тяжелым; внутри под детскими игрушками и бумагами что-то звякало.
— Кезлон италик двадцать четыре? [145] — спросила я, и она улыбнулась, разом помолодев лет на десять.
— Весь, кроме буквы Х. Пришлось переплавить ее и продать ювелиру, чтобы раздобыть еды, после того как Фергус уехал. Там есть Х, только обычная, из свинца, — добавила она, забирая у меня мешочек.
— А гауди болд десять? [146]
Джейми и Фергус выплавили из золота два полных комплекта шрифтов, выкрасили их чернилами и натерли сажей, чтобы те были неотличимы от обычных свинцовых литер, скромно выстроившихся на полках за типографским станком.
Привязывая мешочек обратно, Марсали покачала головой.
— Их Фергус забрал. Хотел спрятать где-нибудь, на всякий случай. Кажется, вы устали с дороги, матушка Клэр. — Она подалась ближе, вглядываясь мне в лицо. — Может, отправить Джоан в таверну за кувшинчиком сидра?
— Было бы здорово, — согласилась я, будучи немного не в себе после недавних откровений. — А Анри-Кристиан — где он? Здесь?
— Наверное, во дворе, с друзьями. Сейчас позову. — Она встала. — На вид он такой крошка — беспомощный, жалкий, потому что плохо спит. Но голосище как у быка, и сил не меньше. — Марсали улыбнулась, невзирая на усталость, и прошла в жилую часть типографии, громко позвав: — Анри-Кристиан!
«Вдруг дом подожгут». По спине у меня побежал холодок. Кто подожжет? Британская армия? Лоялисты? Как она вообще управляется одна и с домом, и с семейным делом, когда муж в бегах, а на руках — больной ребенок, которого нельзя оставлять ночью одного? В последнем письме она описывала «ужасную ситуацию», в которую они угодили. А ведь тогда Фергус был дома!
Что ж, теперь она не одна. Впервые после отъезда из Шотландии я ощутила нечто большее, чем мрачную предопределенность своего пути. Напишу вечером Джейми. Конечно, он может уехать из Лаллиброха прежде, чем дойдет мое письмо, но, по крайней мере, Дженни и остальные будут знать, что здесь происходит. А если Йен вдруг жив… хотя даже думать об этом не стоит, потому что я словно тороплю его смерть, лишь бы поскорее увидеть мужа. Правда, и сам Йен наверняка желал бы, чтобы все уже закончилось…
Невеселые мысли вскоре развеялись, потому что вернулась Марсали, а за ней бежал Анри-Кристиан.
— Бабуля! — завопил он и кинулся мне на шею, чудом не свалив с ног. Для такого крохи он был на удивление тяжелым.
Ребенок ткнулся носом мне в плечо, а меня затопила тихая радость. Я поцеловала его и обняла покрепче. Рваная рана на сердце, оставшаяся после отбытия Мэнди и Джема, понемногу затягивалась. Живя в Шотландии, я и забыла, что у меня есть еще четверо чудесных внуков. Слава богу, что мне об этом напомнили.
— Хочешь покажу фокус? — прохрипел Анри-Кристиан. Марсали права, голос у него и впрямь как у быка.
Я кивнула. Мальчик слез с моих ног, вытащил из кармана три крохотных кожаных мешочка, набитых отрубями, и принялся ловко ими жонглировать.
— Его папа научил, — похвасталась Марсали.
— Когда я стану таким же большим, как Жермен, папа и меня научит обчищать карманы!
Марсали с тихим стоном прижала ладонь ко рту.
— Анри-Кристиан, нельзя так говорить! — строго сказала она. — Никому, слышишь?! Вдруг кто услышит?
Он смущенно покосился на меня, но все-таки кивнул.
Холодные мурашки вновь забегали по спине. Получается, Жермен промышляет воровством? Я взглянула на Марсали, но она покачала головой: потом.
— Ну-ка, малыш, открой рот и высунь язык, — велела я Анри-Кристиану. — Дай бабуля посмотрит на твое горлышко, а то ты хрипишь.
— Хррррр, — передразнил он, но все-таки послушно разинул рот. Оттуда пахнуло гнилью, и даже при слабом свете я увидела вспухшие миндалины, чуть ли не полностью перекрывавшие горло.
— Господи боже… — пробормотала я, крутя его голову из стороны в сторону. — Как он вообще может есть, не говоря уж о том, чтобы спать?
— Иногда он ест очень плохо, — сдавленным голосом отозвалась Марсали. — Если только молока немного выпьет, при этом плачет так, будто его ножами кромсают. Бедняжка… — Она села рядом, откидывая темные прядки с раскрасневшегося личика сына. — Матушка Клэр, как думаете, можно что-нибудь сделать?
— Да, конечно. Само собой, — заявила я уверенно, хотя в глубине души мучилась сомнениями.
Напряжение, в котором все это время жила Марсали, выплеснулось из нее хлынувшими по щекам слезами. Она прижала сына к груди, чтобы тот не видел, как она плачет, а я обняла обоих и погладила приемную дочь по голове, чувствуя исходящий от нее затхлый запах страха и усталости.
— Все будет хорошо, — заверила я ее. — Я здесь. Можешь поспать.
* * *
Марсали проспала весь день и всю ночь. Я тоже устала с дороги, поэтому прикорнула на большом стуле возле кухонного очага, держа Анри-Кристиана на коленях. Ночью он и впрямь дважды переставал дышать, и, хотя мне легко удавалось привести его в чувство, надо было срочно что-то делать. Поэтому наутро, отдохнув, умывшись и наскоро перекусив, я отправилась на поиски необходимых лекарств и инвентаря.
С собой у меня были лишь самые простые медицинские инструменты, но тонзиллэктомия и аденоидэктомия не требуют ничего запредельного.
Жаль, что Йена здесь нет. Его помощь пригодилась бы и мне, и Марсали. Но мужчинам его возраста находиться в городе опасно. Подозрительного на вид парня (каким он, собственно, и был) наверняка остановит первый же британский патруль. Его начнут допрашивать, а то и вовсе арестуют. Кроме того, Йен горел желанием поскорее отыскать Рэйчел Хантер.
Найти двух человек и собаку где-то между Канадой и Чарльстоном, полагаясь лишь на собственные ноги и хорошо подвешенный язык, — дело непростое и способное обескуражить любого, но только не того, в ком течет кровь Фрэзеров. На вид покладистый, Йен отличался тем же упрямством, что и Джейми, и, если надо, был готов пройти сквозь огонь и воду.
Правда, у Йена имелась неплохая зацепка. Денни Хантер наверняка не бросил врачебное ремесло. Если так, он должен был вступить в ряды Континентальной армии. Поэтому Йен решил разузнать, где находится ближайшая ее часть, и уже оттуда начинать расспросы. Для этого ему придется побродить по окраинам, посидеть в кабаках и с помощью местных сплетников разузнать, не видели ли где солдат.
Впрочем, я добилась от него обещания прислать весточку в типографию Фергуса, как только он найдет какую-нибудь подсказку.
Мне же оставалось лишь вознести краткую молитву своему и без того измотанному ангелу-хранителю (я представляла его в виде старушки с крайне озабоченным лицом) и заняться наконец делом.
Я шла по грязным улочкам, обдумывая предстоящую операцию. За последние десять лет тонзиллэктомию я делала лишь однажды — ну хорошо, дважды, если близнецов Бердсли считать по отдельности. Это в общем-то простая и быстрая
