным хвостом с тяжёлым набалдашником из ощетинившего черепа на конце.
Дух бесновался на границе. Выл, драл прозрачную плоть когтями. Он жаждал мести и крови. За ушедшую жизнь. Грегори облизал пересохшие губы с привкусом железа.
Вздох. Капля пота стекает в воротник рубашки.
Мужчина раскачивается из стороны в сторону. Плеть змеёй шуршит по гранитным плитам.
Выдох. Воплощение бьется в преграду. Удар и вой.
Некромант вскидывает на покойницу затянутые тьмой глаза. Выбрасывает руку влево, удар по стенам склепа. Цветы из тлена расчерчивают фрески.
Граница, что разделяет мужчину и нежить, крошиться. Беспокойница набрасывается.
Грегори взмахнул плетью. Она обвивает горло чудовища. Рывок к постаменту и крик нежити усиливается. А ещё отчётливо звучат глухие удары. Некромант перетягивает цепь. Как бродячая шавка дёргается воплощение некогда прекрасной девицы.
Грегори неуклонно двигается в выходу из усыпальницы, на поводке таща за собой тварь, что наматывает повод на истлевшие руки, пытаясь дотянуться до мужчины. В какой-то момент он теряет сноровку, и нежить оказывается слишком близко. Она выбрасывает скрюченные пальцы вперёд, раздирая на предплечье мага куртку, рубашку и кожу. А потом и вовсе осмелев, повторяет пример загонщика и дёргает цепь в сторону. Стенли больно впечатывается боком в стену, под плечом хрустят фрески и лепнина. Он не замечает, как конец заговоренной веревки снова болтается по полу, а нежить с разбега налетает на него, целя в шею. Мужчина сбрасывает с себя пинком беспокойницу и почти на пороге склепа случайно оборачивается. А чудовище, совладав с ударом, поднимается, бежит прямо на каменный гроб старого градоправителя. От таких телодвижений каменная глыба слетает с постамента и летит в некроманта. Грегори остаётся только драпать со всех ног. У него мысли с действиями редко расходятся, но мироздание внесло свои коррективы и боднуло чернокнижника в спину последним пристанищем основателя города. Мужчина бы потерял равновесие, если бы не плеть все ещё болталась в руке. Он вскинул оружие, и оно, оплетя одно из надгробий на манер лассо, дёрнуло мага в противоположную сторону. Чудище не оценила акробатики и теперь планомерно пихало гроб в сторону противника, норовя если не задавить, то погрести под оным.
Каменная домовина, словно на полозьях неслась за некромантом. Они бы разнесли половину кладбища, но мужчине надоело играть в догонялки и на крутом повороте он выбросил костяную плеть, сбивая покойницу. Та отпрянула. Маг повторил манёвр забирая выше, снова мечтая зацепить удавку на шее. И ему это удалось. Чудовище дёрнулась назад, бросая гроб, но мужчина вспрыгнул на него и потянул цепь на себя. Крышка, что и до этого уже съехала, не вдохновилась примером памятника и двинулась под ногами Грегори, что упирался в неё изо все сил. Тварь усилила меры и теперь дёргалась неравномерными, ломанными рывками. В итоге, единственное чего добились дуэлянты так это того, что саркофаг лишился своей верхней части. Стенли заранее извинился перед мощами почти святого человека и раскорячился внутри гроба, как неуклюжий паук, правда все это ногами. И тут усыпальница поехала, как крыша у постояльцев дома блаженных. Грегори сильнее перехватил цепь, а беспокойница, как добротная лошадь в упряжке, сиганула по могилам.
Над кладбищем разлетался отборный мат и редкие завывания, а некромант, словно в карете запряжённой хорошей гнедой, летел в гробу с воплощенным духом в оглобле. И все бы ничего, только им преградило путь ещё одно чудовище, в лохмотьях и грязи, с обескровленным лицом и шальными глазами на половину лица. Стенли даже засомневалась в своём рассудке, ибо не водилось в бестиарии такого экземпляра, но потом у него возле лица просвистела пуля. Мужчина звучно выругался и шлёпнулся в гроб, потеснив предыдущего владельца. Оный сразу выразил своё недовольство, и градоправительский череп угнездился на груди мародёра.
Костяная плеть оттягивала руку. Стенли аккуратно убрал за пазуху черепушку, все же неприятно выйдет, если главная часть основателя города затеряется, и приподнялся на локтях. В это время гроб скрежетал как раз возле диковиной твари, что при ближайшем рассмотрении оказалась всего лишь изгвазданным секретарём шерифа.
— Елей в сумке! Поджигай останки! — заорал некромант, забирая вправо своей колесницей. Мальчишка заторможенно кивнул и побежал к могиле.
Беспокойница заметив пополнение в стане врага, ещё упорнее старалась избавиться от извозчика и дёрнулась к богатой могиле какого-то поэта с аршинным памятником в изголовье. Некроманту такая рокировка не сулила ничего хорошего, поэтому он вернул себе вертикальное положение и принялся наматывать заговоренную цель себе на руку. Тварь сбавила ход, что не повлияло на скорость, с которой гроб рассекал просторы погоста. Потом она, видимо осмелев, развернулась и бросилась в лицо мужчине. Грегори банально впечатал в лоб кулаком, тем, где на манер кастета была плеть. Чудовище взвилось и повалило мужчину на спину. Где-то хрустнули кости. И Стенли был уверен, что не его.
Прошелестела молитва. Ломким, срывающимся голосом. Чернокнижник и воплощённый дух так обескураженно уставились друг на друга, что в глазах обоих читался ещё больший ужас, чем они доставили оппоненту. Причём у нежети проскользнуло желание прижаться сильнее к магу, он все же знакомый и без божественных песнопений, а тут одна непредсказуемость.
Костёр полыхнул над могилой беспокойницы, пропитывая запахом горелых костей всю округу. Дух заорал чуть ли не в ухо Грегори и забился в конвульсиях, которые перемежались огненными волнами. Маг попытался спихнуть с себя балласт, но лишь удовлетворился тем, что просто удалось выбраться из гроба. Полицейский стоял и дёрганной рукой продолжал плескать масло в огонь. Мужчина, прихрамывая, добрался до парня и выдернул из рук бутылку.
— Ч-что…
— Воплощённый дух, — рубанул Стенли, растирая копчик. — Обычно появляется от насильственной смерти и задерживается в мире живых на одном лишь желании мести. Рано или поздно сам бы выбрался, а так мы подсобили.
Чернокнижник наклонился к рабочей сумке и вытащил серебряную флягу с бренди. Отпил и, качнув в руках, предложил запуганному парнишке. Тот судорожно сглотнул и согнулся в приступе рвоты. Мужчина пожал плечами и ещё раз причастился к питью. Стар видимо становиться, вон всего полчаса поскакал по погосту, а уже выдохся.
— А что нам делать с кладбищем?
— Ничего… — меланхолично отозвался некромант. — Завтра журналисты сами придумают причину разгрома, а полиция не будет противиться.
— Но как же? — видимо обостренное чувство отвественности не давало покоя Фарнингу.
— Просто, — хлопнул его по плечу маг и убрал флягу. — И это… Ты когда стреляешь, хоть иногда целься, напарничек…
А на утро госпожа Фарнинг рассказывала за завтраком последние новости, в коих говорилось, что банда мародеров раскурочила кладбище и (о, ужас!) надругалась нал останками Говарда Вортиша, нахально разрушив склеп и попытавшись спереть каменный гроб. Льюис, слушавший матушку, промахнутся ложкой с манной кашей, норовя окунуть ее в чай и поспешил убраться в свою комнату. Переодевшись в форму, он брезгливо собрал вещи, в которых ночью был на погосте и из ворота грязной рубахи вывалится начищенный до белизны череп! Парень сел мимо стула. Потом реабилитировался и примостился прямо на кровать, благоговейно поставил на прикроватную тумбу мощи основателя города и произнёс ни к кому не обращаясь, но словно бы к старому градоправителю:
