труп. Под гипнозом, в трансе, сомнамбула — но жив.
— Медики не находят объяснения. При любой попытке обследования, оболочка рассыпается в прах. Ни взять кровь, ни сделать рентген, ни зафиксировать мозговую активность или ее отсутствие. Их можно тронуть за руку и посчитать пульс, измерить температуру — не больше. Жизни тела хватает на трое суток, потом они все также моментально превращаются в пыль.
Мне поставили другие ролики — человек упокоился, едва медик поранил его палец, второй распылился на больничной кушетке, едва подключили датчики для кардиограммы, а третий прямо сидя на стуле в какой-то камере, взял и осыпался серым пеплом. Выглядело все именно так — как упокоение.
— Это сверх некрос, и она способна убивать таким образом, с отсрочкой, возможно, даже на расстоянии. За полгода жертв уже больше пятидесяти.
— Она?
— Некромагка, родилась в клинике Инквиза, ей семнадцать. Вот фото.
Совсем ребенок — личико детское. Золотые вьющиеся волосы длиной до плеч, и взгляд светло-карих глаз прямо в камеру. Не просто снимок, а будто семейное фото, миг радости и любви к тому, кто смотрел на нее через объектив. И я впервые слышала, что есть кто-то из наших, кто родился в застенке, а не на воле…
— Инквиз ищет некромага, но этой информации у службы нет, и делиться я не собираюсь. Хочу сам ее найти. Поймать и спросить — зачем она это делает, намеренно или нет, чего добивается и что нужно, чтобы она прекратила. Понимаю, что убила людей на несколько пожизненных заключений и заслуживает самой суровой кары, но, если физически ее никаким службам не удастся поймать и остановить, я согласен на сделку с совестью — пусть живет на свободе, пусть не отвечает за прошлые преступления. Лишь бы прекратила. Я не верю, что эта девушка одержимая Смерть с жаждой уничтожения обычных людей. Она делает это с какой-то целью. Она делает это зачем-то. И я должен знать, зачем. Помоги нам в этом. Я Инквизор, Ян из полиции. У нас в команде еще трое человек, мы объединились и служим своей идее.
— Какой идее?
Спросила машинально и бездумно, пораженная всем сразу — увиденным, услышанным и невероятным для осознания.
— Скажу пафосно — справедливости, которая иногда перемалывается властью, закрывающей глаза на человечность по отношению к некромагам. Мы пользуемся системой в своих интересах. Так ты с нами?
Подняв глаза на Нольда, не смогла понять — кто из нас по-настоящему безумец — он, или я? Северяне — Инквизор и полицейский! Охотники! А я — их добыча, а не соратница! Все мои сородичи избегают участи попасть в руки к любой из служб, это равносильно гибели!
— Вы серьезно?
— Да.
— Откажись.
Ян дал мудрый совет, и он явно не понравился Нольду, — тот аж зубами скрипнул в немой досаде и посмотрел на друга как на предателя. Не зло, но… не понимала я, в чем тут дело. Чувствовала одно — не смогу отказаться. Выше моих сил сейчас встать и уйти жить прежней жизнью, никогда больше не почувствовав свежесть воздуха рядом с этими мужчинами. Я слишком долго молчала, и он решил, что это из-за неуверенности.
— Ты в любом случае свободна, даже если согласишься, но через какое-то время решишь уйти. Преследовать не будем. Никто из нас не сможет положиться на человека, если он сотрудничает не по своей воле, а придушенный шантажом. Поэтому только так. Да — да, нет — нет.
Спросила:
— Почему так важно, какого я пола?
Да, оба смотрели на меня не как на грязь. Но любой, кому открывалась сущность, уже не мог воспринимать некромага в границах личного. Не женщина, не мужчина, а неприкасаемое существо, пропитанное запахом тлена. Изгои, низшая каста… недолюди, к которым даже прикасаться противно, как к трупам. Противоестественно.
— Я переадресую и перефразирую вопрос по существу: Ян, почему ты так против, что Ева — женщина?
Нольд хитро улыбнулся, прекрасно понимая, что его друг правды не выдаст. Хотя… что-то мне подсказывало, что обычно этот человек не замалчивает свою неприязнь из вежливости. Ян не походил на женоненавистника, причина иная, и злобы лично ко мне я не чувствовала. Тут какая-то другая история.
— Это, — он пальцем тыкнул в мою сторону, — твоя заноза, Ноль. Смотри, какая она хрупкая и маленькая, желторотая птичка-пигалица. Сколько ей лет?
Я сама за себя ответила:
— Да, я невысокая, но далеко не хрупкая. И мне тридцать три. Вряд ли желторотая, если умудрилась дожить до этого возраста и не попасть под «выборку». Ты боишься, что я дура?
— Нет. Я боюсь, что это он дурак…
— Так ты с нами?
— Да. Но с одним условием.
Если бы не смотрела пристально, могла бы и не заметить — на одну секунду в серой радужке глаз Нольда проскочили две голубые искорки. Не просто цвет, как бывает при гетерохромии, а с легким свечением. И исчезли. Словно калейдоскоп сыграл с крошечным осколком стекла, бросив аквамариновый блик на одно мгновение.
— Что ты хочешь?
— Уничтожить секту.
— Согласен. Давно пора замахнуться на настоящего противника, правда, Ян? И некромагам этим мы поможем в сто раз больше, чем сейчас. Сойдемся на том, что я дурак и не мог поступить иначе, Ева в нашей команде. Хватит ныть и возмущаться, займись делом.
Подействовало. Ян молча ушел за другим ноутом, поставил его на стол, что-то открыл в программах и холодно спросил:
— Полное имя. И номер удостоверения.
— Ева Ронн. Пять-пять-восемь-три ноля-два.
— Надо же, не наврала — правда тридцать три. Документы придется подделывать. С такой внешностью в Инквиз только практиканткой можно попасть, будешь девочка-мажорка с юга. Папочка балует, и папочка же отправил подальше — Ева Катто, девятнадцать лет, перевод из местного института в северную столицу на пару месяцев, подойдет легенда?
Это он у Нольда спросил, и тот в задумчивости кивнул.
— Вилли бланки подготовит, а пока придется покататься с нами — мы тут совсем по другому делу проездом. Поедешь или подождешь, и заберем на обратном пути?
— Поеду.
— Тогда вот телефон, я внес нужные контакты, Ян — «единица», я — «ноль», ты под номером «шесть», и безличные карты на расходы. Будь готова сниматься с места.
— Хорошо.
— Куда тебя довезти?
— Никуда. Отсюда я сама.
В лифте открыла список от нуля до шестерки. Команда? Нольд
