пройти не успеваю, а на меня уже набрасываются горничные. — Идёмте, скорее.
Позволяю увести себя. Они ещё не знают, что я сожгла платья, а значит не знают и о том, что можно не спешить, ведь отец не выпустит меня к потенциальному жениху «не при параде».
Но, когда меня приводят в комнату, я замечаю подозрительную коробку, появившуюся на кровати.
— Это ещё что? — фыркаю я.
— Лорд Эверт догадывался, что вы не обрадуетесь новости, поэтому приказал держать одно из платьев в качестве запасного, — кланяется служанка.
— Всего одно?
— Леди Эверт, благоразумно ли сердить отца?
— Я не поняла. Кто-то слышал, что я совета спрашиваю или что? — я оглядываюсь и все тут же роняют взгляды на пол.
— Вовсе нет, госпожа. Пойдёмте в ванную, пожалуйста. Сегодня нужно многое сделать и нас накажут, если не успеем…
Как бы я ни была зла, подставлять ни в чём не повинных людей я не могу. Скрипя зубами, терплю, пока они стаскивают с меня одежду. Готова спорить, отец приказал отправить её вслед за сожжёнными платьями.
Следующие несколько часов протекают скучно. Меня моют, долго вычёсывают и укладывают волосы, красят глаза, а я думаю только о том, чтобы не расплакаться от бессилия.
Мысли то и дело возвращаются к мерзавцу. Вот прям сердцем чую, если мы с этим гадом породнимся, всё закончится дракой. В всяком случае я точно второй раз не сдержусь.
Раз за разом отсекаю эти мысли. Сознание должно быть ясным, подобно зеркальной глади воды. Всё мирское неважно. Важен лишь внутренний поток.
Платье оказывается даже краше предыдущих. Белое, с россыпью прозрачных, будто капли дождя камешков. Кажется, придётся признать, что отец пусть немного, но знает меня.
Чем ближе вечер, тем сильнее болит моя голова. Хоть и сижу на пуфике, а ощущение, будто… не знаю, ползамка убрала. Эта усталость затапливает ярость и окунает в липкую и скользкую апатию. Поэтому, когда от моего лица убирают кисточки, мне уже почти всё равно.
Почти.
— Ну как вам, госпожа? — спрашивают девушки.
Смотрю в отражение и едва себя узнаю. Кто бы ни стоял по ту сторону зеркала, это не я. Бледная из-за пудры, с большими глазами и ярко подведёнными губами. Видимо, выбрали то, что привлекательнее для успешной сделки.
Вот только я не товар. И сегодня они в этом убедятся.
Раз отец решил меня продать, пусть попытается. В его адекватность я уже не верю, посмотри, насколько бесстрашными окажутся те, кому меня предложили.
— Всё прекрасно, — сдержанно отвечаю я и потираю ладони друг о друга.
Служанки радуются и принимаются за уборку косметических принадлежностей и не замечают сорвавшуюся с пальцев искру.
Так… Нужно подумать, куда эффектнее применить мои скромные успехи в искусстве магии.
Спускаюсь в бальный зал поместья. Мы редко устраиваем приёмы, так мне непривычно видеть работающими абсолютно все светильники, включая огромную люстру, камни которой стоят, как целая деревня где-нибудь в провинции Аниона.
На расписанном под ночное небо полукруглом потолке мерцают будто настоящие звёзды. Позолоченная лепнина ловит блики свечей. А вдоль белых стен расставлены круглые столы, застеленные скатертями и украшенные цветами.
Не будь в заявленной программе вечера моей помолвки, я бы наверно даже восхитилось тем, как всё успели собрать за один день. Впрочем, мы в столице, тут и не такое могут.
Гостей тоже хватает. Большая часть общается, сидя за столами и играя в карты, некоторые танцуют.
Я спешу сбежать с лестницы, и уйти к стене, чтобы не привлекать внимания. Итак, что я могу здесь натворить?
Если я спалю причёску какой-нибудь жутко знатной даме, это будет слишком мелочно. Лучше уж женишку что-нибудь испортить, чтоб на собственной шкуре осознал, что ко мне правильнее не приближаться.
Замечаю отца в компании худой женщины в бледно-голубом платье. Судя по позам, это и есть его новая пассия.
Ужас. Я, конечно, понимаю, что после мамы ему вряд ли удалось бы найти кого-то хоть отдалённо настолько же привлекательного, но чтоб… Эту женщину иначе как мышь не назовёшь!
— Смотрю, ты опять крадёшься по углам будто воришка.
Вздрагиваю и оборачиваюсь. Мерзавец стоит у стены с бокалом, в котором позвякивают цветы из карамели. Он всё в той же форме, будто намеренно игнорирует строго торжественный стиль остальных гостей.
— Отвали, а?
— Твой женишок ещё не приехал, — кривится мерзавец и отпивает. — А даже если и приехал бы, чего толку прятаться? Думаешь, от судьбы сбежишь?
— Вот тебя только не спросила, — огрызаюсь я.
Мимо проходит слуга, предлагая напитки и я снимаю с его подноса бокал, в котором так же плавает беловато-розовый цветок. Лёгкий фруктовый вкус обволакивает и приятно пощипывает язык, оставляя мятный холодок.
— Зря вы приехали, — бросаю я. — Твоя мать ему не пара.
— Твой отец ей тоже, — парирует зеленоглазый. — Он слишком старый и мерзкий.
— На себя посмотри! Думаешь, я верю в сказки о том, что такие, как ты, людей защищают? Уверена, на твоих руках крови-то немало, — тут же вспыхиваю я, а потом оскаюсь.
Я что, бросилась защищать отца? Того, кто продать меня собрался?
Мерзавец только хмыкает.
— Твой отец — советник. Он разменивает куда больше людей, чем я могу убить за всю жизнь. Не интересовалась, почему он до сих пор на посту?
Закатываю глаза. Зачем я вообще разговариваю с тем, кто меня бесит?
Оглядываю зал. Может мне и делать ничего не нужно? Женишок сам смекнул, что ему счастья со мной не увидеть, вот и свалил куда подальше?
Гаргулья срань, так нечестно! Я уже настроилась пакостить!
Смотрю в сторону отца и вижу, как он украдкой целует мать мерзавца. О, боги… кажется, меня сейчас стошнит…
— А знаешь что, — мой вроде-как-сводный, вырастает над плечом. — Тут скука смертная. Пошли-ка, потанцуем.
— Чего? Эй, отстань!
Мерзавец меня не слушает. Отнимает бокал, опрокидывает в себя содержимое и ставит, схватив за руку, тащит меня в центр зала. По пути он успевает оставить на столе пустые бокалы. Выбора у меня как бы и нет…
Само собой, мы привлекаем всеобщее внимание. Разговоры стихают, многие уже выдохшиеся парочки спешат убраться с паркета, освобождая нам пространство. Отец с Марлой игнорируют, слишком занятые друг другом.
Ну конечно.
Очень хочется прям сейчас метнуть в них всполох магии. Заставить отойти друг от друга. Будто подростки, честное слово. И не стыдно вообще?
Замечаю, что это злит не только меня, но признавать, что мы с мерзавцем на одной
