Ох, малышка, что мне приходится делать ради твоего спасения. Но я не жалею. Эти уколы слишком дорогие, а твоя болезнь очень редкая. И все нас бросили. Все от нас отказались. Твой отец ушел, едва узнав, что ты нездорова. Нашел себе другую жену, веселую, красивую, без забот и проблем. А мои родители…
Я закрыла глаза, вспоминая.
— Отец, я люблю его. И хочу быть с ним.
Мама плачет на диване, закрыв руками лицо. Отец кричит, возвышаясь надо мной скалой чистой ярости:
— Да сними ты розовые очки, дура. Тебе всего девятнадцать! Какое замужество? Мы столько денег в твою учебу вбухали, а этот… Он не нашего поля ягода.
— Что значит не нашего поля ягода?
— Не нашего круга.
— Какого такого круга? Наша семья состоятельная, но мы не какие-то безумные богачи. Что за высокомерие?
Отец шумно дышит. Его лицо наливается кровью. Мышцы по бокам челюсти ходят ходуном.
— Ты хотя бы не спала с ним? — вопрошает с дивана зареванная мать.
Я открываю рот, хочу ответить и не могу. Не могу признаться, что не просто спала, а уже беременна. Семь недель. Рука невольно опускается на живот, словно защищая маленькую искру жизни, зародившуюся внутри.
— Мы сами найдем тебе подходящего жениха, — отец хватает меня за плечи и разворачивает лицом к себе. —Правильного. Надежного. Из нашего круга.
— Да в каком веке вы живете? Никто уже давно так не делает.
— Ты меня услышала, — отец крепче сжимает руки на моих плечах. — Либо живешь по моим правилам, либо валишь на все четыре стороны. Выбирай: он или мы.
Я, дурочка, выбрала его, ушла из дома, поругалась с родителями, а он нас предал, просто взял и бросил. Но ничего, милая, мы справимся. Обязательно справимся.
Делай, что должен, и будь, что будет.
Глава 4
Я замерла на пороге лаборатории с тарелкой еды в руках. Сегодня кормить бешеного Призрака предстояло мне. В этот раз на обед ему приготовили не сырое мяса с кровью, а нормальную человеческую пищу — говяжий, хорошо прожаренный стейк. Его заранее порезали на небольшие кусочки, потому что вилка и столовый нож пленнику не полагались.
Страшно.
Подходить к клетке было страшно. Я словно приросла к полу, прилипла спиной к двери и не могла заставить себя сдвинуться с места. С другого конца лаборатории сквозь решетку на меня голодным взглядом смотрел белый тигр. Освещение намеренно приглушили, и голубые глаза зверя едва заметно светились в полумраке.
С глубоким вздохом я сделала шаг вперед.
Четыре камеры снимали происходящее с разных ракурсов и записывали звук. В ухо мне вставили крошечный, незаметный наушник на случай, если возникнут проблемы с придуманной легендой. Сотрудник, следящий за нами по мониторам, будет подсказывать, как себя вести и что отвечать на неудобные вопросы.
Прямо сейчас в голове моей раздавался голос невидимого собеседника: «Приближайся медленно. Не делай резких движений. Предложи ему обернуться».
Пока я пересекала лабораторию, эти шесть бесконечных метров до клетки, зверь не сводил с меня внимательных глаз. Его ноздри трепетали. Белые усы подрагивали. Длинный полосатый хвост бил по бетонному полу.
— Я принесла поесть.
Стоило остановиться напротив решетки, как по телу хищника прокатилась крупная дрожь. И в этот раз, как и в прошлый, я не уловила момент трансформации. Все случилось за долю секунды. Был зверь — стал человек.
Голый.
Возбужденный.
Источающий адский жар.
«Убедись, что он не собирается нападать, и подойди ближе», — подсказал голос из динамика.
С шумным вздохом пленник прижался к решетке обнаженной выпуклой грудью, словно хотел просочиться ко мне сквозь железные прутья клетки. Отсутствие одежды его нисколько не смущало, а вот я от неловкости не знала, куда деть глаза. Взгляд против воли соскальзывал вниз, и в голове проносились неуместные мысли: «Огромный. А я опять девственница. Будет больно».
— Поешь? Наверное, устал питаться одним сырым мясом. Или… или ты, наоборот, больше любишь сырое?
Призрак не смотрел на еду — только на меня. Но как на еду. Как на сочный аппетитный стейк, который собирался проглотить целиком.
— Вот, держи.
Не дождавшись ответа, я подошла ближе и попыталась просунуть тарелку между прутьями клетки, как вдруг на моем запястье сомкнулись мужские пальцы.
Я дернулась и застыла, боясь пошевелиться.
Он схватил меня! Зверь меня схватил!
«Не паникуй, — в голосе наблюдающего за нами сотрудника звучала тревога. — Оборотень не обидит истинную пару».
Не обидит?
Тогда чего ты там, за своими мониторами, так нервничаешь?
Но действительно. Больно не было. Никто не пытался сломать мне кость. Сильный, мощный хищник держал меня за руку крепко и в то же время нежно. Большим пальцем он гладил переплетение голубых венок под тонкой кожей.
— Как тебя зовут?
Казалось, человеческая речь дается ему с трудом. Зверь будто вспоминал, как это — говорить, складывать звуки в слова, слова — в фразы. Разучился за два года молчания.
— Агвид. А тебя?
— Убийца, — ухмыльнулся светловолосый гигант. — Обычно люди называют меня убийцей.
По коже прокатился холодок страха.
— Я имела в виду имя. Настоящее.
Зверь сжал мое запястье чуть крепче и шумно втянул ноздрями воздух.
— Кто ты такая? — прохрипел он. — Откуда? Из какого клана?
Я растерянно покачала головой. Клана?
«Расспроси подробнее, — оживился сотрудник за монитором. — Что за кланы? Таких, как он, много?»
Взгляд невольно метнулся к красному огоньку камеры в углу.
— О чем ты? Есть еще… оборотни, другие люди, умеющие превращаться в животных?
Голубые глаза напротив прищурились. Ноздри раздулись.
— От тебя пахнет младенцем, — вдруг выдал зверь. — Маленьким ребенком.
Проклятье!
У него настолько сильное обоняние?
Нельзя, ни в коем случае нельзя говорить оборотню правду о Молли. Представляю, в какое бешенство он придет, узнав, что у его истинной пары есть ребенок от другого мужчины. Возлюбленная таких ревнивцев должна быть чистенькой и невинной, а я уже успела и замужем побывать, и родить.
«Скажи, что у нас в заложниках твоя сестра».
Снова ложь. За всю жизнь столько не лгала, сколько за последние дни.
— Моя маленькая сестра у них.
Я судорожно сглотнула и отвела взгляд. Оборотень снова принюхался.
Из-за сомнительного препарата, что мне ввели, приходилось кормить малышку смесью. Молоко пропало. Призрак не мог учуять его запах. Или мог?
— Они тебя шантажируют? — зарычал пленник, обнажив белые зубы и розовые десны. Пожалуй, в облике гигантского разъяренного мужика он выглядел еще более устрашающим, чем в звериной ипостаси.
— Да, шантажируют, — я опустила голову, уставившись себе под ноги.
Как же тяжело было врать! Как я это ненавидела!
«Расспроси про кланы», — раздалось в наушнике, но я продолжала стоять и молча разглядывать плиточный пол.
— Я убью их за это, — тихо, но уверенно произнес Призрак, потом отпустил мою руку и отошел к самой дальней стене из металлических прутьев.
Теперь, когда он был далеко, дышать стало легче: его аура, темная энергетика давили на меня бетонной плитой.
— Они умрут за то, что обидели твою сестру, Агвид, — пообещал зверь с решимостью опытного убийцы и добавил еще более мрачным тоном: — Не дай им бросить тебя ко мне в клетку.
На секунду он прикрыл глаза и сжал кувалды-кулаки до вздувшихся вен.
— Потому что я не сдержусь.
Глава 5
Самое страшное — это чувство беспомощности, когда не можешь помочь собственному ребенку. Слышишь, как плачет дочь, видишь, как она заходится криком, а не в силах ничего сделать. Самое дорогое тебе существо страдает, маленькое, беззащитное, полностью от тебя зависящее, но облегчить его муки нет денег.
Да что там денег! Нет даже способов лечения. Не знает мир такой болезни. Доктора только разводят руками, а дочь кричит, надрывается сутками, отказывается от еды. На ее коже — странная сыпь, тело сводят жуткие судороги. Муж бросает тебя с ребенком одну, не выдержав напряжения и бессонных ночей. Уходит, оставляя наедине с отчаянием, с ужасом беспомощности, со своей ответственностью.
