Но его время было на исходе.
***
Делейни сидела на кровати, манжета для измерения кровяного давления сжимала ее руку.
— Как ты себя чувствуешь? — в пятидесятый раз спросила доктор Дженсен.
Доктор была низкорослой полной женщиной с крепко стянутыми в пучок черными с проседью волосами и проницательными голубыми глазами.
— Хорошо. — Словно её сердце вырвали из груди.
— Замечательно. Все показания в норме. — Доктор сняла манжету. — Утром мы получим результаты анализов. Я бы дала тебе кое-что, чтобы помочь уснуть, но так как мы не знаем, накачали ли тебя каким-нибудь наркотиком, то я не стану рисковать и прописывать тебе лекарство.
Делейни покачала головой:
— Не нужно.
Последнее, что она хотела, — оказаться в глубоком и неестественном сне, если один из парней Тая найдет способ её выследить.
Только при мысли о Тае её губы сжались в гневе. Глаза обжигали горячие невыплаканные слезы. Он не должен был сбегать. Не должен был умереть.
Господи, какая же она все-таки идиотка.
Доктор Дженсен пожелала спокойной ночи и закрыла за собой дверь спальни, оставив Делейни одну в хозяйской спальне конспиративной квартиры ФБР. Фил настоял, чтобы за ней понаблюдал врач, пока они выяснят, действительно отравили ее или нет.
Вместе с доктором Дженсен внутри квартиры находились еще два высококвалифицированных охранника и еще двое снаружи на случай того, что брат Тая или другие его соратники придут за ней.
Пока они не поймут, во что она вляпалась, не станут рассматривать другие варианты.
Единственный, кто за ней не придет, так это сам Тай.
Делейни прижала ладонь к груди, пытаясь унять ужасную боль. Лежа на кровати, она дала волю слезам, которые сдерживала весь день, позволяя им катиться по лицу.
Ее слезы превратились в рыдания, пока она оплакивала человека, которого никогда не понимала и даже толком не знала. Она не могла винить себя за свои действия, потому что сделала то, что должна была, но она могла бы… и… раскаивалась за содеянное.
Делейни ненавидела Тая за то, что тот был вовлечен в незаконную деятельность и что пожертвовал жизнью, только бы не попасть на допрос.
Делейни лежала на спине, слезы текли по лицу, а в груди ныло от потери. Каким-то необъяснимым образом они связаны. Она чувствовала доброту в нем, увидела человека, который так сильно старался спасти маленькую девочку, что угодил в ловушку, устроенную ФБР.
И он понимал ее лучше, чем она сама себя. Он утверждал, что она ищет убийц ради мести. Так и есть. Она определенно мстит. Но теперь она увидела, что там было гораздо больше, чем месть.
Где-то на задворках её разума еще с детства тлилась надежда, что если бы она могла просто поймать человека, который убил ее мать, то ее жизнь стала бы нормальной. Она бы избавилась от боли, с которой жила все эти годы, раз и навсегда.
Но боль эта больше, чем справедливое возмездие. Это горе и утрата. Предательство. Одиночество.
Как только Делейни дала волю слезам, которые сдерживала так долго, то не смогла просто остановиться. Она оплакивала Тая, мать, которую потеряла, детей, украденных у других матерей человеком, которого Делейни не смогла поймать.
Но в основном она оплакивала себя, одиночество, которое с каждым днем все сильнее давило на неё. Одиночество, которое она даже не понимала, что ощущала, пока красивый, живой, необычно нежный мужчина не заставил это одиночество исчезнуть.
Мужчина, который никогда больше не прикоснется к ней.
Она не поняла, как уснула, пока боль не ударила в ее голову с силой кувалды, вырвав её из сна и лишая воздуха в легких. Ей необходимо позвать доктора Дженсен.
Но прежде чем она успела произнести хоть звук, возникшая тьма из ниоткуда окутала ее. Пока темная дымка охватывала ее в мучительной агонии, лишь одно имя твердил ее разум. Тай!
***
Тай стоял в оперативном центре, в его голове эхом отозвался крик Делейни. Он замер.
— Страйпс! Что происходит? Еще видение?
— Да.
Он уперся руками в стену, тьма заволокла его глаза. Он увидел Делейни, лежащую на кровати, неподвижную и тихую, на ее щеках остались следы от выплаканных слез.
Его сердце сжалось, когда та теплота, которая связывала их, откликнулась в нем пульсирующей болью. Ужасной болью. «Тай!» Он чувствовал, как туман окутывал и кружил над ней, угрожая.
Он потянулся к ней, но удушающая тьма, схватив ее в тиски, потянула вниз.
«Тай!»
Ее голос звучал тихо, более отдаленно. И его переполнял страх. Боль. Делейни.
Он потянулся к ней через разум, но она выскользнула из его хватки, исчезая в темноте пагубного тумана.
И затем она просто исчезла.
— Тай? — голос Кары прорвался через туман.
Видение рассеялось. Он встряхнул головой, чтобы прочистить глаза, затем моргнул, пытаясь понять, что он только что увидел, как его отчаянное чувство найти ее поднялось бок о бок с ужасом, но не его. Делейни.
Что случилось? Кто-то причинил ей боль. Или что-то.
Он замер. Тай почти чувствовал, как будто само видение набросилось на нее.
Богиня, да, это было именно то, что случилось. Видений, похоже, было слишком много для ее человеческого разума.
Слишком сильные. Она, наконец-то, сломалась под их тяжестью, и тьма поглотила её навсегда.
Глубоко в сердце он боялся, что она не сможет избавиться от этого самостоятельно.
Он направился к двери.
— Что случилось? — спросил Лион.
— Делейни нуждается во мне. Я должен найти ее. — Как? Она бы не отправилась домой. Он был уверен в этом.
Тай бросился из комнаты и зашагал по коридору к входной двери.
Он слышал, как Делейни зовет его. Чувствовал её притяжение через ту, случайно созданную связь с ней, когда пытался затуманить ее разум и молился, чтобы этого хватило, чтобы последовать за ней.
За спиной Тай услышал, как Лион отдает приказы:
— Хоук, Кугар и Джаг идите с ним. Возьмите две разные машины на тот случай, если люди приметят одну из них.
Голос Лиона стих, как только Тай выбежал за дверь. А если он не сможет найти её? А что если из-за того, что он сделал, не сможет проникнуть в её разум?
Отчаяние и решимость сплелись и закрутились в нем, наполняя и разжигая ярость, которая была слишком реальной.
Двойник уже поставил под угрозу жизнь Тая. Он не позволит ему и этим злым видениям уничтожить и Делейни.
Если они уже не уничтожили.
Пока бежал к ближайшей машине, Тай боялся, что может, уже слишком поздно. А вдруг, если он и найдет её, то в ее разуме уже будет нечего спасать?
