— Ты сделала это, когда я был без сознания и связан.
— О!
Какая уж тут самозащита, если противник связан!
— Ты думала, что я собираюсь заставить Эвана бросить тебя, и решила показать мне, что тебе это не нравится. Показала! Я знаю, что Эван был шокирован твоим поступком, но ты уже поймала его в капкан под названием «родство душ». Не свались ты с лестницы и не сверни себе шею, пытаясь убежать от меня, когда я разорвал веревки, никогда бы ему от тебя не освободиться.
Джулия содрогнулась от красочной картины, возникшей перед ее глазами:
— Капкан «родства душ»?
Он закатил свой единственный глаз:
— Когда родственные души обретают друг друга, их как бы защелкивает. Они притягиваются словно магниты, пока не соединятся. Говорят, противостоять этому невозможно, но я не знаю. К счастью, со мной ничего подобного не случалось.
— Вы собираетесь убить меня? — дрожащим голосом спросила она.
— Таков был мой первоначальный план.
Он все больше хмурился. У него есть нож, и он готов хладнокровно зарезать ее, но почему-то колеблется. Вокруг никого. Идеальное место и время, чтобы изрезать ее на куски, — никто и не заметит.
— Ч-черт! — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Ну почему это так трудно! Я же знаю, кто ты и на что способна. Но мне было бы гораздо легче, если бы ты больше походила на себя прежнюю.
— Я только этого и хочу — чтобы вам стало легче, — кротко ответила она.
Он нерешительно кашлянул и предложил:
— Почему бы тебе не рассказать мне немного о себе, Джулия? Мне хочется с кем-нибудь поговорить.
— Я монахиня. — Она решила, что сойдет любое вранье, лишь бы отговорить его от убийства. — Вот уже несколько лет, как я посвятила свою жизнь Богу. Живу в чистоте, помогаю людям и счастлива этим.
Вампир склонил голову набок, и она могла бы поклясться, что в его единственном зрачке зажегся насмешливый огонек.
— Разве монахини болтаются по барам для одиночек?
— Я стараюсь наставить людей на путь истинный. Видите ли, заблудшие…
— Да. Разумеется. Верю. И, как все верующие, ты, по-видимому, считаешь вампиров демонами? Воплощением зла?
— Поскольку я узнала о том, что вампиры существуют, всего двадцать минут назад, должна сказать, что четкое суждение о них у меня еще не сформировалось.
— И как оно — не верить в кого-то и думать, что этот кто-то — всего лишь миф, а потом он вдруг оказывается у тебя перед глазами?
— Потрясает, — призналась Джулия, — но не так, как нож, приставленный к горлу. Когда нож приставили к горлу… в общем, все равно, кто это сделал.
— Могу себе представить, — криво усмехнулся он. — И какое у вас сложилось обо мне мнение, сестра?
— Но я вас даже не знаю.
— Вы знаете, что я вампир и к тому же намерен вас убить.
— Вы еще не убили меня.
— Дайте срок.
У Джулии не было никаких оснований не верить ему, но что-то в складке его рта и в том, как он избегал встречаться с ней глазами, заставляло ее усомниться.
Какие могут быть сомнения? На него смотреть-то страшно, хотя, признаться, уже не так, как пару минут назад. Несмотря на далеко не модный плащик, повязку на глазу и недельную щетину, в нем есть что-то неуловимо привлекательное. Хотя обычно трудно беспристрастно оценить физические данные того, кто собирается тебя убить. Страх ослепляет.
Он угрожает ей ножом. Она должна бы лишиться чувств или вопить от ужаса, а не хладнокровно размышлять о степени его привлекательности. Тем не менее она занималась именно этим. Чем-то таким. И чем дольше они разговаривали, тем меньше она верила, что он способен на убийство. Будь он хоть трижды вампир!
Пытается предостеречь своего глупого младшего брата от ошибки — вот и все. Этот парень — не убийца. Теперь Джулия это точно знает. Почему она так решила? Потому что у него красиво очерченные губы, мощные скулы, низкий сексуальный голос, мускулистое и красивое тело?
Нет, тут что-то более глубокое, то, что нельзя потрогать руками. Кроме того, если он действительно смертоносный вампир, то почему до сих пор ее не укусил? Ему не надо никакого особого оружия, есть острые клыки. А на ней облегающее платье с низким вырезом, и шея открыта.
С ума она сходит, что ли? Наверно, шок. Это единственное объяснение.
Он вампир! Монстр! И у него огромный нож. Все остальное меркнет и не имеет никакого значения.
— Как вас зовут? — спросила Джулия.
Он долго и внимательно посмотрел на нее и ответил:
— Генри.
Она удивилась тому, что он ответил. И еще больше имени Генри. Не похож он на Генри. Вероятно, ему подошло бы имя Люсьен или Демьен. Что-то темное, зловещее и сексуальное.
Почему она вообще об этом думает? Ноль смысла!
У нее помутился рассудок. Она не понимала, что ее так привлекает в этом мужчине. Ведь он — вампир и собирается ее убить. Этого более чем достаточно. Наверно, все-таки шок.
— Генри Фрост, — произнесла Джулия вслух, предположив, что у них с Эваном одна и та же фамилия.
— Все верно.
— Вы всегда так заботились о вашем брате, Генри?
Он удивленно наморщил лоб:
— Что?
— То, что вы слышали. Я совсем не знаю ни вас, ни вашего брата…
— Как это — не знаете? — Он сдвинул густые брови. — Вы хотите сказать, что ничего не помните из прошлой жизни?
У нее вырвался раздраженный вздох.
— Во-первых, я не верю в перевоплощение и родство душ. Во-вторых… Нет, первого достаточно. Разумеется, у меня нет никаких воспоминаний о прошлой жизни. Я не тот человек, за которого вы меня принимаете. Поверьте!
— Но колдунья сказала, что это вы.
— Вы при этом присутствовали? Слышали, как она это сказала?
— Да, слышал. Был не в той же комнате, но рядом.
— Значит, колдунья ошиблась, — пожала плечами Джулия.
— Разумеется, вы будете так говорить! Манипулировать вы всегда умели.
— Мы можем спорить до второго пришествия, но это ничего не изменит. Я не реинкарнация бывшей возлюбленной вашего брата. Я работаю в компании «Сире», которая специализируется на медицинском оборудовании. И моя коллега, с которой я пришла в бар, скоро начнет искать меня. А она, смею вас уверить, весьма стервозная особа и может доставить кучу неприятностей.
— Кажется, вы назвались монахиней? — Губы Генри изогнулись в легкой усмешке. — И вы только что употребили выражение «до второго пришествия». Я ведь не ослышался?
— Вы должны меня отпустить! — взмолилась Джулия.
Его лицо снова стало хмурым и напряженным.
— Я не могу этого сделать.
Опять стало страшно. Этот человек невероятно упрям, но она не собиралась сдаваться. Ей часто приходилось уступать и от многого в жизни отказываться, потому что этого было слишком тяжело добиться, а добившись, трудно сохранить, но будь она проклята, если сейчас откажется от самой жизни. Было в этом Генри что-то такое, что заставляло ее снова и снова убеждать его, что он ошибается на ее счет.
