Помимо места для отдыха ночью, «Шанхай» выполнял еще одну важную функцию в дневное время. Именно оттуда я вел все свои дела, там хранилась вся документации, там назначались встречи с людьми, с которыми в одной компании лучше не показываться и к которым без заряженного серебряными пулями ствола (или без стоящего за твоей спиной двухметрового волка-оборотня) соваться тоже не стоит.
В общем, «Шанхай» это не только мой островок шика и безопасности, это место, где я могу сочетать работу и отдых.
— Это правда? — спросил Бахир неожиданно. Он в принципе очень редко решался заговаривать со мной первым. Все-таки субординация для оборотней всегда была не просто словом.
— Ты про Чуму? — догадался я, да это было и не сложно.
— Ага, — как-то очень по-мальчишески отреагировал он, шмыгнув носом.
— Пока не знаю, — спокойно ответил я, но напряженность, исходящую от волка ощутил кожей. — Скорее всего, правда.
Я действительно поверил словам брата, потому что не видел смысла ему мне врать. Сейчас он, первенец, чья сила даже без помощи ягуаретт превосходила мою, был в более выигрышной позиции, и мы оба это понимали. В случае прямого столкновения он оказался бы сильнее, в этом не было сомнений. Так что, предлагать мировую ему откровенно не выгодно, если только…
Если только есть что-то, с чем он не в силах справиться самостоятельно.
— Я слышал об этом. О Чуме, — тихо промолвил Бахир, крепче вцепляясь обеими руками в руль, да так, что побелели костяшки.
— О Чуме все слышали, — коротко улыбнулся я.
— Знаете, меня обратили еще в детстве, — вдруг начал рассказывать парень, решив, что наступило время откровений. — Меня и маму. На нас напали, когда мы поздно вечером возвращались домой. Мне досталось меньше, оборотень меня практически не тронул, а вот маму… На ней живого места не осталось. После нападения она едва выжила и начала сходить с ума, потому что её мозг никак не мог справиться с тем, что произошло. С тем, что она увидела в ту ночь. Врачи не поверили её рассказам про огромного волка, передвигающегося на задних лапах, с налитыми кровью глазами и зубастой пастью, из которой доносилась человеческая речь. Ей поставили диагноз реактивная шизофрения и отправили в психиатрическую больницу. В первое же полнолуние она перекинулась, перебила половину пациентов и почти весь медперсонал. И сбежала. Больше её никто не видел. Мне тогда было двенадцать лет. Сразу же после побега мамы ко мне пришли двое молодых мужчин. Объяснили, что со мной случилось, кем я стал и как мне теперь следует себя вести. Я сразу им поверил, потому что они просто подтвердили то, о чем я и так уже догадался. Знаете, когда тебе двенадцать в историю про нападение оборотня поверить легче, чем когда тебе почти сорок. Оборотни предложили мне вступить в их стаю, обещали позаботиться обо мне. Я согласился. На следующие восемь лет стая заменила мне семью. Там меня обучили всему — как сражаться и как охотиться, как переживать полную луну и как справляться с жаждой крови. Один из лидеров стаи взял меня под свою опеку. Он был уже старым, многое повидавшим волком, но еще мог дать фору молодым, поэтому крепко сидел на троне Альфы. Однажды он вызвал меня к себе поздно ночью, сказал, что есть кое-что, что я должен увидеть.
— И что же это было? — меня невольно заинтересовала история Бахира, хотя, когда он начал рассказывать я его практически не слушал.
— Он привел меня на Поляну. Так называлось место силы нашей стаи, — я кивнул, показывая, что понял, о чем он говорит. У каждой стаи имелось своё место силы, где мохнатые собирались для проведения любых мало-мальски важный событий — от принятия в свои ряды нового члена до проведения показательных казне й. У каждой стаи место силы называлось по-своему, в соответствии с устоявшимися традициями, а расположение хранилось в строжайшем секрете. Выдать чужаку место силы означало нарушить закон. А для оборотня все чужаки, кроме членов стаи, и даже самые ближайшие родственники-люди подпадали под эту категорию. Не касалось данное правило исключительно Альфы. Альфа вообще не подчинялся никаким правилам, кроме одного, священного и чтимого всеми — Альфа должен защищать свою стаю даже ценой собственной жизни. А стая должна защищать Альфу, ценой жизни всех своих волков. Место силы Гришиной стаи находилось за чертой города, глубоко в лесу, недалеко от озера Панагия, что в переводе с греческого означало «Пресвятая». Поэтому и место силы обитающих в городе волков получило аналогичное название. Именно туда я приехал, чтобы посмотреть на четвертый, последний, бой Бахира. И именно там он предстал перед своей недавно обретенной семьей в новом статусе их доминанта. — В центре Поляны, которая и сама по себе являлась поляной, окруженной плотным кругом густорастущих и очень древних сосен, росло Дерево Танцев. Так его называли местные. Считалось, что ему несколько тысяч лет и в древность вокруг дерева собирались шаманы для проведения обрядов и общения с предками. Так вот, еще издалека я увидел, что на дереве что-то висит. Сперва мне показалось, что это нечто вроде ростовой куклы, но подойдя поближе понял, что это — женщина. Мертвая женщина, подвешенная на ветки и растянутая веревками за руки и ноги.
Повисло гнетущее молчание. Такое молчание, которое одновременно хочется и прервать, потому что терпеть это невыносимо, но и что сказать тоже непонятно, ведь любые слова прозвучат глупо.
— Это была твоя мать, — сразу все понял я. Нужно было быть идиотом, чтобы не догадаться. С неё эта история началась, на ней она должна была и закончиться.
— Да, — тихо ответил Бахир. И в этом едва слышно выдохнутом «да» прогремела такая невыносимая тоска, что будь я чуть больше подвержен эмпатии, растрогался бы. Наверное. — Я искал её почти пять лет. Но так и не смог найти. А у Чумы получилось. Мою мать поймали, убили, а после принесли её тело на Поляну и повесили на дерево. Как главное украшение на рождественскую елку. И все из-за меня. Для меня. Убийца знал, что я состою в стае, которой принадлежит Поляна. И таким образом желал передать какое-то послание. Может быть, хотел напугать меня? А может быть наоборот — утешить…
— С чего ты решил, что твою мать убил Чума? — хмуро поинтересовался я. Мне эта история не понравилась. Совсем.
— Чума оставил на теле мамы свой символ. Вы, наверное, знаете? Это что-то вроде его персональной подписи: два рядом нарисованных круга, а между ними — «птичка». Некоторые называют её «галочкой».
— Схематичное изображение маски чумного доктора, — заметил я, стараясь сохранять спокойствие.
— Да, да, — обрадовался паренек тому, что я его понял. — Его вырезали на коже. Знаете, едва осознав, кто передо мной, я впал в такое отчаяние, что тут же перекинулся… мне было так больно. Боль — это последнее, что мне запомнилось. Пришел в себя я только через несколько дней — истощенный, израненные, с обломками веток в волосах, кусками уже въевшейся грязи скованный серебром по руками и ногам. Знаете, раны, нанесенные одному оборотню другим заживают достаточно долго. Наша регенерация в таких случаях работает значительно хуже. Так вот, мне мои повреждения нанесли волки, которые меня ловили. Потому что обезумев от горя я несколько суток носился по округе, жутко воя, скуля и пугая местное население настолько, что некоторые вообще перестали выходить из дома. А потом я впал в ярость, такую дикую, что начал кидаться на все и на всех подряд, словно бешенный. Потребовалось шесть взрослых волков и больше десяти часов, чтобы схватить меня и обезвредить. Спустя неделю после тех событий меня вновь позвал к себе Альфа. Знаете, вожаком моей прежней стаи был очень умный, мудрый мужчина, профессор математики. Ему когда-то не повезло точно также, как и мне. Он заблудился в Вене, куда приехал на конференцию, забрел не в тот район и… столкнулся с оборотнем. Тот укусил его, выдрал селезенку вместе с половиной почки, сожрал и удрал. А профессор два дня пролежал в канаве на окраине, уткнувшись лицом в грязь. Периодически приходил в себя, пытался звать на помощь, но голоса не было. Все что ему оставалось — это хрипеть и надеться, что кто-то услышит. Но никто не услышал. На третий день он очнулся и понял, что живой. Это удивило его не меньше, чем тот факт, что его тело полностью восстановилось. Идиотом профессор никогда не был и выбравшись кое-как к людям отправился в отделение местной полиции. Там ему помогли, доставили в отель. Заявление он писать не стал, так как не помнил лица нападавшего, да и вообще мало, что мог сказать. Шел-шел по улице, потом кто-то напал сзади. Потерял сознание, очнулся по шею в грязи. Вот и вся история. Но как выяснилось дальше, для профессора все только начиналось. Так же, как все только началось для меня в тот день, когда я пришел к Альфе, а он усадил меня перед собой и рассказал легенду. Легенду о Чуме.
