В это время Шанталь успокаивала мужа. Чихание Даниэля почти прекратилось, но испуг в его глазах не прошел. Кошкино непредвиденное появление напугало его не меньше, чем убийство бедного толстяка.
— Ну, бежим скорее в полицию! — закричала Шанталь. — Они же только что его убили! Может быть, их поймают!
И все трое побежали в селение.
А все началось гораздо раньше. Зинаиде Васильевне уже несколько дней как надо было возвращаться в Москву. Она не по своему желанию нарушила режим шенгенской визы. В Дортмунде она жила в квартире родителей Даниэля. Вольфганг и Габи отсутствовали; пообщавшись с Зинаидой Васильевной и попрощавшись с ней, они уехали по своим университетским делам в Японию — там тоже тьма славистов, русистов и германистов. В оставшиеся до отъезда дни Зинаида Васильевна общалась в основном с молодежью, иногда даже ночуя у них в квартире, в одной из двух комнат в новом современном доме. Ребята недавно сняли эту удобную квартирку. Для Зинаиды Васильевны в ней имелся только один недостаток — супруги жили на последнем, пятом этаже, без лифта. Конечно, ей было тяжеловато тащиться наверх. Но в последние дни своего пребывания ей очень не хотелось расставаться и уходить в пустую квартиру на соседней улице.
И вдруг, за два дня до возвращения в Москву, у нее дико разболелись зубы. Правда, не совсем неожиданно. Зинаида Васильевна всегда знала, что рано или поздно это обязательно случится. Периодически зубы ныли еще в Москве, а когда становилось легче, она благополучно о них забывала. Но расплата пришла не тогда и не там, где хотелось бы. Промучившись целую ночь и подвывая от боли, Зинаида Васильевна начала примериваться к мрачным юмористически-безумным идеям — неплохо бы выброситься из окна или разбить себе башку об стенку, тогда не только зубы перестанут болеть, но и от плохого настроения можно враз вылечиться!
Утром Даниэль и Шанталь убедили ее обратиться к врачу — все-таки необходимая страховка на внезапную травму у нее была. А острую зубную боль, если повезет, можно приравнять к несчастному случаю. Сами Даниэль и Шанталь, студенты, изучающие искусство и искусствоведение в Рурском университете, собирались проводить Зинаиду Васильевну, а потом съездить на родительскую дачу в Голландии. Несмотря на плохую погоду, сырость и холод, оба желали сосредоточиться на работе где-нибудь в спокойном и тихом месте, чтобы ничто их не отвлекало.
Даниэль, человек неврастенический, регулярно недомогал и, как обычно, что-то сочинял на своем лэп-топе. Он подвергался частым сменам настроения — от веселого и жизнерадостного до крайне меланхолического. Его многое не устраивало в жизни, он критиковал не только окружающую действительность, но и все мировое устройство в целом. Этим он больше был похож на русского, чем на немца. Слушая Даниэля, поносящего европейские и американские порядки, Зинаида Васильевна чувствовала себя дома. В российском обществе тоже преобладало катастрофическое сознание. Постоянное недовольство всем на свете никак не мешало сочинительству Даниэля, даже наоборот, помогало. Даниэль с малых лет всегда что-нибудь писал: огромный роман, или маленький рассказ, или поэму, или искусствоведческое эссе; он мог даже сочинить кулинарный рецепт в виде стихотворения. Потом он пытался свои литературные творения где-нибудь пристроить, опубликовать. Вот тут и начинались трудности — никто не хотел их печатать. Даниэль от этого страдал, обижался на капиталистическое общество, основанное на мещанстве и потребительстве, но усилий своих не прекращал. Желая заработать немного денег, он устроился в компьютерную фирму под названием «Плановизер — XXI век». Он, человек абсолютно гуманитарных пристрастий, неожиданно всех удивил. Неординарные идеи, легко выдаваемые Даниэлем, понравилось коллегам и начальству. Они предложили ему постоянную работу и для начинающего довольно большую зарплату. Даниэль отказался; если уж каждый день по часам ходить на службу, то он скорее предпочел бы работать поваром в собственном ресторане и придумывать новые рецепты, чем быть программным разработчиком для грядущего жизнеобеспечения городов.
Даниэлю повезло. У него были очень хорошие родители, терпимые и, что немаловажно, состоятельные. Они всегда верили в его талант и пообещали содержать сына до двадцати пяти лет, а там будет видно. Поэтому у него впереди оставалось еще целых два года относительно обеспеченной и беззаботной жизни.
Его жена Шанталь тоже стремилась вон из города. Ей хотелось рисовать и фотографировать на берегу моря. Пляж в той местности плохой, каменистый. Отдельные психи там купаются и загорают, но даже в сезон туристические орды объезжают неуютное место стороной. Это и нравилось юным супругам. Привлекало как раз немноголюдство. А деревенских людей с их пляжными домишками и всеобщую местную забаву — беготню по камням с воздушными змеями — можно было просто не замечать.
В то утро Шанталь поехала в Дюссельдорф, в Академию художеств. После нескольких попыток она наконец туда поступила. Энергичная девушка действовала по плану. У нее все было рассчитано: в своем университете экзамены она уже сдала, остался только диплом. Поскольку в Германии нельзя учиться в двух университетах сразу, она должна была выписаться из своего университета, но собиралась писать там диплом как вольный слушатель. А параллельно собиралась учиться в Академии.
Даниэль отвел Зинаиду Васильевну к ближайшему дантисту, в клинику, расположенную на соседней улице, рядом с отделением полиции. Хотя она кое-что понимала по-немецки, Даниэль добросовестно ей переводил. Врач тут же сообщил, что ее плохонькая страховка годится лишь частично и надо будет платить наличными.
— Сколько? — с содроганием спросила Зинаида Васильевна, она машинально начала подниматься с кресла.
Врач решительно усадил ее обратно. Он пояснил, что сейчас невозможно ничего сказать, но через какое-то время все станет ясно. К тому же он признался, что ему любопытно полечить зубы пациенту, прибывшему из Москвы. Такое с ним случается впервые. Даниэль перевел следующий коварный вопрос:
— Он спрашивает, когда ты в последний раз была у зубного врача?
Зинаиде Васильевне стало стыдно. После рентгена она с изумлением взирала на прикрепленный перед ее глазами великолепный снимок, изображающий страшную пещеру со сталагмитами и сталактитами невообразимой формы. Вид собственной челюсти изнутри сильно, как сказала бы Шанталь, ее «импрессионировал». Собравшись с духом, она призналась:
— Это было давно, еще в Советском Союзе. Врач загадочно улыбнулся, потом быстро заговорил. Даниэль тут же перевел:
