— Помилуйте, владыка! — рыдает девушка. — Госпожа приказала вымыть пол и приготовить постель до того, как она вернётся из купальни, иначе… — всхлипывает.
— Иначе что?! — мой вопль громче криков ребёнка.
— Тридцать ударов плетью на двоих… — шепчет вторая служанка.
У меня перед глазами встаёт красная пелена ярости. Тридцать ударов, значит?!
— Вон! Обе!
С этими двумя позже разберусь. А сейчас я хочу знать, почему плачущего ребёнка бросили в люльке в грязных пелёнках. И что, драконий бог, такое у него на животе!
Подхожу к кувшину, который стоит у кровати Лейлы, и снимаю с него крышку. Сизый дым вырывается из горла посуды, в комнате появляется личный джинн моей жёнушки:
— Чем могу помочь, хозяин? — он складывает ладони вместе и склоняет голову, ожидая приказа.
— Лекаря сюда, — шиплю змеем, — и Дамлу позови.
— Сию минуту, хозяин.
Джинн исчезает, а я расхаживаю по комнате с Мусой на руках. Я не мастер нянчить детей, но мальчик успокаивается. Всё, что было нужно трёхмесячному малышу — чтобы его немного покачали.
Главный придворный лекарь приходит быстро. Осмотрев мальчика, он бледнеет.
— В чём дело? — я подхожу к люльке. — Говори!
— Владыка… — на враче лица нет. — Сегодня днём ребёнок вёл себя беспокойно — отказывался есть и плакал. Он страдал от колик. Я сделал всё, что требовалось, а госпоже сказал, что на ночь стоит погреть ему живот, — он становится ещё белее, чем был. — Я полагал, для этого она позовёт меня.
Не позвала. У Лейлы хватило мозгов положить малышу на живот горячие камни, и не хватило мозгов сначала обернуть их тряпкой. Доказательства я нахожу в люльке — камешки ещё тёплые…
— Дамла у дверей, господин! — из кувшина высовывается джинн.
Ей стоит придумать для себя достойное оправдание. Желание снести головы доброй половине прислуги крепнет с каждой секундой.
— Займись Мусой, — я отдаю ребёнка лекарю. — Заходи, Дамла! — гаркаю.
Смотрительница дворца — женщина почтенного возраста — выглядит как провинившаяся девчонка. Согнувшись в поклоне, она заходит в дверь и семенит ко мне.
— Владыка… — сдавленно шепчет старуха.
— Где ты была? — завожу руки за спину, смотрю на неё.
— В лазарете, господин, — отвечает, не разгибаясь. — Одна из служанок тяжело заболела, и я отправилась туда, чтобы узнать у лекарей…
— Лучше тебе заткнуться! — я делаю шаг к ней. — Моя жена едва не угробила Мусу! — выдыхаю протяжно, потому что от моих криков ребёнок снова хнычет. Надо успокоиться. — Разве я не говорил тебе следить за Лейлой? Разве не приказал сообщать мне обо всём, что здесь происходит?! Отвечай, Дамла!
— Простите, владыка. Я виновата, — её слова звучат как приговор самой себе.
Мне регулярно докладывали, что жена заботится о малыше с должным старанием. Я видел Мусу нечасто, и в эти моменты меня ничего не настораживало.
— Ребёнок больше не должен оставаться здесь. Обеспечь ему достойный пригляд, — приказываю смотрительнице. — Я хочу видеть твои глаза, Дамла.
— Да, господин, — она разгибает спину.
— Всех, кто служит Лейле, немедленно выставить из дворца. — Кувшин с её джинном отнесите в сокровищницу. А ты до конца года лишаешься половины жалования, — выношу вердикт для Дамлы. — И ты тоже! — рявкаю на лекаря. — Попробуете ещё раз ослушаться меня — отправитесь на плаху!
«Да, господин» звучит печальным дуэтом. Смотрительница и лекарь не рады, но приказы владыки не обсуждаются. Пусть скажут спасибо, что их головы до сих пор на плечах.
— Разрешите задать вопрос, владыка, — тихо лепечет Дамла.
— Что ещё?
— Если не госпожа, то кто теперь будет воспитывать мальчика? — она склоняет голову. — Служанки не могут растить члена правящей семьи. Вы знаете об этом…
Знаю. А ещё я знаю, что Лейле нельзя доверять дитя. Кроме того, от правящей семьи осталось одно название. В живых теперь только я и мой брат Шах. Родственниц по крови, способных дать ребёнку любовь и заботу, в моём дворце нет.
— Я разберусь с этим. А тебе лучше заняться своими делами, Дамла.
— Прикажете привести к вам госпожу? — смотрительница поднимает на меня глаза.
— Нет, — отрезаю, не раздумывая. — Не беспокойте её.
Я сам это сделаю. Сейчас.
***
Если я ещё раз встречусь с мадам Жужу — убью её! Кем бы ни была эта старушка…
Перемещение в другой мир не похоже на путешествие на самолёте или поезде. Подозреваю, что я испытала что-то вроде того, что испытывают астронавты при полёте в космос. Последнее, что я помню чётко — сизый дым из зеркала забрался мне в ноздри. Стало трудно дышать, голова закружилась, а потом — тёмная холодная пустота, которая едва не раздавила меня.
Всё, что я сейчас ощущаю — писк в ушах и нереальную тяжесть в теле. На меня словно могильную плиту уронили. Даже веки свинцовые — глаза открыть невозможно!
— Ты уверен, что девчонка мертва? — сквозь непрерывный писк пробивается женский голос.
— Увы, это так. Она умерла, сомнений нет, — отвечает мужчина.
О, боже! Тут что, кто-то умер?!
Меня окутывает ужасом, но пошевелиться или разлепить веки я не могу.
— Тысяча несчастий на мою грешную голову! — причитает женщина. — Рахат, ты слышал, что сказал владыка? Я должна прогнать из дворца всех служанок госпожи. Десять девушек! Ещё и эта богам душу отдала.
— В таком случае, какая разница? Служанкой больше, служанкой меньше… — философски рассуждает мужской голос.
— Какая разница?! Я заплатила за эту девчонку триста хамм!
— Драгхалла! Почему так много?!
— Везли издалека. К тому же мать учила её бытовой магии с детства. У нас тут щётки с тряпками летать должны были. Но девочка умерла, — разочарованно вздыхает женщина.
— Наверное, сильно простыла по дороге. Все мы в руках богов. Смирись.
— А лекари на кой драконий хвост нужны?! Ты не мог её вылечить, Рахат?!
— Я пытался… — бубнит мужчина.
— Пытался он! Когда я буду оправдываться перед владыкой за спущенные из казны деньги, обязательно упомяну, что ты пытался!
— Хочешь, чтобы я отправился на плаху?!
— По-твоему, я должна лишиться головы, прикрывая тебя?!
Склока этой парочки бьёт мне по вискам тяжёлым молотом. Я и без их криков чувствовала себя поганее некуда, но теперь мерзкие ощущения усилились.
— Пожалуйста… перестаньте… — слова царапают пересохшее горло, и я захожусь в кашле.
Но мой голос… Это не мой голос!
— Драгхалла! Она жива, Рахат!
Мне хлещут по щекам без всякой жалости, а потом суют под нос что-то страшно вонючее.
— О, боже! — у меня глаза сами собой открываются. — Уберите это! — отпихиваю от себя мужскую руку со склянкой.
Источник смрада исчезает, и дышать становится легче. Мне в принципе легче. По крайней мере, я могу шевелиться. Сажусь на кровати и с удивлением смотрю на мужчину и женщину, чью беседу я невольно подслушала. Те ещё персонажи! Одеты, как герои арабской сказки.
На полноватой женщине длинное тёмное платье и цветастый халат. Немолодой мужчина тоже в халате, но в белом и коротком. Из-под него торчат ноги в штанах-шароварах и сапогах с загнутыми носами, а на голове у него тюрбан.
Ух! Колоритненько. Даже сердце пропускает пару ударов. Залипаю, разглядывая эту парочку.
— Кто вы? И где я? — наконец, отмираю.
— В Бушаре, — женщина в цветастом халате разводит руками, — во дворце владыки. Ты помнишь, как приехала сюда вчера?
В Бушаре?.. Всё получилось! Я перенеслась в другой мир. Хочется вскочить и запрыгать по комнате, но это будет перебор…
Мадам Жужу предупреждала, что я должна вести себя спокойно, будто ничего странного не происходит. Ох, это непросто. Но я постараюсь.
— Помню, конечно, — вру, стараясь не выдать дрожь в голосе. — Просто голова болит.
— Ещё бы! Ты страшно кашляла и страдала от жара. А этот недоумок вообще хотел тебя похоронить! Умерла, говоришь? — женщина накидывает злой взгляд, словно удавку, на лекаря.
— Но она не дышала, и сердце не билось, — оправдывается врач.
