каждой руке по два тонких крючка: три пальца сжимают один, три пальца — другой (итого, пальцев все еще шесть, изумрудные). Вот и подвох: не может мне быть хорошо — я умерла! Сейчас явятся зеленые черти и снова станут меня пытать.
Не хочу ни на что смотреть.
Я зажмурилась.
— Не закрывай глаза, милая, неудобно вязать, — попросил женский голос в моей голове.
Ага, буду я заботится о вашем удобстве! Я в сердцах отшвырнула корзинку, клубки покатились по полу, спутываясь длинными нитями.
— Когда ты пребывала в отключке, было гораздо удобнее, — проворчал голос. — Жаль, что это тело слушается тебя. В каком теле ты жила в своем мире?
— Уж точно не в зеленом!
— Цвет не имеет значения, — рассудительно произнес голос.
— И коленок у меня было две, и они не складывались, куда захотят, будто сломанный зонтик!
— Да, коленок много, конечностей мало, — согласилась неведомая собеседница.
Я насторожилась:
— А сколько, по-твоему, должно быть конечностей?
— У меня было десять, — голос в моей голове зазвучал ностальгией.
— Где же еще шесть, профессор отрезал?
— Ты не понимаешь…
И голос начал рассказывать, спокойно, немного печально, а перед глазами всплывали картинки. И их воображала не я.
Звали ее Баба Шу. Было у нее триста внуков и более пяти тысяч правнуков. Скончалась она достойно, от старости — и внезапно обнаружила себя здесь, в этом теле, в лаборатории, под колпаком; обездвиженная так же, как я.
— Тебя тоже пытали огнем? — я невольно прониклась сочувствием.
— Нет, я сразу призналась, какой магией владела на родине, потому что тут она бесполезна. Это тело не способно производить паутину.
Я увидела чужой мир. Подземелье, освещенное светом голубоватых кристаллов, и воздушные кружева, его заполняющие. Они были повсюду: сплетались дорожками и ярусами, трепетали гардинами, заменяя стены жилищ, и окутывали острые сколы каменных сталактитов, чтобы никто не поранился. В кружевах качали детишек, выводили полезную для здоровья растительность и укрывали от взглядов сокровища. В кружева ловили и чужаков. Чтобы затем сожрать. Баба Шу была паучихой.
Конечностей у нее и впрямь было десять: часть с присосками, чтобы удерживаться на отвесных поверхностях, часть — для совершения различных действий, требующих точности и изящества. Как, например, плетение кружев. В случае опасности эти «руки» могли покрываться хитиновыми футлярами, твердыми и невероятно острыми — чтобы проткнуть, как пикой, врага.
Ну и таракан у меня в голове…
— Милая, я тебя слышу, — обиженно напомнила Баба Шу. — Кстати, подняла бы ты клубочки, пока ветер не погнал их дальше, тут бывают такие порывы…
— Извини, — я выполнила ее просьбу. Лучше жить в мире с внутренним голосом.
На поверхности Бабе Шу не нравилось: эта вечная смена погоды! То дождь, то туман, то несносный ветер… Приятным бывало лишь солнышко: нежаркое, неяркое, ласковое. Такое, как сейчас. Но в родных подземельях и без солнышка было прекрасно…
— Значит, мы — попаданки, — повторила я дурацкое слово, пытаясь свыкнуться с происходящим. — Но если ты тоже попала сюда из другого мира, где же настоящая хозяйка этого тела?
— Здесь, — ответила Баба Шу.
Я в недоумении огляделась. Видимо, следует «заглянуть в себя»?
— Что ты имеешь в виду?
Паучиха вздохнула:
— Хозяйку нашего тела зовут Эя, но она сейчас не откликнется.
Эя. Какое певучее имя в этом трещащем мире.
— После выброса магии Эя несколько дней обессилена, — продолжила паучиха. — Затем ее энергия начинает постепенно восстанавливаться. Кстати, кулон на шее — это амулет-стабилизатор, не вздумай его снимать! Профессор Гран старается сдерживать магию девушки, но, когда она все же накапливается, происходит очередной прорыв.
— И какая же у нее магия? — я зачарованно уставилась на свои изумрудные пальцы. Вот скручу фигу, как давеча мой мучитель, и посыплются с неба… нет, не лягушки; чего бы мне хотелось?
— Дар Эи — притягивать в свое тело обитателей иных миров. В момент их смерти, если он совпадает с выбросом ее энергии.
Стало жутко.
— И много нас тут таких собралось? Эй, народ! Выходите знакомиться!
Баба Шу рассмеялась. Смех паучихи звучал умиротворяюще, как и ее голос:
— В этом теле мы только втроем: ты, я и его хозяйка. Остальных давно поместили в кристаллы.
— В какие еще кристаллы?!
— В разные, по типу ведущей магии попаданца, — паучиха пожала плечами. Моими! Я так растерялась, что даже утратила контроль над движениями. Осторожнее надо бы с этой Бабой.
Паучиха продолжала рассказывать. Салатовый профессор и впрямь оказался умен: сумел создать маго-машину, извлекающую пришлые сознания из тела притянувшей их девушки. Всплески магии Эи происходят нечасто, примерно раз в месяц. На памяти Бабы Шу (то есть, пока паучиха живет в ее теле) успели явиться пятеро. Первый был агрессивным монстром без проблесков интеллекта: только и мог, что рычать и бросаться на невидимый купол, как только профессор слегка ослаблял заклинание обездвиживания. Второй оказался сильным огневиком: сумел подчинить себе пламя артефакта лаборатории, скрутил его в плеть и почти пробил защиту наведенного купола. Но самым опасным из всех был тот, что привык жить в газообразном состоянии. Даже тут он начал просачиваться прямо сквозь тело Эи, едва успели его заморозить.
— Ну, а сколько пришельцев было до моего появления, даже не знаю, — заключила Баба Шу и снова попробовала чем-нибудь шевельнуть, но в этот раз я оказалась более бдительной.
— Значит, меня превратят в кристалл? — только начала смиряться с существованием в теле зеленой иномирянки, как замаячили перспективы еще ужаснее.
— Твою магию пока не классифицировали. Будут разбираться.
— Но у меня и правда нет магии!
— Умница, девочка, не признавайся. Может, и пощадят.
Нет, не так я представляла себе реинкарнацию…
— А тебя почему оставили в теле Эи?
Интересно, я ведь пойму, если голос в моей голове будет врать?
— Я уже объясняла, — откликнулась паучиха. — Моя магия в этом теле не действует, и к тому же я сразу пошла на сотрудничество. Меня оставили заботиться о здоровье девушки. К сожалению, сама она этим не занимается. — Баба Шу помолчала и добавила главное: — В жизни Эи случилась трагедия, от которой она не может оправиться. Подробностей никто не рассказывает, но я чувствую, как бедняжка страдает. До того, как я здесь появилась, она несколько раз пыталась покончить с собой. Но
