— Мамуль, — сонно протянула Злата и прижалась крепче: — Ты что, опять плачешь?
— Да это я от счастья, родная, — соврала, чмокнув в лоб. С удивлением осознав, уже утро, а я не заметила, как дети оказались у меня в комнате.
— Мам, ты это, — вклинился в разговор Илья и тоже прижался с другой стороны. — Ты только нас не бросай…
— Я вас так люблю, — еле удерживалась от рыданий. Еще немного пообнимала и встала. Кое-как умылась, завтрак приготовила.
Перед уходом Злата и Илья меня целовали крепче обычного, словно понимали, что со мной что-то не так и… прощались.
Я деланно непринужденно улыбалась, а когда дверь затворилась, медленно прошла в ванную, отворила подвесной шкафчик, где лежали лекарства. Нашла те самые антидепрессанты, которые приобрела по рецепту, но так и не принимала.
Разные варианты самоубийства продумывала, но повешение и вскрытие вен — отмела сразу же. Не дай бог, дети первыми меня застанут. Вид матери, либо в кровище, либо с высунутым языком болтающейся на ремне, и лужей мочи на полу… аж саму передернуло от отвращения. Не желаю, чтобы у детей случился психологический срыв из-за подобной картины. Нет, шок, конечно, будет в любом случае, но пусть не с такими жуткими подробностями в памяти.
Таблетки! Самое простое и безобидное…
Набрала стакан воды, высыпала горсть пилюль на ладонь, несколько секунд смотрела на себя в зеркало, а потом решительно их запила.
Никогда не задумывалась, как быстро должно действовать лекарство.
Побрела в спальню. Взяла телефон. Подтянула ноги к груди и стала рассылать смс. Детям: «Я тя лю больше жизни!» — каждому. Бывшему мужу: «Береги их!» Любашке: «Если будет возможность, навещай моих детей!» Маме позвонила:
— Мамуль, привет.
— Доченька, родная, — взволновалась она. — Ты что? Все нормально? — уточняла настороженно.
— Да, да, — поспешила уверить. — Тут такое… — не знала, что хочу сказать, да к тому же язык стал заплетаться. Меня подташнивало, перед глазами все плавало. — В общем. Я тебя очень люблю, мамуль. И папу. Я вам так благодарна за все, что вы для меня сделали, и для детей…
— Ты что удумала? — начала тревожиться сильнее мама.
— Мам, да хреново все! Нету меня выбора…
— Какого выбора? — паниковала родительница.
— Мам, молю, детей береги. Всегда говорим им, что только ради них жить хотела…
— Доча, — пыталась перекричать мама, — мы скоро приедем…
— А смерть моя… — не позволяла сбить с мысли, ведь уже ощущала, что вот-вот и меня вырубит, — только ради их спасения и жизни…
Пустота… Темнота. Меня покачивало. Легкий звук приливающих волн, бьющихся о берег, далекое журчание воды. Так хорошо. Свободно, тихо, безмятежно, но в следующий миг эйфория оборвалась, и я вынырнула в грубую и отвратительную реальность. Меня тошнило, буквально выворачивая наизнанку. Дичайшие спазмы скручивали живот. Колики, резь… Руки, ноги дрожали, голова раскалывалась.
Вокруг гудело волнение, суета:
— Промывайте… — странно протяжно и каким-то эхом звучал мужской, суровый и требовательный голос. — Больше жидкости!
Ну, вот Ад на Земле — мое любимое курортное место и времяпрепровождение. Когда же с отпуском повезет?!
Часть 2 Глава 4
Когда проснулась в очередной раз, оказалась опять в палате, вся в капельницах и трубочках. Первое, кого увидела — Ромку. Сидел напротив. Был бледен, встревожен, печален.
— Ром, — промычала, едва разлепив пересохшие губы, и бывший муж тотчас ко мне подался:
— Мил, дура ты, а… — накинулся, но, мотнув головой, поправился: — Прости, просто ты… Мы так испугались.
— Знаю, Ром, — скривилась, ведь горло жутко болело и саднило, — зря вы меня спасли.
— Дура! — начинал злиться Ромка. — Ты хоть о детях-то подумала?
— Я только о них и думала, — сокрушалась хрипло. — Я их так люблю…
— В общем, так, — перебил бывший, — я им не сказал, что ты натворила.
Я ощутила, как глаза обожгло слезами.
— Ну что ты?! — тотчас расклеился бывший. Всегда так реагировал, когда плакала или обижалась. — Мил, не надо…
— Спасибо, — выдавила, переполненная благодарностью.
— Я сказал и твоим родителям, и детям, что тебе нужно было срочно на курс новой терапии лечь. Ты не ожидала, что так получится, но тебе придется чуть дольше остаться. Переволновалась, вот и начала себя немного неадекватно вести. Испугалась, что умереть можешь…
— Ты ведь знаешь, что я тебя люблю? — ляпнула неожиданно.
— Знаю, — кивнул Ромка и по-отцовски чмокнул в лоб. — Мы с тобой вместе многое пережили. Я был не самым лучшим мужем, прости…
— Простить? Это ведь я все испортила… Ром, а это переживем?
— Мил, — замялся бывший, и я поняла по взгляду, что он не собирался налаживать наши отношения, — боюсь, это касается не только нас с тобой.
— Почему?
— Мил…
— Как тут поживает наша пациентка? — в палату стремительно вошел высокий мужчина. Он мне понравился с первого взгляда, светловолосый, с правильными чертами лица, интеллигентный. Но, когда увидела переливающееся золото в синих глазах, тотчас стало плохо. Схватила Ромку за руку:
— Не оставляй меня с ним.
— Ты что? — изумился супруг… бывший. — Роберт Евгеньевич тебя с того света вытащил. Причем, как понимаю, не первый раз…
Мужчина, тем временем, стоял напротив и с любопытством смотрел на меня.
— Я не просила, — процедила сквозь зубы, в голос вложив все негодование и обиду.
— А я не мог позволить такой женщине бросить своих детей, — был до отвращения бесстрастен врач.
— Я не бросала! — кинула с вызовом. — Спасала…
Теперь уже в синих глазах мелькнул живейший интерес:
— Роман Анатольевич, вы бы сходили кофе выпили, детям отзвонились, что мама скоро выйдет. Родителям, что их дочь идет на поправку, а я пока с Миленой тет-а-тет побуду. Ей нужен разговор со специалистом и очень демонстративная порка, а то она теряет ощущение реальности.
Ромка встал и вышел, даже слова не сказав.
Я сжалась в комок, понимая, что сбежать не удастся, впрочем, как и позвать на помощь. Все что оставалось — следить за врачом и ждать дальнейшей участи.
— Ну, тихо, Милена, — спокойно одернул Роберт Евгеньевич со снисходительной улыбкой — теплой, располагающей. Приблизился, по-хозяйски принялся осматривать: глаза, рот, руки, ноги, живот. — Я не причиню вам зла, — гипнотизировал без стеснения.
— Так ли?.. — отозвалась хладнокровнее, чем ожидала, на миг порадовавшись, что у врача не получалось на меня воздействовать.
— Почему вы так поступили? — нахмурился Роберт Евгеньевич, но интересовался мягко без нажима.
— Были на то причины, — попыталась отвернуться, но мужчина заставил меня посмотреть ему прямо в глаза, удержав за подбородок.
— Вы поражаете своей силой и желанием быть независимой.
— Это разве плохо?
— Это удивительно, притом, что вам пришлось пережить, а насколько знаю, одержимость — неизлечима!
— Тогда, может, хватит меня мучить? Всем вам? Просто отпустите меня… А я сама решу, можно ли избавиться от одержимости.
— Вас преследует кто-то из наших? — цепкий взгляд прогулялся по моему лицу и остановился на глазах.
Не выдержала напора и зажмурилась:
— Не хочу никого из вас ни знать, ни видеть.
— Вот это боюсь, невозможно, — без капли раскаяния бросил Роберт Евгеньевич и по скрипу койки, поняла, что мужчина встал. — Мы существуем с вами в одном мире. И, раз вам известно о нас, просто смиритесь.
Чуть расслабилась и все же посмотрела на врача:
— Если бы ваши разборки не касались нас, людей, думаю, мы бы спокойно уживались, — выдохнула горько. — Но вам и развлекаться хочется, и нас грушами для битья выставить.
— Вам кто-то угрожал? — настаивал Роберт Евгеньевич строго.
— Я устала, — отвернулась и, подтянув одело к подбородку, вновь закрыла глаза.
— Хочу, чтобы вы знали, — ровно лился голос врача. — Никто вас не обидит в стенах этой больницы. Я даю вам слово.
