— Любым. Но ради ведьмы даже вилы в руки не возьму.
— А ради свободы?
Что-то в его лице дрогнуло, несмотря на то, что он продолжал давить вымученную, насквозь больную улыбку.
— Не ты отняла мою свободу, не тебе и возвращать.
— Ошибаешься, раб. Мне надо кое-куда попасть. Проводишь меня туда и обратно, и можешь катиться после этого на все четыре стороны.
— Я не раб, — он дернулся ко мне так резко, что я не успела даже вздрогнуть. Раз — и его глаза напротив моих, а кандалы впиваются в окровавленные запястья, не давая ему подойти совсем близко. — Разве меня избивали потому, что я был послушен чужой воле? Это ты идешь туда, куда не хочешь. И кто же из нас раб?
— Ах, прости, — голос почти не дрожал. — Ты наемник. Вот я и нанимаю тебя. Выбирай — жить, служа мне, или сдохнуть здесь, гордым и непокорным. Мертвым не нужна свобода.
— О-о-о, — его взгляд тенью упал с моего лица на мою шею, на ожерелье из камней. — Да, ведьма, ты хорошо знаешь, что нужно мертвым. Если после моей смерти они позовут тебя, знай… Девятью днями ты не отделаешься.
— Мы еще никуда не идем, а ты мне уже надоел. Мы заключим договор с тобой. На крови. И если в дальнейшем ты будешь перечить мне, лишишься языка.
— Договор? — он медленно отступил обратно к стене и снова уселся в солому, морщась от боли в сломанных ребрах.
— Именно.
— Куда я должен с тобой идти?
— Я не собираюсь обсуждать это в камере, так что предлагаю в последний раз: идешь со мной или гниешь здесь дальше. Выбирай.
— И ты не боишься доверить мне свою жизнь, ведьма?
— Договор на крови, — мрачно напомнила я.
— Хорошо. Я пойду.
Из камеры я вышла чуть быстрее, чем хотела, но от запаха крови и боли уже откровенно тошнило, хотелось на свежий воздух, подальше от этого места.
— Уговорила, — хмыкнул Вадим, который подпирал грязную стену неподалеку от выхода.
— Что, сударыня ведьма, забираете? — подорвался работорговец.
— Забираю, — не глядя на него ответила я. — Вадим, пусть его отведут в тюрьму ярла, накормят, выдадут оружие, какое скажет, и одежду. И отмойте его, Велеса ради…
— Сударыня ведьма! — бросился за мной вдогонку работорговец. — Я кошель ваш вернуть могу, ежели это…
— Ежели что? — я шла к выходу, не сбавляя шага.
— Ежели подсобите… Жена моя понести от меня никак не может. Уж мы измучились, к знахарке тропу вытоптали, а все никак…
— Понести, значит, — я резко остановилась, и работорговец чуть не влетел мне в спину, но вовремя остановился, хватаясь огромными ручищами за щербатые, выступающие кирпичи стен.
— Так точно, — яростно закивал он.
Я развернулась к нему лицом и кинула быстрый взгляд на его руки. Под давно не стриженными ногтями скопилась запекшаяся кровь.
— То есть ты, отродье, еще и плодиться собрался?
— Собрался, деток хочу, жуть как, — он успел еще пару раз радостно кивнуть огромной патлатой башкой, прежде чем до него дошел смысл моих слов.
— Не бывать этому, — покачала я головой. — А жена твоя пусть другого мужа ищет. Не возляжешь ты с ней больше, — с этими словами я без всякого предупреждения схватила его за руку.
Мужик страшно взревел и дернулся всем телом, опадая на грязный пол, отползая от меня, сдирая локти в кровь.
— Смотри! — я достала из кармана первый попавшийся камень, простая бирюза. — Здесь теперь твоя мужская сила заключена. Отдам знакомому конюху в подарок, а то у него скакун породистый никак кобылиц крыть не хочет. Желаешь еще подарочек от сударыни ведьмы?
Работорговец не отвечал, только смотрел на меня расширившимся от ужаса глазами и ревел разбуженным медведем.
— Так я и знала, — камень снова исчез в моем кармане. Выход был совсем рядом.
***
— Жестко ты его, — Вадим нагнал разъяренную ведьму только на середине рыночной площади.
— Ничего. Таким, как он, полезно, — рыкнула Селена, ускоряя шаг.
— Он не такой уж плохой человек. И детей любит.
— Настолько, что торгует ими?
— Нет. Торгует он только вот такими наемниками.
Ведьма фыркнула, не считая нужным объяснять Вадиму отсутствие разницы.
— Он ведь тебе поверил, — не успокаивался стражник.
— Они все верят. Падаль неотесанная.
— А ты пользуешься, — поддел он ее.
— П-ф-ф, прибежит сегодня домой и первым делом к жене под одеяло, проверять.
— Ну, знаешь… После такого и я бы не смог…
— Ты переживаешь за него? Так ступай и расскажи правду. Мне недосуг утешать чьи-то нежные чувства, — с этими словами Селена резко свернула с центрального рыночного прохода на узкую улочку и тут же затерялась в толпе.
Вадим постоял некоторое время в задумчивости, рявкнул на приставучего торговца и пошел, не спеша, в сторону дворца, передать распоряжения ведьмы.
В памяти снова всплывала та ночь, когда появилась на свет Аленушка, кровиночка его родная…
Жена Вадима с полудня мучилась болями, а разродиться все никак не могла. Стражник злым смерчем носился по дому и орал на бестолковую повитуху, которая ничего толком не делала, а только кудахтала, мол ребеночек поперек матери лег, не помочь никак.
Жена выла сперва, исходила криком, выгибаясь на окровавленных простынях, а к полуночи затихла почти совсем, и Вадим готов был на стену лезть от отчаяния. Ходил из угла в угол, все смотрел на образа, а потом плюнул, схватил кафтан и бросился вон из избы.
От других стражников он намедни слыхал, что в город прибыла ведьма и остановилась в старом трактире на окраине города. Туда и бежал Вадим сломя голову, ничего не видя на своем пути.
В трактире ему, уважаемому стражнику, сразу, без лишних вопросов, указали на ведьмины покои, и он практически вломился туда…
— Чего надо? — нелюбезно спросила у него девчонка, сидящая на кровати.
— Ведьма нужна! Зови, быстро! — рявкнул Вадим, пытаясь отдышаться от быстрого бега.
— Я ведьма. Чего хотел?
— Ты? — стражник даже на секунду забыл о погибающей в родах супруге и уставился на девчонку. Невысокая, худенькая, лет двадцати, не больше, с зелеными глазами в пол-лица и русыми волосами до плеч.
— Если не устраиваю, ищи другую, — фыркнула девушка.
— Нет-нет, — замотал головой Вадим. — Мне помощь нужна. Жена рожает, двенадцатый час пошел. Повитуха — дура набитая…
— Воды когда отошли? — деловито спросила ведьма, тут же вскакивая с кровати и хватая свой кафтан.
— Уж семь часов, как отошли.
— Плохо, — коротко бросила девчонка, роясь в поясной сумке. — Веди.
До дома они добежали в один миг, и ведьма скрылась в опочивальне жены, решительно выставив Вадима за дверь. Повитуха получила от нее сочную оплеуху и кучу указаний: нагреть воды, заварить траву, нитки из шелка, нож самый острый, какой есть в доме и пошла вон, не мешай.
Через полчаса из опочивальни вывалилась бледная, как смерть, повитуха и жалобно завыла, повисая на Вадиме:
— Достала ребеночка, ведьма, достала, а он не дышит!
Стражник отпихнул от себя бабу и рванул внутрь комнаты. Жена его все так же лежала на кровавых простынях, надсадно дыша, и с ужасом в глазах смотрела на ведьму, которая замерла посреди комнаты, держа за ножку крохотное, почти прозрачное тельце ребенка. Вадим рванулся было к девчонке, да так и замер, не в силах и шагу ступить от увиденного.
Окровавленной рукой ведьма сорвала с шеи ожерелье из камней, зажала один зубами, снимая с нитки, и затем вложила ребенку в рот, зашептала быстро, непонятно.
Когда по комнате разнесся детский крик, Вадим осел на пол и зарыдал вместе с новорожденным младенцем, а ведьма, не теряя хладнокровия, ловко обрезала пуповину, обмыла ребенка, запеленала и вручила еле живой матери.
— Поди на крыльцо, подыши, — велела она Вадиму. — Мне еще жену твою штопать.
Час спустя ведьма вышла из дома и подсела на резные ступени к стражнику.
— Девочка у тебя, поздравляю.
— Спасибо, — глухо ответил Вадим. — Сколько я должен тебе?
— Нисколько. Я впервые в вашем городе. Дружбой рассчитаешься.
