Жрец возопил особенно громко и от голоса его спавший встрепенулся и поинтересовался:
— Уже все?
— Кровь пустят, — неожиданно громким голосом ответил другой. — И тогда все. Потерпи ужо.
Тот, первый, зевнул. А жрец обернулся и скорчил гримасу, мол, торжественность всякую рушите. Потом же, повернувшись к Чарльзу, сказал:
— Руку. Правую.
А когда Чарльз протянул, почему-то и мысли не возникло ослушаться, то по руке этой полоснули узким ножом.
Жрец ловко подставил под запястье чашу. Откуда только взялась.
— Повторяй за мной, — велел он. И вновь же Чарльз кивнул.
Повторит.
Потому что… нет, надо остановиться. Где кровь, там и сила, а с силой не шутят. С богиней тоже. Теперь красный отблеск камня мерещился и в глазах её.
— …кровью своей и жизнью своей…
Чарльз повторяет слова клятвы, хотя и отдает себе отчет, до чего опасно клясться кровью и жизнью. И силу тоже помянули. Она оживает и течет по жилам, чтобы упасть в треклятую чашу. Но губы шевелятся, проговаривая слова.
Это неправильно!
Напрочь неправильно!
Потому что сиу не заключают браков. Но смотрит на него не только темнолицая богиня, но и другие, сокрытые в нишах, тоже.
— …беречь и защищать.
В клятве нет ничего невыполнимого. Она, если подумать, достаточно размыта. И Чарльз без неё берег бы. Ну и защищал бы, само собой. Он смотрит на ту, которая вот-вот станет его женой. И появляется трусливое желание отступить. Он ведь не обязан! Это не его проблемы! И есть другой выход.
Должен быть.
И вправду отправить их куда подальше и нанять кого другого. Здесь ведь должны быть люди, готовые за небольшие деньги… или за большие, главное, что решить проблему.
Именно.
А он жениться.
Дурак.
Только почему-то он не способен отвести взгляда. И улыбается. Точно, как дурак. И… и голос Милисенты доносится издалека. А слова повторяют уже те, что произнес Чарльз. А еще слышит их не только он. Слышат все. И даже тот толстяк перестал храпеть.
Это важно?
Наверное.
Пальцы жреца, измазанные кровью, касаются губ, чертят полосу на лбу. Какая невозможная дикость. И главное, без розовых лепестков… что за свадьба без розовых лепестков?
Кровь на губах Милисенты делает их невообразимо яркими. И само её лицо меняется. А в глазах мерещится все тот же алый отсвет.
Огонь?
Её огонь согревает. Он сливается с собственной силой Чарльза, которой становится вдруг так много, что он с трудом сдерживает то ли крик, то ли стон. Но сила вдруг успокаивается сама.
— Можете поцеловать невесту, — говорит жрец вдруг осипшим голосом.
И Чарльз тянется к этим губам.
В конце концов, он в своем праве. И коснувшись их, ловит горячий выдох, а потом… потом сила все-таки выплескивается. И он, кажется, падает.
* * *
— Это от счастья, — не слишком убедительно сказал Эдди, глядя на моего свежеиспеченного мужа.
— Точно, — поддержал его орк. — Помню, я как жену увидал, так прямо понял, что счастлив буду. А она потом еще и дубиной приложила.
И макушку потер так, задумчиво.
— У меня дубины нет, — я раздумывала, стоит ли поднять мужа или пусть себе лежит? С одной стороны, конечно долг жены и все такое. А с другой… ну он тяжелый, я помню.
Да и не холодно. Не замерзнет.
С третьей, пойди пойми, сколько он тут лежать будет.
— Видишь, — Эдди склонился над телом. — Тебе и дубина не нужна.
— Не стоит смущать леди, — произнес некромант, который до того держался будто в стороне и так незаметненько, что я сама про него забыла. — Скорее здесь имеет место скачкообразное изменение общего магического потенциала, вследствие чего и случился спонтанный выброс, хорошо, что в подобном месте.
— Бумагу выпишу позже, — заметил жрец, выливая остатки крови под ноги статуи. И главное, что вся ушла, до капельки. Вон, чаша аж заблестела.
И статуя тоже.
— Ишь, как оно бывает, — проворчал тот толстый свидетель, который большую часть свадьбы проспал. — А я говорил, что надобно это все поубирать, пока люди не поубивалися…
— Не ты ставил, не тебе убирать, — заметил второй, напяливая котелок.
— И… что делать?
— Думаю, забрать бумагу и отыскать гостиницу. Вам обоим требуется отдых. Ритуалы подобного плана выматывают.
— Плана? — я вот чувствовала, что что-то пошло не так! Категорически не так. — Это вы о чем?
И руки в бока уперла, как делала мамаша Мо, желая подчеркнуть серьезность своих намерений. Может, дубины у меня и нет, но я и без неё обойдусь.
— Гм… — некромант несколько смутился и огляделся. — Вы ведь понимаете, что этот не тот брак, который можно…
Он взмахнул рукой, показывая, что можно.
— То есть…
— Развод не предусмотрен.
Вот Чарли-то обрадуется! А я им сразу говорила, что затея дурацкая, что… и кто его порадовать рискнет?
— Храм живой, — продолжил некромант. А говорит-то мягко, ласково, как с больными. Наверное, я такой и выгляжу в глазах нормального человека. — Мне казалось, что вы ощутили скрытые силы его. Иначе зачем пробудили?
— Я?
— Вы поделились собственной энергией, что в любой культуре является своего рода жертвоприношением.
Ох… ты ж… на запад да через восток!
Чтоб меня…
Меня уже, кажется, чтоб.
— А поскольку принято оно было, полагаю, ввиду своей редкости, ибо люди делятся силой крайне неохотно, то и на просьбу жреца храм откликнулся.
— Храм?
— Боюсь, большего не скажу. Это место требует изучения, но… исключительно теоретически…
— Давай уже, — устало выдохнул Эдди. — Исключительно теоретически…
— Если теоретически, то вполне возможно, что храм нынешний размещен на месте более старого, а тот возник, как часто бывает, на месте еще более старого. Возможно, когда-то здесь было что-то, являвшееся всеобщей святыней. И это объясняет наличие статуй всех, почитаемых в этом краю, божеств.
— Дед сказывал… — произнес орк, озираясь. А потом вдруг согнулся в поклоне, касаясь ладонью грязного пола. И цилиндр содрал. И вытащил из косы перо, которое бережно положил на алтарь.
На другой.
— Что ж, полагаю, я прав.
На меня поглядели презадумчиво.
— Как бы там ни было, ваш брак заключен. И сила приняла вашу клятву. Я не стал бы рисковать, её нарушая.
— Эдди! — мой рев заставил огни взметнуться до самой крыши.
— Да кто ж знал-то! — братец развел руками.
Но выглядел при этом, зар-р-раза, довольным.
* * *
В себя Чарльз пришел в гостинице. То есть, открыв глаза, он увидел белоснежный потолок с лепниной, кусок окна, полупрозрачный тюль и крупную вазу, из которой торчали позолоченные ветви. На ветвях висели позолоченные шары, которые показались донельзя похожими на яблоки.
Чарльз закрыл глаза, подумав, что бредит.
Но лежать с закрытыми быстро наскучило, и он открыл их снова. Как ни странно, но чувствовал он себя великолепно. Боль и усталость, с которыми он за последние дни сжился, куда-то ушли, тело пело и требовало движения.
Поэтому Чарльз сел.
И огляделся.
Комната была не сказать, чтобы большой. В неё вместилась огромная кровать с балдахином, прихваченным золотыми кистями, пара туалетных столиков и зеркало. В зеркале отразился странный тип с перекошенным лицом, покрытом какими-то пятнами. Всклоченные волосы, безумный взгляд и след от подушки на щеке.
— Твою ж… — Чарльз, конечно, предполагал, что за время пути он несколько изменился. Но вот чтобы так… да как за него вообще кто-то выйти замуж согласился?
Мысль обескуражила.
Отрезвила.
И заставила подняться. Если он понял, то все пошло вовсе не так, как планировалось. И брак этот… к слову, невеста-то куда подевалась?
То есть жена.
И где он находится? Как сюда попал и вообще…
Голова слегка кружилась, но не от слабости. Сила наполняла и переполняла Чарльза. И ему пришлось сделать глубокий вдох, осаживая её. Вот так, а то право слово, как мальчишка-второкурсник, только-только потенциал раскрывший.
