Снег начал сходить, и моё сердце взволнованно затрепетало.
Маэрэльд часто мелькала между деревьев во время тренировок, с заботой наблюдая за всем, что я делаю. Порой она появлялась в неожиданном сопровождении: огромный белый волк плавно скользил меж снегов, вопросительно поглядывая на королеву. Казалось, они общаются, но я так ни разу и не увидел, чтобы губы азаани или пасть волка приоткрывались. Рингелан, похоже, был заинтересован в происходящем намного сильнее, чем ему бы того хотелось: в его присутствии я неизменно чувствовал на себе его холодный пронзительный взгляд, но исключительно через волчье обличие — сам он ни за что не показался бы в Арруме.
— Я должна показать тебе кое-что, — произнесла азаани, как только наше с Финдиром занятие подошло к концу. — Подойди, Териат.
Я сделал несколько шагов к ней навстречу, и она протянула руку, положив её мне на шею. Простояв так несколько мгновений, она подошла вплотную и прижала меня к груди, обхватив голову руками; так, как прижимают маленького ребенка, не в силах иначе выразить чувств. Я ощутил себя абсолютно беззащитным в её объятиях. Её пальцы блуждали в моих волосах, успокаивающе поглаживая их, а грудь усыпляюще ритмично вздымалась от дыхания. Наклонившись к моему левому уху, она аккуратно, стараясь не задеть незажившие раны, развернула мою голову, как бы подбираясь к уху сзади.
— На колени.
Ноги подогнулись, не взирая на моё нежелание выполнять приказ, и я упал к ногам королевы. Тело её светилось, будто окруженное мириадами светлячков, а глаза горели зелёным пламенем.
— Так сможет сделать любой, чья энергия сильнее твоей, — извиняющимся тоном пропела она, и я почувствовал, как она слабила своё влияние, тем самым позволяя встать. — И кто сможет добраться до твоего уха.
— Какую роль здесь играет…
— Вот здесь, — Маэрэльд протянула руку и коснулась места за левым ухом, у самого основания шеи. — Самое опасное место в теле. Его не защищают доспехами, и для многих воинов это становится роковой ошибкой.
— Но вы поразили меня не мечом.
— Если бы ты был при дворе короля хоть раз, ты бы увидел, что его друид или маг всегда сидит слева от него. Это место крайне чувствительно, оно позволяет внушать и управлять. Если направлять магию конкретно туда или же говорить, находясь к нему вплотную, то тебе будут беспрекословно подчиняться. Разумеется, если обладать необходимыми способностями.
— Покажите, — предложил я.
— Разве предыдущая демонстрация тебя не убедила?
— Покажите, — настаивал я. — Я хочу понять, что происходит в моём теле, когда на меня воздействуют, чтобы определить это чувство, если вновь его испытаю.
— Ты прав. Это может быть полезно, — согласилась королева, наклоняясь к моему левому уху, но тут же замерла там, терзаемая сомнениями. Она не хотела причинять мне боль, но нельзя придумать пример нагляднее; ей просто требовалось время, чтобы найти в себе силы это произнести. — Ты стар и страшно болен.
Сковывающее чувство прокатилось по телу, впиваясь когтями во все кости и мышцы. Магия в моей груди забилась в истерике, пытаясь стряхнуть с себя цепи и разрушить стены, моля выпустить её и позволить побороть проникшую в тело заразу, но я нарочно оставил её запертой. В спину будто воткнулась стрела — так резко она заболела, — и я, с трудом согнувшись и тяжело дыша, опустился на землю. Мысли спутались, а взгляд перестал фокусироваться на близких объектах, и лицо Маэрэльд размылось, превратившись в слегка сияющее светлое пятно. Я лёг на спину. Тело стало гореть изнутри, но мерзнуть снаружи, и дрожь захватила всё моё существо, заставляя зубы стучать друг об друга. Боль пронзала меня острыми клинками в разные части тела с периодичностью в несколько секунд, а я едва мог пошевелиться. Мне не хватало сил даже сжать ладонь в кулак.
Минуту назад молодой и здоровый, сейчас я был готов молить о смерти.
Неожиданно появившись, болезнь так же мгновенно отступила. Ломота в костях прошла, мышцы перестали ныть, температура тела нормализовалась. Я наконец смог взглянуть в лицо королевы, стыдливо опущенное, и даже заметить слезу, скатившуюся по веснушчатой щеке. Как только ощутил в себе достаточно сил, чтобы подняться, я тут же вскочил на ноги и заключил королеву в объятия.
— Это была моя просьба, — успокаивал я её, совершенно позабыв о боли, только что разрывавшей тело на куски. — Вам не стоит так переживать.
— Прости мне мою чувствительность. Больно смотреть, как страдает дитя.
— Магия во мне взбесилась, как только почувствовала пробравшегося в разум чужака.
— Возможно, она смогла бы тебя защитить. Однажды ты это проверишь, — сказала она, но затем шепотом добавила: — Но надеюсь, что надобности не возникнет.
Растаявший снег напитал земли Аррума влагой, и первоцветы начали радовать взоры лесных жителей. Завидев гонцов из Греи или услышав любой шум со стороны тракта, все завороженно замирали, ожидая услышать, что принцесса вернулась, однако воды на побережьях Куориана упорно не желали оттаивать.
Предвкушая приближающееся приключение, все учителя уменьшили количество тренировок. Чтобы не выглядеть подозрительно во время жизни в замке, мне необходимо было вспомнить и перенять обычный режим дня: люди там позволяют себе здоровый сон, ходят на завтраки, обеды и ужины строго по расписанию, а ещё ведут непринуждённые беседы, о существовании которых я совершенно позабыл. Чтобы восполнить пробел в последних, я вновь стал много времени проводить с Индисом, и тот, казалось, был невероятно счастлив: он в мельчайших деталях рассказывал мне обо всём, что я пропустил в жизни Аррума и Греи, а я непременно переспрашивал, чтобы как можно глубже вникнуть в некоторые из событий.
— Думаете, у меня получится? — спросил я друзей, вновь атакованный сомнениями.
— Скажу «нет», только если сможешь в красках описать свой будущий провал.
Индис поддерживал меня так, как я и не смел просить. Я видел его и рано утром по дороге к Финдиру, и поздно ночью, возвращаясь от Киана, и днём, когда он, как бы случайно проходя мимо, приносил мне что-нибудь перекусить; каждый раз без исключения он находил слова, чтобы подбодрить, и шутил, чтобы снять не покидающее меня напряжение.
— Ты уверен, что это всё необходимо? — спросила Бэтиель.
Её уверенность во мне, напротив, поутихла в последние недели. То, как самоотверженно она вмешалась в разговор аирати и азаани, предлагая мою кандидатуру и считая её лучшей из возможных, совершенно не вязалось с тем, как она морщилась при каждом упоминании о близлежащем замке. Возможно, дело вновь было в её матери; совет беспокоился, что она могла узнать во мне эльфа, но я совершенно точно знал, что никогда в жизни с ней не встречался — слишком давно она безвылазно жила при дворе короля.
— Не я всё это придумал, — напомнил я. — И не я развязываю войны со всеми подряд.
— Я в курсе, — фыркнула она, сложив руки на груди. Вспомнив уроки Киана, я улыбнулся. — И всё же, может, есть какой-то более безопасный для всех вариант? Кто знает, что с тобой сделает король, узнав, что ты следишь за ним?
— Не хотелось бы это узнать, — прошептал Индис, но Бэт, сделав вид или действительно не заметив, продолжила.
— Что, если мать всё же почувствует в тебе эльфа и окажется настолько жестока, что поведает об этом королю? Что, если твоя принцесса не станет тебе помогать?
Подтолкнутая гневом Бэтиель приблизилась на несколько шагов, но, остановившись, кардинально сменилась в настроении. Беспокойство и нежность опустились на её лицо, и, несомненно, эти эмоции красили её куда больше. Пухлые губы чуть приоткрылись, а рука потянулась к моему лицу.
— Ты знала, что… — начал я, но она по-прежнему не замечала никаких слов, кроме своих.
— Ты почти не спишь, изнуренный тренировками, — продолжила она, двумя пальцами заправляя пряди моих волос за едва зажившее ухо. — И твои уши… Это ужасно.
— Ты знала, что я говорил об Ариадне? — Накрытый волной беспокойства, я схватил её руку. — Тогда, в замке аирати, ты… ты хотела рассказать, верно?
