жертва, принесенная по любви.
На нашей вчерашней прогулке Крис признался, что планирует взлететь высоко. Как и я, он уже получил статус сира: его талант был неоспорим. Единственное, что отделяло его от работы при дворе — способность ходить порталами. Переходы между мирами парню не давались.
— Я… п-передумала, — сглотнула шепотом, едва дыша под тяжеленным телом. — Я… забираю свои дары… Я отказываю… Я тебя не люблю. Это все неправда, твой ритуал не сработает. Ты просто лживый… мерзавец… и не заслужил внимания богов.
— Брось, детка. Нельзя забирать подарки, — насмешливо ворчал гаденыш, желавший ценой моей боли и унижения купить себе пропуск в королевский двор. — К тому же ты горишь, как вархов факел. Агония убьет тебя к утру, если не дать ей выход…
— Пусть… убьет, — выдохнула жалобно. — Но только не так… только не так…
Крис продолжал меня целовать. Гладить. Прикасаться так, как ни один целитель на диагностике себе не позволил бы. Иначе тут же лишился бы магической практики.
Омерзительное хихиканье Меридит отравляло воздух, и мне расхотелось дышать. Чернота заливала глаза, я едва видела точеный профиль парня. Каменный живот пульсировал, забирая меня в воронку ненастоящих чувств.
Я скребла ногтями алтарь, дрожа от унижения, сгорая от навязанного желания. Слезы катились по горячим вискам, падали на холодный камень. Пересохшие губы сами по себе шептали: «Имира… Имира… Имира…».
Но Сиятельной богине не было до меня дела. Она сама пала жертвой жестокой воли богов.
Обиднее всего было, что Меридит на это смотрит. И, видит Варх, никогда не забудет.
— Не трясись ты, Хендрик… Будет не больно. Как детеныш каффы укусил, — бормотал Вейрон успокаивающе, пока я содрогалась под ним от рева. — Ты ведь сейчас хочешь этого даже больше, чем я…
Нет! Не тут, не так… не с ним… Из груди вырвался нечеловеческий вой, и Крис отшатнулся, схватился зачем-то за ремень брюк, до сих пор не спущенных.
А я больше не видела его лица. Только черноту. Она врывалась в храм сквозь щели в полу, из земных недр, а то и вовсе с изнанки бытия.
По алтарю прошла трещина, и я со всеми своими порванными юбками скатилась вниз. В другую от Вейрона сторону. Ударилась о камни, ушибла затылок, забилась в ближайший укромный угол у подножия красивой статуи. Задышала поверхностно, быстро, как загнанный зверь.
Черные тени то соединялись в клубок, то бросались врассыпную. Кидались на студентов в глупых балахонах, и те, закатывая глаза, оседали в магическом обмороке.
Свечи гасли одна за другой, храм заполнялся темнотой… Лишь ошалевшие голубые глаза Криса продолжали сверкать в опасной близости от меня.
— Да будь ты проклят, Кристиан Вейрон, — прохрипела еле слышно, потной рукой скользя по статуе и пытаясь подняться.
Сил в ногах не было, ужас от того, что чуть не случилось, захлестывал мысли. Грохот в храме стоял такой, словно его сверху взрывал чарами маг-гвардейский полк.
— Эльза… Сюда иди, тут сейчас все рухнет! — Крис протянул мне руку, но я отползла назад.
Никогда. Никогда больше ко мне не притронется ни один мужчина.
Этого не случится. Нигде. Никак. Ни с кем…
— Да чтоб ты однажды сам полюбил так, что сердце разорвется! — шипела на него затравленной каффой, чувствуя, как живот по-прежнему жарит желанием. Желанием этого негодяя. — Чтобы эта любовь мучила тебя и съедала. Чтобы ты страстно желал именно того, что никогда не сможешь получить. Чтобы любил ту, кем не можешь обладать.
— Хендрик, не глупи. Ничего же не случилось. Забудь. Пойдем! — рявкнул на меня Крис, нервно тормоша лежащую Меридит.
— Чтобы страсть разрывала тебя, не давая жить в мире с собой, — я медленно покачала головой, размазывая слезы по горячей щеке. — Пока однажды не сожрет до конца. Опалив дотла. Обратив пеплом все, кем раньше был Кристиан Вейрон.
— Ну и оставайся, квахарка… — бросил парень, взбегая вверх по ступеням.
— Будь ты проклят, Кристиан Вейрон. Будь ты проклят до того самого дня, пока моя аура не перестанет сиять… — шептала, сгорая в бессердечной агонии. — А она никогда не перестанет, гхарр ты… блудливый! И пусть боги п-примут… мою клятву… и мою невинность… в залог…
Ненастоящее проклятие растаяло на губах серой дымкой, и я отключилась, убаюканная грохотом разрушающегося храма.
Десять лет спустя
***
Альвар Граймс
— Не входить! — рявкнул Альвар на скрипнувшую дверь, как на злейшего врага.
Мог бы испепелять взглядом — непременно испепелил бы. Вместе со входящей.
Надо было раньше додуматься запереть на замок, а не глупо коситься на осколки! А теперь уж поздно: в кабинет влетело, стуча каблуками, его наказание.
— Альвар, это не ваша личная территория, — хмуро напомнила мисс Хендрик. — Мне нужны результаты диагностики моих новых учениц.
— В такое время? Вас ничего не смущает, Эльза? — выдавил сквозь стиснутые зубы.
В кабинет заползала ночь, которая тоже была некстати.
— Я предупреждала, чтобы Райс не таскал девочек на полигон без моего разрешения! — нервно верещала невозможная женщина. — И вот… вот он, результат…
— Пошла вон… — взвыл Граймс, отрешенно косясь в распахнутое черное окно, из которого до носа долетали запахи весны. Ненужные и неуместные.
За что ему эта кара Вархова?
Сначала записка сбежавшей ассистентки, затем восстанавливающий тоник, оказавшийся вовсе не тоником… А теперь еще Хендрик, обнаружившая в себе внезапную бессонницу!
— Граймс, вы переходите все границы. Отдайте папки и прекращайте общаться со мной в таком тоне.
— А то что? Опять попробуете мне чесоточный порошок подсыпать, Эльза? Пролонгированного, Варх дери, воздействия? — он резко обернулся, сталкиваясь с неощипанной квахаркой глазами.
Только потом осознал, какую оплошность совершил. От этого праведный гнев пуще прежнего растекся по венам.
— Рано или поздно мне это удастся, сир Граймс, — заверила беспардонно сияющая «теоретичка», каждый раз ослепляющая его своей невыносимо чистой аурой. Кто-то назвал бы такое чудом, но Альвар отдавал предпочтение версии с кошмаром.
Драное «солнышко» с бешеными квахарами на голове вторгалось в его диагностический кабинет стабильно не вовремя. Но хуже времени, чем сейчас, оно придумать просто не могло!
— Ваши новые ученицы… Невозможная мисс Хендрик… Не явились на диагностику, — зло прошипел Граймс, выбираясь из-за стола и спиной отходя к окну. Побег показался не таким уж паршивым вариантом, и даже высота его не смущала. — И рискуют нарваться на ампутацию мозгов, если попадутся мне на пути.
— Это все ваша отвратительная манера общения, — она закатила глаза и процокала по кабинету дурацкими туфлями с квадратными носами. Такие вышли из моды лет десять назад. Или тысячу. — Девочки предпочли страдать от магрени, лишь бы не идти вечером
