и низ живота, когда она думала о его прикосновениях. Его поцелуи вызывали у нее головокружение, о котором пишут в сказках, пробуждая ощущения, которых она никогда не испытывала…
Внезапное хлопанье крыльев вырвало ее из раздумий. Огромная птица… слишком большая, чтобы быть голубем… спускалась с неба, вытянув острые когти. Брин вскрикнула и пригнулась, закрыв голову руками. Она испугалась, что это какая-то уловка капитана Карра, птица, обученная вырывать ей глаза…
Но птица грациозно приземлилась на один из старых голубиных насестов и затихла. Когда Брин набралась смелости и посмотрела на нее сквозь пальцы, то удивилась.
— Зефир? — сказала она, напрягаясь от узнавания.
Сокол поднял голову и посмотрел на нее. Зефир никогда не разлучался с Сарадж надолго, и Брин уже начала беспокоиться, не случилось ли чего с ней, когда услышала шаги возле голубятни.
— Брин. — это был голос Сарадж. — Выходи оттуда. Нам нужно поговорить.
Брин вздрогнула. Ее сердцебиение снова участилось. На ладонях выступили капельки пота. Сарадж была самой близкой ее подругой в Берсладене. Она была добра к ней, позволяла брать одежду и давала сестринские советы.
«А теперь я предаю ее».
Собравшись с духом, Брин открыла дверь и предстала перед женщиной, за чьего любовника она собиралась выйти замуж.
Глава 2
ПРОГУЛКА ПО КРЫШЕ… ОБЩАЯ БОЛЬ… ЗАБЫТЬ О ПРОШЛОМ… ПЕРВЫЙ ШАНС, ПОТОМ ДОВЕРИЕ… КОВАРНЫЙ ВАЛ
Волна дурного предчувствия пронзила Брин, когда она открыла дверь и оказалась лицом к лицу с Сарадж.
Главная сокольничья была одета в свое обычное платье цвета лесной зелени с длинными разрезами по бокам и брюками внизу, облегчающие движение, необходимые для работы. Ее длинные темно-каштановые волосы были заплетены в свободную косу, выбившееся пряди развевались вокруг лица. Она скрестила руки на груди.
— Сарадж, — сказала Брин, заламывая руки. — Я не могу выразить, как мне жаль о…
— Остановись. — лицо Сарадж было твердым, как камень, но Брин видел, как в ее глазах сверкало множество эмоций: гнев и обида смешались вместе. — Я не хочу этого слышать.
Сарадж перевела взгляд с Брин на море. Долгое время она ничего не говорила, потом, наконец, глубоко вздохнула.
— Я не сержусь на тебя, Брин. Знаю, что этот брак не был ни твоей идеей, ни твоим желанием. Люди в вашем положении должны делать то, что лучше для их королевств, включая создание выгодных союзов. — ее подбородок высоко поднялся, но затем силы покинули ее, и лицо исказилось от страдания. Прошло мгновение, прежде чем она смогла вновь обрести контроль над собой. — Но, клянусь богами, это несправедливо. Все так запутанно, Брин. Рангар и ты. Трей и я… — она покачала головой, не в силах продолжать.
Брин почувствовала облегчение от того, что Сарадж не пришла обвинять ее в попытке украсть Трея, но облегчение было недолгим. У этой женщины сердце было разбито так же сильно, как и у нее. Брин почувствовала слезы на своих глазах и нерешительно шагнула вперед, желая утешить Сарадж, но не уверенная, позволит ли Сарадж ей.
Сарадж с опаской втянула воздух, но затем обняла Брин.
Обе женщины крепко обнимали друг друга, чувствуя, как одна дрожит в их объятиях. Брин вытирала слезы, уткнувшись лицом в плечо Сарадж. Сарадж крепко обняла ее и наконец отпустила. Хотя ей удалось сдержать слезы, ее глаза стали красными.
— Я чувствую вину за свой гнев, — призналась Сарадж. — Знаю, что это необходимо для королевств. На карту поставлена безопасность и средства к существованию десятков тысяч людей, разве мое сердце имеет значение? Но Брин, это сокрушительно. Когда Трей сообщил мне новости сегодня утром, я думала, что задохнусь от ярости.
— Я понимаю, что ты чувствуешь, — прошептала Брин. И она действительно понимала… ей была знакома тяжесть той же сокрушительной боли. Положив руку на руку подруги, она сказала: — Сарадж, уверяю тебя, у меня нет никаких романтических чувств к Трею. Я бы никогда не хотела отнять его у тебя.
Сарадж кивнула, вытирая нос.
— Знаю. Поверь, мы с Треем сегодня утром наговорили друг другу многого. В какой-то момент я пригрозила, что попрошу моего сокола вырвать его мужские части тела. Но как бы я его ни ненавидела, не знаю, что делать, кроме как принять это. — она вздохнула и прислонилась спиной к каменной стене сарая, пробормотав: — Долг превыше любви.
Но потом ее взгляд метнулся к Брин, неуверенно, и она добавила:
— Верно?
Брин сглотнула. Это был главный вопрос, который крутился в ее голове с той самой ночи, когда король Алет сообщил, что единственным способом обеспечить безопасность обоих королевств является ее брак с Треем.
«Долг или любовь, любовь или долг».
Она думала об этом всю ночь, пока ее разум не превратился в кашу. Она разрывалась между двумя идеалами, как разрывалась между Миром и Берсладеном. Один был домом, где она родилась, другой — ее приемным домом. Она была в неоплатном долгу перед народом Мира после жестокого правления ее родителей и не могла отвернуться от них теперь, когда стала наследницей короны, но ее сердце не лежало к Миру.
Оно было здесь, с Рангаром.
— Верно, — повторила Брин, хотя обе женщины смотрели друг на друга, далеко не убежденные.
Сарадж снова вытерла нос и выпрямилась, нервно поправляя одежду.
— Король Алет уверяет меня, что со временем все наши чувства угаснут. Что мы забудем, что было время, когда мы с Треем были вместе, а ты с Рангаром. Детские увлечения. — она сделала паузу, затем покачала головой. — Я не могу представить, что так и будет, но хочу, чтобы ты знала, что я никогда не буду держать на тебя зла за то, что ты выходишь замуж за Трея и родишь ему наследников. Если это возможно, я бы хотела, чтобы мы остались подругами.
Брин почувствовала, как ее сердце дрогнуло от слов сокольничьей; это было одно из самых великодушных слов, которые ей когда-либо говорили. Крепче сжав руку Сарадж, она сказала:
— Сарадж, ты мне ближе всех сестер, и у меня разорвется сердце, если я потеряю Рангара и тебя.
Сарадж
