— Допустим, — кивнула я сдержанно, — но не повезло. Так случается. Я жива, давай еще раз. Почему ты хотела меня убить?
Если причина в банальной ревности, я, пожалуй, сожгу ее. Иметь под боком человека столь глупого — даже если он друг, не надо уже никаких врагов.
— Это ты предала всех, — выдохнула Марго как-то слишком ровно. Слишком спокойно, не обвиняя, а доводя до меня общеизвестный факт. — Полагаешь, никто не знает? Думаешь, никто не знает, что все здесь из-за тебя?
В этом, возможно, есть смысл… Я не Аглая до конца, ее прошлое для меня — абсолютная тайна. Эта курочка что-то знала и проговорилась об этом отцу? Я сомневалась, что у нее были серьезные связи, что она могла, пыля юбками, нестись в местную жандармерию или приказ тайных дел, держа за пазухой перечень заговорщиков.
— Я? — все-таки уточнила я. — Кошечка, у тебя плохие источники…
Марго не ответила. Она тяжело дышала и все еще порывалась реветь, мне же было не до рефлексий и сантиментов. Я одернула себя: я усложняю, она не понимает моей речи. Проще и без иронии, хотя ирония все, что мне остается.
— Ладно. Кто хочет убить тебя? Ты-то кому помешала, — слова «больная на голову» я предусмотрительно проглотила.
Марго замерла, зашевелилась, повернула ко мне голову. Я только что спасла ее от очередного надругательства, и она все еще смотрит на меня так, словно это я толкнула ее в комнату, полную голодных мужчин. И будет смотреть, потому что переубедить ее никто не сможет, да и вряд ли захочет.
Мы гораздо охотнее верим в то, во что хотим, чем в истину, так уж устроен человек.
— Мой жених умер, ему не досталось отвара сталлы, — прошептала Марго. Я спрашивала ее о другом, но решила смолчать, пусть говорит, потом будет видно. — Я думала, меня тоже прикажут высечь. Как тебя. Ты заслужила. Но нет, комендант приказал отдать меня на потеху. А ты…
— Опустим пока меня, — остановила ее я, — как видишь, не мы здесь ставим условия. Что за отвар?
— Здесь все его пьют, иначе… замерзнут, — Марго всхлипнула и тут же скривилась. — Ты в бане его пила. Что, раньше не приходилось? Не было недостатка в деньгах и дровах? Или тебе, клятой, ледяная вода нипочем? Ты даже не заболела!
Тон ее менялся с плаксивого на издевательский, первый предвестник большой истерики, но мне она была нужна в здравом рассудке. Я закусила губы, оглянулась на дверь. Пусть выговорится, надеюсь, в потоке словесного хлама мне попадется бриллиант. Кое-что я уже узнала, пусть и не жизненно необходимое — об отваре, но это пока, может, в будущем это станет первостепенно.
— Вставай, пойдем, — приказала я. — Только не хнычь. Закроешься в комнате Теодоры. Там… — пока выдавать секреты преждевременно. Контакт, наладить контакт, худой мир предпочтительней доброй ссоры, а то, что Марго может сказать, важнее, чем мое к ней неприятие. — Увидишь, там тебя не тронет никто. Но сперва ответишь мне на вопросы, иначе стражу я сама позову, поверь, мне это никакого труда не составит. Меня боятся и правильно делают, а что же насчет тебя?
Конечно, Марго никуда не пошла, закопошилась на постели, бычась на меня, и я догадалась, что она после случившегося меня боится сильнее, чем стражу, но сбежать от меня или остаться со мной — она, как буриданов осел, не может решить, как будет лучше. Могла бы подумать, как будет хуже — но это высший для нее пилотаж.
Паршиво, что она знает то же, что и Аглая, еще паршивей то, что ни черта не знаю я. Два математика не доказывают друг другу известные с первого курса теоремы, а я — гуманитарий, купивший в переходе неплохо сделанный фальшивый диплом.
— Послушай, — я покусала губы, подбирая слова. Я не мастер искать формулировки, от меня никто никогда их не требовал. Руки и вкус — и, ах да, кому здесь нужно мое умение, разве что когда-нибудь там, где солнце никогда не прикрывается стыдливо тучами, я вновь возьму в руки ножницы и макияжную кисть. Нет макияжной кисти? Изобрету. — Послушай, я не держу на тебя зла. Мне очень жаль, что все так случилось, и если бы я могла, если бы я имела такую возможность, я сделала бы все как… сейчас, чтобы этого с тобой не произошло. Но, к сожалению, теперь тебе стоит подумать, как бы не понести, это раз, два — хочешь ты или нет, но придется тебе поделиться со мной всем, что ты знаешь. Давай. Если ты хочешь узнать ответ, почему ты меня не убила, то я скажу.
Наступило молчание. Я не торопила Марго, пусть соображает, ей необходимо определиться, на чьей она стороне. Да, принять помощь от человека, которого ты ненавидишь, сложно, но я не спросила ее, я сделала, и если у нее сработает механизм слабо изученной психологической защиты, она пойдет по самому простому пути: найдет во мне что-то хорошее, попытается разглядеть во мне друга, чтобы не спятить окончательно от осознания, что я ее просто подчинила себе.
— Скажи, — предложила Марго, не глядя на меня. — И скажи, почему ты сейчас прогнала стражников.
Хочет узнать, на что я способна, больше, чем мою мотивацию, или наоборот? Что я могу, я сама не знаю, но соврать меня права никто не лишил.
— Потому что мне не понравилось то, что они делают, — без малейших раздумий отозвалась я, и я могла растекаться мыслью дальше, но чем скорее Марго получит конкретный ответ на свой вопрос, тем большее я буду иметь преимущество. Паршиво, что мне приходится выдумывать на ходу. — Мое проклятье сильнее, вот и все. Ты убедилась, как я управляюсь с пламенем.
— Но это был Святой Огонь, — с сомнением напомнила Марго. Она напряглась, но и я видела, насколько моя версия криво пошита. Прости, дорогая, ничего умнее мне в голову в пришло.
— Или просто огонь, — кивнула я, опуская детали. — На этой развалине был самый обычный огонь. Как в этой свече. — Вранье. Святой Огонь, потому что гнев Филата был непритворен, потому что он ударил Марго за кощунство, обмануть бывшего монаха ни один капитан бы не смог. — Итак? Моя смерть против твоей смерти?
Марго наконец села, а я, возможно, впервые смогла ее как следует — как вышло в полутьме — рассмотреть. Красивая, вероятно, красивее самой Аглаи, а как, кстати, выгляжу я? Молодая, но постарше Теодоры, первые морщинки уже пробиваются. Жизнь у нее была нелегка или генетика, которую никто никогда ни в одном из миров не отменял? И волосы, отметила я удовлетворенно, у Аглаи волосы намного лучше, потому что у Вселенной дурацкое, как выяснилось, чувство юмора, и здорово, что Юлия Гуревич была парикмахером, а не системным администратором или проктологом, хотя для того, чтобы раскопать эту задницу, проктолог — самое то…
— Когда арестовали полковника Дитриха, — Марго смотрела в сторону — преувеличенно, — последнего из всех, это стало ясно всем. Мне сказал Станислав, его нет в живых, твое слово против моего. Но это неважно.
Да из тебя все придется тянуть клещами, вздохнула я. Ничего, у меня времени очень много, вся ночь и еще бог знает сколько. Итак, здесь все, если верить Марго, желают не ее, а моей смерти. И даже не каждый второй, вот такая несправедливая арифметика.
— Что именно он тебе сказал?
— Что об участии полковника никто из арестованных на допросе не говорил. Все знали, что он не связан с покушением на императора напрямую, его не привечали при дворе после того, как он на тебе женился, — и тут она соизволила повернуть голову в мою сторону, — это фрейлина Дивеева постаралась.
— Да черт с ней, — буркнула я и мысленно отвесила себе такую затрещину, что, будь она настоящей, я слетела бы с кровати в дальний угол. — Плевать, — перевела я. — Значит, никто из заговорщиков не упоминал имя моего мужа. Потом его арестовали, и кто-то решил, что это я проговорилась.
Марго продолжала смотреть на меня, и я догадалась, что она хочет встать с кровати, но боится попросить отойти. Хорошо, я поднялась, пересела к себе, презрев все условности, забралась на кровать с ногами, поджала их под себя — Марго промолчит? Да! — стала ждать, что она собирается делать. Марго села, помолчала, взяла еду. Проголодалась, бедная кошечка, хмыкнула я, или очень быстро придумывает, что ляпнуть, пока ест.
