«Мы уже попрощались. Оба сказали, что не придём, и оба пришли. Я пришла увидеть его, он зачем пришёл? Я не испортила его планы?»
Я осторожно посмотрела на него, он улыбнулся, как будто прочитал мысли, и как будто мысленно передал, что мой визит – вообще лучшее, что могло случиться с этим аукционом, мне стало легче.
Сделав круг по маленькой террасе, мы вернулись в зал с оркестром, медленно обошли его по кругу, наслаждаясь картинами и обстановкой. Я здоровалась со знакомыми, Алану все кивали, но никто с ним не заговаривал, смотрели с настороженным интересом, он этот интерес игнорировал с королевской небрежностью, как будто давно привык и научился этим наслаждаться. Он был в ярком костюме и в очках, мне это нравилось.
Закончив круг по залу, мы прошли к лестнице и пошли вдоль балкона, ненадолго заходя в маленькие комнаты по периметру, там была библиотека, музыкальная гостиная, комната для настольных игр, несколько гостиных с диванами и каминами. Наконец, прозвенел звонок и пары и компании потянулись в большой зал, где нарядная полугномка всех ещё раз поприветствовала и пригласила в аукционный зал на первом этаже, занимать места согласно купленным билетам, а тех, у кого билетов не было, пригласила в зрительские ложи и предложила рассаживаться как удобно. Я посмотрела на Алана, он молча показал свою карточку пригласительного, я молча кивнула и пошла с ним вниз. Парадная лестница была такой крутой, что несколько дам чуть не упали прямо у меня на глазах, я порадовалась, что надела удобные и давно разношенные туфли, того, что они не вечерние, никто пока не заметил.
Внизу лестница разделялась на два полукруглых пролёта, ведущих ещё ниже, в полуподвальное помещение – в стиле гномов, они любили всё самое ценное и важное прятать в землю минимум с трёх сторон, а лучше со всех. Под зимним садом находился просторный круглый зал с небольшой камерной сценой и парой десятков круглых столиков из полированного мрамора и начищенной меди, возле некоторых стояли кожаные диваны, возле других – только одно кресло. Возле того, к которому повела хостес нас с Аланом, стояло широкое кресло с двумя спинками, как будто специально для пары, я в который раз посмотрела на Алана – если он знал, что я не приду, то с кем собирался там сидеть? Он ответил мне загадочной улыбкой, под которой пряталось очевидное – он знал, что я приду.
Мы сели, взяли предложенные бокалы с шампанским, посмотрели друг на друга и отвели глаза каждый в свою сторону – я стала рассматривать потолок из тёмно-синего стекла с изображением планет и орбит, Алан стал рассматривать пол из разнообразных минералов, с изображением карты Мира гномов, какой её представляли сто лет назад. Я налюбовалась небом и обратила внимание на землю, Алан в ту же секунду заинтересовался космосом и звёздами, мы улыбались и не смотрели друг на друга, но я его прекрасно видела. Он сиял. Как всегда.
Зрители в ложах, окружающих круглый зал полукругом, тоже рассаживались и принимались изучать меценатов за столами, я чувствовала на себе взгляды и с трудом удерживала лицо спокойным, мысленно вспоминая свои молниеносные сборы и пытаясь понять, не забыла ли я чего-нибудь важного. Алан незаметно толкнул меня плечом, привлекая внимание, а когда я на него посмотрела, окинул очень одобрительным взглядом и улыбнулся так, что сомнения меня покинули без остатка, я была великолепна.
Хостес закончили рассаживать гостей и разливать напитки, отчитались старшим и встали у выходов улыбчивыми кариатидами. Синее свечение потолка притухло, сцена засветилась ярче, на неё поднялась полугномка, чьё лицо было мне отдалённо знакомо, вроде бы, из газет, и стала приветствовать всех ещё раз на этом вечере, где мы все собрались с целью творить добро. Алан заскучал, а я слушала внимательно – я впервые в жизни пришла на вечер, не зная темы и цели. Ведущая говорила, что собранные средства пойдут на финансирование поэтических вечеров для школьников и студентов, издание сборников современных поэтов и зарплату наставников, преподающих в Доме Поэтов бесплатно для всех жителей Верхнего Города. Это было очень здорово, на моей Грани Эль словосочетание «бесплатное образование» казалось оксюмороном, там даже пол мыть бесплатно никто не научит, а уж учить своих детей стихосложению могли себе позволить только очень состоятельные семьи.
«Например, моя. До банкротства.»
Тем летом, когда меня оставили дома, в год покупки Юриэльфейна, мне наняли учителей по рисованию, музыке и танцам, а потом учитель музыки стал показывать и стихи тоже, я его почти вынудила. Хорошее было лето, короткое, но впечатляющее. Рисовать и танцевать мне не особенно нравилось, а вот музыка и стихи привлекали, я просиживала за роялем дни напролёт, сочиняя какую-то весёлую ерунду, чаще всего, про маминых птиц и моего Юри.
«Я была уверена, что я самая счастливая на свете.»
Полугномка представила актёров из юношеской театральной труппы, которые будут сегодня читать для нас лоты, представляющие собой стихи в самых разных жанрах из всех возможных Миров. Купивший стих получит его в виде каллиграфии на открытке, по желанию, можно оформить в рамочку. И первым вперёд вышел совсем маленький полугном, улыбчивый и кудрявый как ангел, взял микрофон и с выражением прочитал с открытки:
«Мечтала жаба о полёте,
А я мечтал её надуть.
Теперь она мечтает только
Нырнуть.»
Зал на секунду замер, мальчик опустил микрофон и с хихиканьем закрыл лицо открыткой, заставив рассмеяться весь зал, аукционист торжественно представил актёра и лот, сорвав аплодисменты, назвал начальную цену и спросил, кто готов дать больше. Посыпались предложения, торг стал оживлённым со старта, все были шумными и возбуждёнными, я смотрела на Алана – он купался в этой атмосфере бурлящих чувств, как я купалась в атмосфере леденящего ужаса и паники. Ему было хорошо, мне было приятно за компанию, хотя себе я бы такого не хотела – я предпочту нуждаться в тихой и тяжёлой атмосфере, шумная и праздничная меня всегда быстро утомляла.
Первый лот купили за сумму, превышающую начальную в двадцать раз, попросили оформить в рамку. Соседи поздравляли покупателя, балкон аплодировал, аукционист приглашал следующего актёра. Стихи сменяли друг друга, менялся свет, иногда тихо звучала музыка непонятно откуда, казалось, что звучит механизм движения планет по ту сторону потолка. Мы переглядывались с Аланом, иногда прикасались друг к другу локтями, коленями, бокалами и дыханием, но так и не заговорили ни разу.
Он покупал стихи, называя такие цены, что после него никто не ставил, его фотографировали, он улыбался и поднимал бокал, приветствуя почитателей со всех сторон. В этой атмосфере полумрака и плотного звука, камерно-близкого, очень тёплого и немного шероховатого, мы как будто были заперты все на одном корабле, или в одной пещере, как Древние во время дождя, когда работать не получится и когда хищники не охотятся, а значит, можно полностью расслабиться, шуметь и веселиться.
Стихи висели в воздухе, как будто один раз произнесённые оставались кружиться под потолком навечно, вместе с планетами и звёздами, я вспоминала их отрывками в пару строк, вспоминала реакцию Алана, его улыбки, выражения глаз. Это накладывалось на голоса актёров, которые повторялись внутри меня эхом – я игнорировала торги, слушая стихи как искусство, тем более, что суммы звучали такие, что мне не хотелось о них думать, чтобы случайно не сопоставить с собственной цифрой на счету и суммой долга.
«Я просто оставлю сердце здесь,
Пускай остаётся какое есть.»
Человеческий стих, так писали только люди, только им могло прийти в голову говорить в стихах разговорными оборотами, для эльфов это было дурным тоном и почти святотатством.
«Идите ко дну, корабли из тумана –
Я сегодня умею летать.»
Это больше походило на эльфов, но лично мне нравилось меньше. В людях был редкостно сладкий нервный надрыв, он нравился мне всё больше с каждой секундой.
«Вдруг лопнула одна
