— Ничего не скажешь, а? — Тенс улыбнулся мне через плечо.
— По крайней мере он нанял горожан для реконструкции. — Тетушка сказала это так, будто она пыталась найти в этом что-то хорошее.
Тенс припарковался перед маленькой семейной пиццерией.
— Круто, — сказала я.
— Лучшая пиццерия в городе.
Тенс взглянул на меня и улыбнулся. Запах чеснока и дрожжевого хлеба успокаивали. Дома мы ели пиццу раз в неделю.
Наше прибытие отметил звон колокольчиков на входе. Плотный мужчина с бородой подошел к нам с огромной улыбкой:
— А, Миссис Фуллбрайт. Приятно вас видеть. Замечательное время
Он разложил перед нами меню и ушел за стойку.
— Почему сейчас замечательное время? — спросила я, когда мы уселись в глубине пустого ресторана. Тенс поставил стул рядом со мной.
— Тут будет много народу когда закончится церковное занятие, примерно через час, — ответил Тенс.
— О.
— Каждым вечером так.
— Каждый вечер проходят церковные занятия?
— Разные группы, разные занятия, но в любом случае церковь стала центром города.
— Как обычно? — спросил мужчина, возвращаясь с тремя стаканами воды.
— Вы так хорошо меня знаете, мистер Ломбардо, — смеясь, сказала тетушка. — Позвольте представить вам мою племянницу, Меридиан. Она приехала в гости из Портленда.
— На каникулы? Такая прелестная девушка. Нам будет вас не хватать, миссис Фулбрайт.
— Почему? — спросила я, удивляясь, что он тоже знает, что она при смерти.
Мистер Ломбардо как будто пристыдившись опустил глаза.
— Мы уезжаем. Первого января.
— Не говорите так. Пожалуйста, — тетушка сжала его руки.
Он опустил голову. — Тут стало слишком неудобно. Мы слишком стары, чтобы сражаться. Лучше уехать.
— Так же как Митчеллы, Вандербильты, Джонсоны и Смиты? — печально спросила тетушка.
— Нас выкупили, так что здесь останется пиццерия.
Мистер Ломбардо попытался улыбнуться, но его улыбка больше походила на гримасу.
— Она не останется прежней. Совсем. — смахнула слезу тетушка.
Когда мистер Ломбардо отошел, я порылась в тетушкиной сумочке и дала ей салфетку.
Через минуту-другую Тенс наклонился ко мне.
— Они все либо уехали, либо их купили.
— Кто?
— Все, кто не был согласен с Перимо и его последователями. Никто не остался свободным от них. Они даже избрали городской совет и шерифа, каждый из которых поклялся отстаивать любовь Господа над людьми. Мужья могут "воспитывать" своих жен и детей, местные школы преподают науку креационизма и молитвы, налоги идут скорее в церковь, чем в правительство.
— Но это же незаконно, правда ведь? — Я не могла себе даже представить такое.
— Законно или нет, но они так делают. Люди приезжают сюда из за церкви, и Перимо насколько убедителен, что он может сделать гонения логичными и рациональными. Старожилы умирают или же просто уезжают.
— Но почему они не борются?
— Малышка, человек всегда идет по пути наименьшего сопротивления. Есть лишь немногие, совсем немногие, которые хотят с чем-то бороться. — хмуро сказала тетушка.
Мистер Ломбардо принес нам пиццу, но оказалось, что аппетит пропал.
— Миссис Фулбрайт, прежде чем они придут сюда я должен вас предупредить. Вокруг вас ходит много слухов и шепотков.
— Расскажите мне.
— Смерти, Миссис Фулбрайт, младенцы. Они говорят, что это из-за вас. Они злятся. Преподобный говорит, что Богоявление — это время новых начинаний и для того, чтобы поприветствовать Господа в новом году, необходимы радикальные изменения. Жертвы.
— Со мной все будет хорошо, мистер Ломбардо.
— Это очень серьезные угрозы. Очень страшные. Я боюсь за вас. Я не слышал ничего конкретного, но того, что я слышал, достаточно. Достаточно, чтобы начать волноваться.
— Спасибо, но все будет хорошо.
Он повернулся ко мне.
— Вы присмотрите за ней, да?
Колокольчики на двери зазвенели, и вошли несколько семей, розовощекие и светящиеся радостью и весельем.
Мистер Ломбардо быстро отошел от нашего стола.
Я не знала, что сказать. От Тенса исходило напряжение. Его как будто воткнули в розетку. Это нервировало.
— Надо понимать, что нам стоит уйти? — наконец спросила я, когда никто из нас так и не притронулся к кускам пиццы.
— Да, это хорошая мысль, — ответила тетушка.
Я подошла к стойке, чтобы взять коробку и расплатиться. В это время Тенс сидел с тетушкой за нашим столом. Я вслушивалась в шепот, сопровождавший меня, пока я шла по ресторану.
— Она ведьмина…
— Тоже ведьма?
— Убила тех детей…
— Дала матерям умереть…
— Мы не простим это им…
— Сжечь…
Я повернулась, чтобы увидеть взгляды. Шепот прекратился, люди отвели глаза, как будто они за мной не наблюдали.
Я постояла минуту, и разговоры возобновились, как будто меня никто не замечал.
Тетушка держала голову высоко поднятой когда мы уходили.
— Ребекка, рада тебя видеть. Эван, Эмили, ваша дочь Ева так быстро растет. Она замечательный ребенок.
Они как один ерзали и что-то бормотали не глядя на нас и не отвечая на тетушкины приветствия.
— Эндрю, ты вырос очень симпатичным человеком. Фермерство тебе подходит, — она все еще пыталась. Некоторые нас не замечали, как будто мы были невидимы.
— Половине из них я помогла родиться. Вторая половина приехала сюда из-за церкви, — сказала она пока мы шли к Ленд Роверу.
Две шины из четырех были проколоты. Тенс обернулся, разглядывая тени.
Тетушка села на пассажирское сиденье. Она казалась съежившейся и усталой, как если бы состарилась, проходя мимо тех людей.
— Их нет, дорогой. Неужели ты думал?
— Я купил четыре заплатки, когда ходил в город. Все шло к тому, что они нам понадобятся. — Тенс скинул пальто и перчатки.
— Я помогу, — предложила я, не уверенная, что он разрешит.
— Спасибо. — Он дал мне фонарик.
Я закрыла тетушку в машине, а Тенс достал домкрат.
— О чем она говорила?
— Тетушка десятилетиями работала городской акушеркой. Еще до того, как тут появилась врачебная практика, до того, как построили большую больницу в двух часах отсюда. Она со всем справлялась. И все хотели, чтобы она им помогала.
— С полгода назад, старейшины церкви собрались и постановили, что все беременные женщины должны лечь на сохранение на последние три месяца беременности. Они обосновали это необходимостью обучения материнству, чтобы помочь семьям лучше подготовиться к рождению малыша. И они запретили акушерство не от церкви.
— Бред. — Я держала фонарик пока Тенс профессионально заделал повреждения и надул спущенные шины.
