он что-то делал у её правого плеча, иногда касался головы, но осторожно, даже нежно. Заметив, что Кира пришла в себя, немного поднял спинку кресла, так она узнала, что сидит, а не лежит. Руками было не шевельнуть, и мгновением позже Кира разобралась, что они крепко пристёгнуты к подлокотникам. А кресло оказалось вполне терпимым. Спинка, по крайней мере, даже удобна.
– Уже почти, – сказал человек, который ею занимался. С запозданием Кира поняла, что говорит он не ей. – Готово. Она будет понимать, что ей говорят, уже сейчас, а отвечать сможет, когда мозг адаптируется к новой языковой структуре.
– Когда это произойдёт? – прозвучал другой голос, хрипловатый.
– В границах десяти минут. Но в течение этого времени с ней нужно разговаривать, чтоб проходила адаптация.
– Тогда говори.
Вокруг было слишком много света, и это понятно. Именно так и следует допрашивать пленных, Кира знала. Она всё равно никого толком не могла видеть, потому закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. Любое помещение звучит, нужно только уметь его слышать. Слушая и стараясь чувствовать всею собой, она скоро поняла, что пространство довольно большое, и в нём находится несколько человек. Уж явно больше двух – она воспринимала их движение и даже отчасти взгляды. Их присутствие могло что-то значить, но пока рано делать выводы.
Её слегка похлопали по щекам. Пришлось открыть глаза. Она увидела, что мужчина, занимавшийся ею, отодвинулся и теперь вдумчиво смотрел ей в глаза. Он не был похож на военного, скорее уж медик. Но самым важным было то, что выглядел он совершенно обычно: человек как человек. Европеоид. Серые глаза. Шатен. Ничего особенного.
Так кто же они, в конце концов…
– Вы меня слышите? – спросил медик, глядя очень пристально, даже напряжённо. Ни дать ни взять хирург, вырезавший у пациента что-нибудь чрезвычайно важное и теперь выясняющий, не слишком ли это оказалось критично. – В ваших интересах дать мне понять, если возникли какие-то проблемы. Это вопрос сохранности вашего мозга. Я должен знать, следует ли мне остановить процесс. Если понимаете, дайте это понять, прерывание нормально протекающего процесса может оказаться опасным.
Первой мыслью Киры было сделать вид, что она ничего не понимает. Но через мгновение уже засомневалась, что это разумно. Если чужаки способны обучить её своему языку вот так (слышала и понимала она определённо не родной язык, а какой-то другой), напрямую воздействуя на мозг, не смогут ли они так же распотрошить его, если она заупрямится?..
Конечно, бояться уже поздно, и упрямиться она всё равно будет. Но, может быть, если подать информацию голосом, удастся создать у противника ложное представление о происходящем. Соврать ему, если говорить проще. Да и самой что-нибудь полезное услышать не помешает. Хотя зачем ей это теперь… Ну, пусть будет. Вдруг пригодится.
– Да, слышу.
– Хорошо. Скажите, пожалуйста, что у вас с ногой?
– Сломана.
– Болит ли голова?
– Да. Немного болит.
– Отлично… Я закончил. – Он обернулся на кого-то, стоящего за спиной. – Думаю, уже можно пробовать. – И, поднявшись, отступил в сторону.
Глаза Киры постепенно привыкали к свету, и потому она начинала постепенно видеть того, кто теперь оказался перед ней. К тому же, он упростил её задачу, потому что сделал пару шагов навстречу и присел на табурет. Он показался ей высоким, неплохо сложенным, похоже, довольно подвижным, хоть и не таким уж молодым. Средних лет, пожалуй. У него было жёсткое, однако не жестокое лицо, уверенно стиснутые губы (это не обещало ничего хорошего) и чуть сощуренные глаза. Вряд ли близорукий, ведь смотрит почти в упор. Взглянул он твёрдо и сильно. Офицер, видимо. Даже командир. Это заметно по тому, как держится, как смотрит.
– Ваше имя и звание.
– Кира Лауш. Лейтенант технической службы. – Она пустила пробный шар и внимательно следила за реакцией.
– Подразделение?
– Батальон технического обслуживания шестой областной общевойсковой дивизии.
– Каков численный состав дивизии?
Она сморгнула.
– Одиннадцать тысяч шестьсот двадцать шесть человек.
– Какова численность подчинённого лично вам подразделения?
– Шестьдесят человек.
– И это батальон?
– Я не сказала, что командую батальоном. Я лейтенант и отвечаю за роту. Рота – шестьдесят человек.
– И? – Он отвернулся. – Как определишь?
– Трудно сказать, – ответил тот, который только что занимался Кирой. – Скорее всего да.
– Хорошо, вы свободны… Ладно, лейтенант, назовите мне боевую задачу своей дивизии.
– Не могу знать, – помедлив, ответила Кира. У неё всё не получалось понять его реакцию. Принял ли он всё то, что она сказала, или продолжает проверять?
– Сообщите то, что вам известно. Какую боевую задачу вы здесь выполняли?
– Никакой.
Он был беспримерно терпелив.
– Будьте любезны сообщить, что вы тогда здесь делали? Какого рода задачи перед вами были поставлены вашим командованием?
– Учебные, – нехотя ответила она. И подумала себе в оправдание, что если собирается напропалую врать, то надо делать это убедительно. А значит, толика правды послужит хорошим фундаментом. Она не беспокоилась, выдаст ли себя, потому что знала наверняка: выдаст обязательно рано или поздно. Но пока следовало действовать так, как уже начала. Нужно было выиграть хоть сколько-то времени для своих. А это серьёзно. Чтоб решиться на такое, нужно было всей собой прочувствовать и понять, что тебя по сути уже нет на свете. И успокоиться насчёт своего будущего. Его нет – и точка. – Учебно-боевые.
– В чём их суть?
– Не могу знать. Информация была засекречена.
– Что предстояло делать конкретно вашему подразделению?
Кира ответила не сразу, но он терпеливо ждал.
– Мы должны были проводить испытания нового типа боевых технических устройств.
– Поподробнее, пожалуйста.
– Ничего не могу сказать.
Он шагнул к ней ближе и нагнулся. У него оказалось удивительно правильное лицо. И выразительное – несмотря на то, что сейчас оно было таким застывшим. И глаза только на первый взгляд могли показаться пустыми. В них чувствовалась напряжённая внутренняя жизнь. Значит, прикидывает, оценивает и раскладывает сведения по полочкам.
– Полагаю, эта информация должна быть доступна с имеющихся в вашем подземелье контрольных устройств. Вы имеете доступ к какому-нибудь из них?
– Я… – Она растерялась и поняла, что вот сейчас врать уже бесполезно. Надо было сразу. – Очень ограниченно… Нет, у меня нет допуска к секретной информации.
– Однако что-то вы можете. Например, дать нам подход к базе данных. Дальше мы
