Крыс.
Сначала Лоуренсио даже не понял смысла письма.
Потом оскорбился, что его назвали сеньором.
И только потом…
Ударило осознание. Жестко, резко, остро…
Да, гонки.
И ночь, и улицы города, и эйфория, и удар о мобиль… и кровь. И Анхель говорил, что никто никого не убил? Или…
Лоуренсио сжал гадкую бумажку в кулаке так, что едва не порвал.
Нет-нет, он подождет, он не станет паниковать, он…
Вот придет Анхель, и они обсудят эту ситуацию.
* * *
Сначала Мерседес хотела устроить бабушке и деду скандал.
Окажись они вот прямо рядом-рядом, она бы так и поступила.
А чего они?!
Это ее папа и мама! То есть папа… слезы потекли самопроизвольно. Закапали на воротничок платья… папочка. Как страшно осознавать вот это слово – навсегда.
И что тебя – нет!
Впрочем, в семнадцать лет смерть осознается плохо, даже своя. Поэтому Мерседес долго не плакала.
Маму она не потеряет! Не даст! Не позволит!!!
Итак, что именно она может сделать?
Во-первых, подумать, кому и зачем она понадобилась. Не мама, нет. Именно сама Мерседес.
Во-вторых, подготовить с девочками ловушку на похитителя. А что? Феола не ставила себе цели захватить кого-то. Но она наверняка сможет. А там уж…
Они расспросят негодяев и все разузнают!
В-третьих, поговорить со следователем.
Ага… ровно через десять минут благие намерения были смыты, как вода в известной белой фаянсовой емкости. Когда бабушка подняла брови привычным жестом.
– Мерседес, ты плакала? Так и знала, не надо было тебя отпускать.
– А у меня нет поводов плакать? – мягко уточнила внучка.
Идана Мерседес на секунду стушевалась. И тут же получила еще раз.
– Бабушка, я понимаю, что меня не стоит принимать в расчет, что со мной можно не считаться, но… те же газеты? Сколько ты собиралась скрывать от меня правду?
– Подруги сказали? – мрачно уточнила бабушка.
– Сказали. И?..
Идана Мерседес потерла лицо руками, безжалостно смазывая косметику. И плевать на нее три раза.
– Сегодня бы и сказала. Еще до разговора со следователем. Просто тебе хотелось к подругам, и я решила не расстраивать тебя раньше времени. Похищение – это явно не просто так. Это должно быть взаимосвязано…
Мерседес кивнула.
Должно. Осталось понять, как именно оно взаимосвязано. Зачем кому-то нужна именно она? Будь жив отец, Мерседес бы подумала про выкуп. Но бабушка и дед… нет, вряд ли. У них просто нет столько денег. Но что тогда?
Нет, не понять…
– Я поговорю со следователем. В этой ситуации обязательно надо разобраться.
По лицу Иданы скользнула одна-единственная слезинка.
– Мне так хотелось, чтобы в твоем детстве не было этой грязи…
– Мое детство кончилось той ночью, когда убили моего отца, – жестко ответила Мерседес. – И мне уже семнадцать. Я пойду к себе. И жду следователя.
* * *
Не то чтобы Тересе очень хотелось общаться с кузеном Пабло. Он старше, он дурак и задавака. Все детство он дергал девушку за волосы, а последнее время вообще распоясался, и норовил ущипнуть пониже спины.
Дурак!
С другой стороны, у нее сегодня выходной. С теткой так – не отвоюешь свое сразу, потом вовек не дождешься и не добьешься. И надо решаться, и беседовать с кузеном именно сегодня. Тем более работает он очень удачно для Тересы. Охранником в морге. Это называется охрана, а так… сторож. Самый обычный сторож, ну, может, еще грузчик, когда что-то поднести надо.
С другой стороны, видит он много, слышит много, а память у него отличная. Особенно на то, что его никак не касается.
А вот и морг.
И Пабло.
– Кузина Тереса! Риша!
Тереса едва не зашипела. Вот это «Риша» она терпеть не могла.
Тереса – Триша – Риша… да?
Нет! Триша – это Беатрисия. А она – Треси! Вот!
– Кузен Пабло! Рада тебя видеть!
– Какими судьбами? Я так редко тебя сейчас вижу, ты постоянно занята у этой своей тетки…
– Хочу стать модисткой, – пожала плечами Тереса.
– Зачем? – совершенно искренне удивился Пабло. – Ты же понимаешь, что ничего не добьешься! Зачем тебе там руки ломать?
– А что мне надо делать? – мягко уточнила Тереса, борясь с желанием дать пинка идиоту. Нет, ну неужели ЭТО кому-то еще и нравится? Он ведь симпатичный, высокий, стройный, черноглазый, с правильными чертами лица… Но стоит Пабло раскрыть рот!..
Всё. Тересе тут же хочется взять лопату, а потом обеспечить себе алиби и закопать труп поглубже.
– Замуж выйти, – привычно не заметил ее состояния Пабло. – Бабам надо выходить замуж, а потом пусть муж их обеспечивает.
– А если муж не сможет этого сделать? – мягко напомнила Тереса прописную истину. – Вот не заработает он достаточно?
– Чего это я не заработаю? – даже обиделся Пабло. – Я здесь вполне прилично получаю! Квартирку снимаю, правда, но если женюсь, приведу жену к родителям. Чтобы мама приглядывала, пока я работаю! Она же и с детьми поможет.
– Сочувствую твоей будущей супруге, – кивнула Тереса.
С матерью Пабло она была неплохо знакома – все ж родня. И все эти годы наблюдала одно и то же. С одной стороны – мать у Пабло была сущей гидрой, которая сожрала бы любую претендентку на ее сыночку. Ибо нет достойных… Принцессы нет, а кто-то ниже рангом Паблито не подходит. Увы.
С другой стороны: а почему весь женский мир Астилии не бьется в конвульсиях от счастья? Это же ПАБЛО! Он должен только пальчиком тыкать и выбирать, а женщины должны падать, падать и падать от восторга. А они чего-то не падают. Точно – дуры.
Тереса ее не раздражала, потому как дальняя родственница. И никаких видов на Паблито не имеет. Но тоже дура, понятное дело.
– Не, мама счастлива будет, – отмахнулся Пабло. – Риша, я ей сказал, что подожду еще годик, а потом мы с тобой и пожениться сможем.
– Че-го?!
Если бы Тересу палкой по голове ударили, она бы и тогда так не ошалела.
По-же-нить-ся?!
Она – и этот гамадрил?!
Да с какого, простите, перепуга?! Она к нему пальцем не притронется, не то чтобы замуж выходить! Это ж бред сивой кобылы в безлунную ночь на кладбище! Столько даже не выпить!
– Ага… так что ты на работе не надрывайся. Я тебя из этого паршивого ателье заберу. Будешь мне рубаки шить. И кальсоны…
И заржал, недоумок.
Тереса сжала кулаки.
Потом медленно их разжала, сосчитала до десяти сначала в одну сторону, потом обратно, поняла, что надо было считать до ста.
И решила плюнуть на дипломатию.
Даже если она ничего не узнает, Пабло надо как можно скорее разуверить в его заблуждениях. Потом ведь не отобьешься.
– Да оставайся ты последним мужчиной на земле, я бы в монастырь ушла!
– Чего?
– Того, недоумок! Чтобы за тебя замуж выйти, последнего ума лишиться надо! Поищи себе жену среди обезьян, говорят, в королевский зверинец горилл завезли!
Если кто-то думает, что Пабло обиделся…
Как-то отреагировал на оскорбления?
Принял их на свой счет?
Трижды ХА! И снова ХА! Вместо того, чтобы услышать и осознать, Тересу окинули восхищенным взглядом.
– Вот, я матери и сказал, что ты мне подойдешь. А что сиськи маловаты, так вырастут…
Тереса едва не возвела глаза к небу. Потом опустила пониже, прикидывая, куда бы пнуть идиота. Если словами не доходит, так, может, через яйца?
Но прежде чем она прицелилась, ее сгребли в объятия.
– Ух, хороша!
Жадные руки мяли задницу через платье, прижимали к горячему мужскому телу… Тереса забилась, понимая, что ударить в пах будет сложно… по ноге?
Прежде чем она успела принять хоть какое-то решение…
– Руки убрал! Немедленно!
Голос словно лед, такой, колотый – и с размаху, чтобы за шиворот, чтобы охладить… Тереса застыла.
Пабло, как более тупой, оказался устойчивее.
– Сень… ой, тан некромант!
Проняло.
Руки словно водоросли, расплелись, соскользнули, и Тереса получила свободу.
И все же выполнила свое желание. А именно – что есть силы пнула недоумка по яйцам. От души.
А потом разревелась. И тоже – от души… и знать бы еще – почему? Но слезы как-то сами лились, перемешиваясь с соплями. М-да…
* * *
Хавьер Карраско вмешиваться ни во что не собирался. Вот еще не хватало.
Да хоть там охранник кого… люби! Хоть
