нахмурился и взглянул на меня из-под насупленных бровей. Вздохнул, но за ложку-то сразу схватился. Еще бы. Голод не тетка, а он худенький такой. Кожа да кости. И куда только вся еда девается? В рост, видать, идет. Так-то у них, в Академии, кормят хорошо.
Я повела носом. Точно, у меня мои любимые тушеные грибы с картошечкой, а парнишке-то дядька Силай гуляш мясной подал.
Принялся мой Лаврик наворачивать гуляш, да за пару минут очистил горшочек до дна. Я только головой покачала. Точно, все в рост. Да и источник магический своего требует, не отнять.
Интересно мне стало, что за магия у парнишки. Вскользь глянула еще раз на ауру. Одно поняла, что не маг огня он.
Что ж тогда делает в Боевой Академии-то?
— Спасибо, дядька Силай, — Лаврик даже ложку облизал и в горшочек положил. Дядька Силай, который так и не соизволил показаться на глаза, одобрительно крякнул.
Любил он, вот прямо как моя бабуля, когда тарелки пустые оставались.
А Лаврик опять вздохнул и посмотрел на меня своими большими серыми глазами.
Вот вижу, что ничего он рассказывать не хочет, но куда деваться?
Я ж не отстану. Ведь это первый на моей памяти случай, когда чужой человек смог увидеть сумрачную рысь.
Взглянул парнишка исподлобья и нехотя начал:
— Чего рассказывать-то… Ну, я это, родителей своих не помню.
Я села поудобнее и посмаковала последний, самый вкусный грибок. Белые грибы моя слабость, ага. Вот как. Родителей он своих не помнит… Похожи мы с ним. Я вздохнула и перекинула косу за спину. Ложку-то отложила и даже не заметила, как и горшочек, и ложка исчезли.
— Ну, тут рядом вот, с самой Академией, старик один жил. Я у него и рос, — продолжил Лаврик и тут браслет на его руке залило яркое сияние.
Парнишка вскочил как ужаленный и с явным облегчением крикнул:
— Ректор вызывает! — и был таков.
Я с досады даже ногой топнула. Да как же так-то! Вот не люблю, когда только начнешь слушать да переживать, и на тебе.
Ректор его вызывает. И тут мое сердце вдруг забилось. Светлая мать… Ну что ж такое со мной. Вот что значит ведьмочка я молодая, не инициированная. От одного упоминания о ректоре в жар кинуло. Ох, не о том думаешь Ведяночка, не о том.
Даже разозлилась. Дел у самой по горло, а в голове опять ректор поселился. Ну уж нет. Пора с новым хозяйством разобраться, а не это вот все, дела-то сердечные.
Пойду домик хорошенько рассмотрю. И да, на огородик обязательно нужно сбегать. Но пока с фамильяром своим поговорю. Строго, причем.
— Рыська! — сказала я. — А ты мне ничего сказать не хочешь?
Фамильяр неожиданно потянулся и зевнул. Да так, что сразу ясно стало — не хочет. И ведь не заставишь. Такой он у меня. А мне ж интересно прямо ужас как. И злость на него уже прошла. Ведь сытая ведьмочка это ж совсем другое дело! Покушала хорошо, прям тепло на сердце стало.
— Ры-ысь, — протянула я. — Мой ты фамильяр или где? Ведьмочка твоя просит, а ты…
Рыська приоткрыл правый глаз и нехотя ответил:
— Ну Ведя-ан… Будто сама не знаешь, что увидел он меня тогда, неужто не помнишь?
— Да помню я все. Но то тогда, и вроде обошлось. Подумал парнишка, что показалось ему. А сейчас-то что случилось?
Рыська приоткрыл второй глаз:
— Что-что… Опять увидел.
Я вот прямо подпрыгнула:
— Да как увидел, если ты у себя был, в подпространстве? И котелок ведь глубоко так стоял, в печи, — я расстроено махнула рукой.
— Это что же получается? Так тебя и любой увидеть может. Не дело это!
— Эх, Ведянка… — Рыська подобрал лапы и уселся на лавке, обвив себя пушистым хвостом, прямо вот как настоящий домашний кот.
— Слыхал я, что анимаги могут нас видеть.
Я ахнула. Но потом затрясла головой:
— Ну нет, Рыська. Вон, Тильдушка сказала, что дядька Симеон у них анимагию преподает. Значит, и сам он анимаг. А тебя-то не увидел!
И я победно уставилась на своего фамильяра.
Рыська опять зевнул во всю пасть и прикрыл свои наглючие глаза.
Нет, что-то он точно знает. Но скрывает! От меня, родной ведьмочки, скрывает. Ну, ничего. Все тайное становится явным, как иной раз говаривала бабуля. Не хочет отвечать, не надо. Знаю я, у кого мне спросить-то. И пусть Лаврик унесся прямо как на пожар, но наша родовая ведьминская книга от меня никуда не денется.
Я прищурилась.
— А достань-ка мне, Рыська, книгу. Давненько я в нее не заглядывала.
Фамильяр мой хмыкнул только и ловко нырнул в котелок. Ну, конечно, в этой просьбе он никак не мог отказать мне.
Я же скорее руки протерла вышитым полотенцем, очень кстати оказавшемся на столе.
Потому что негоже книгу брать не протертыми руками. Пирожок-то ела ведь.
Книга наша родовая особа непростая. Ох и непростая.
Ведь может и в руки не дастся. А если настроение плохое, так и цапнуть может. Древняя она у нас и зубастая стала. Уж такая древняя, что не сразу и поймет, кто ее пытается открыть-то. За давностью лет память уже не та стала, а вот насчет зубастости так наоборот.
Злости поднакопила, бедолага. Еще бы. Да кому ж это понравиться, лежать Светлая мать знает где, вдали от родных ведьмочек.
Одиночество-то никому впрок нейдет. Но что ж поделать. Ведьмы нашего рода могли ее хранить только там. Безопаснее так. И ведьмочкам, и особенно окружающим.
— Держи, Ведянка! — недовольно прошипел мгновенно возвратившийся Рыська и тяжелая книга брякнулась на стол. Ну, отказать он мне не мог, принес. Но недовольства не скрывал. Беспокоится, значит.
Светлая мать, да книга никак еще темнее стала? Переплет почернел, а на обложке совсем ничего не видно. Только серебряные застежки как-то подозрительно бодро блестят.
Я сглотнула. Стоит ли мне ее открывать? Эх, если бы рядом была госпожа Кряжская… Вот тогда я бы была куда спокойнее. Бабуля говорила, что ректор Ведьминской академии найдет подход к книге любого ведьминского рода.
Но ее рядом нету. А любопытство… Нет, я знаю, что одной Варваре даже чуть нос не оторвало, слишком уж она была любопытная.
Бабуля так говорила, еще в раннем детстве, когда я протягивала свои ручки к вместилищу знаний рода. Так бабуля называла ее, книгу-то нашу.
Но бабули рядом тоже нету.
Так что теперь, так и ходить в неведении?
