— Отдельно, — служитель метнулся к стопкам и после недолгих поисков вытащил небольшую папку.
Это было первой хорошей новостью. Просмотреть забытые грамоты не составило труда. Не так часто герцог Винтерс обращался к королю или кардиналу за особым разрешением.
Я разложил перед собой пожелтевший свиток и вчитался. Слова еще долго звучали в голове чужим громогласным голосом, так говорил кардинал Август.
«Его светлости герцогу Винтерсу,
Сообщаю о своем высочайшем разрешении в сочетании браком с выбранной вами девицей, не являющейся Ристанской подданной.
Поручителями благонадежности союза выступили Его величество король Ристании и граф Р.Пирс.»
Возвращался в поместье я словно в тумане, осмысливая найденное и бубня себе под нос:
— Мать Эмилии не была ристанкой, а значит… Фолинтийка, как я и полагал. Дар Эмилии, ласточка на портрете, разрешение на брак и проживание в стране. Все это выглядит как звенья одной цепи, которые кто-то разъединил, разложив по разным местам. И оттого сложней их увидеть, что не знаешь, что искать.
Что если сам Себастьян привез девушку из очередной поездки. Историк? Не верю. Шпион, мотавшийся тайными путями в соседнее государство. Никак иначе его не определить. И лишь своими особыми заслугами перед короной он мог получить благосклонность короля в таком деле.
После ужина не переставая крутить в голове мысли и не находя им разумного объяснения, я собирался было ложиться спать, когда в дверь аккуратно поскреблись.
Дорис вошла несмело, по-старушечьи шаркая, она тяжело дышала, глаза явно опухли и покраснели.
— Милорд, простите меня, но не могу не спросить.
Я подошел к женщине, и, взяв за руку и аккуратно приобняв, проводил к диванчику, вручив стакан воды.
— Успокойтесь, Дорис, я вас слушаю и не обижу.
Та пожевала сухие ввалившиеся губы.
— Я не должна ничего рассказывать, но ведь теперь-то не важно? Слышали мы, что случилось с малышкой Эми, и я побоялась говорить вам сразу. Сюда уже приходили другие инквизиторы, всех перепугали, вот и сглупила старая. Они на нас сразу свою силу спустили, но я ничего не рассказала, лишь плакала, что деточка в беде. Сказали, если мертвой найдут, даже тела не вернут нам. Ох, Создатель! А вы не такой, милорд. У вас глаза…человечные.
Я не перебивал, пока старуха собиралась с мыслями.
— Девочка, правда, нарушила закон?
Кивнул. Отрицать очевидное смысла не было, Эмилия сделала это не единожды.
— Она хорошая, добрая. Не могла зла сделать. И не виновата, что дар проклятый от матери передался. Мы-то уж, думали, беда миновала.
— А теперь, Дорис, расскажите все, что знаете.
— Расскажу, милорд. Только, что с Эми? Я ж ей нянькой была. Крошечку растила. И мать ее вырастила, обе они невиновны ни в чем.
— Дорис…, - я слегка выпрямился, пристально смотря на служанку. — Вы пришли в Ристанию через стену?
Глава 2
Эмилия.
Было пасмурно, хотя весна давно вступила в права. Солнце несмело пыталось просветить тяжелые низкие тучи. Я наблюдала за этими безуспешными попытками, надеясь все же поймать теплый лучик.
Кофе в моих руках давно остыл, и пить его не хотелось: напиток неприятно горчил.
Я лишь смотрела в окно, даже не думая ни о чем, желая слиться с природой. Но стук в дверь выдернул из этих грез. Отчаянно захотелось запереться. Такое желание возникало каждый раз, когда приходилось покидать покои.
Этот страх таится с первого дня во дворце, хотя прошло уже четыре месяца.
Я очнулась в незнакомом месте, в кровати, на какой не спала очень давно, и не могла понять, жива или нет. В голове было мутно, воспоминания с трудом выплывали и так разрывали виски, что проще было оставить их там навек и не тянуть наружу.
Вокруг кто-то суетился, со мной даже говорили, но смысла слов разобрать не могла. Так продолжалось, пока в меня не влили пахнущую болотом жижу, от которой едва не вырвало. Зато картинка прояснилась, и я обнаружила себя в роскошных покоях.
— Где я? — первый вопрос вырвался сам по себе, пока крутила головой.
Это скорее удивленная мысль, на которую не ждала ответа. И не получила. Служанки тут же выскользнули из комнаты, оставив меня. Хотела было встать, но ноги словно вата, онемели, не слушались. Я принялась их разминать, чувствуя, как маленькие иголочки забегали под кожей, пронзая изнутри.
Зашипев от боли начала еще усердней растирать и не заметила, что уже не одна.
— Эмилия Винтерс, — старый скрипучий голос прозвучал так неожиданно, что я вскрикнула, подскочив на месте.
Перед моей постелью стоял старик в красных одеждах, подбитых золотом. На голове высокий головной убор, похожий на корону. На шее длинная золотая цепь с кровавым камнем. Спрятав руки в длинные широкие рукава вышитые алым узором, он смотрел на меня, презрительно сощурив глаза, то ли от плохого зрения, то ли действительно был раздражен.
Я не понимала, надо ли отвечать, и мы застыли в звенящей тишине. Когда же выносить ее стало сложно, и я все же открыла рот, старик тут же оживился, по птичьи наклонив голову, заглянул. Желание пропало мгновенно и, словно ощутив порыв, старик рассмеялся со звуком ржавых дверных петель. Воздух с противным пустым свистом втягивался в его легкие, на выдохе превращаясь в едва слышимый звук.
Это немощный человек внушал первобытный ужас. Он словно видел насквозь, предупреждая движением зрачков мои.
Я решила вынести это испытание, он явно чего-то от меня добивался. И оказалась права. Едва перестала метаться, словно погрузившись в молитвенный транс, успокоилась, старик сделал шаг вперед.
— Дочка Себастьяна, значит, — проскрипел он. — Красавица, однако, вышла. Не зря он так вцепился в твою мать.
— Вы знали моих родителей? — решилась заговорить.
Взгляд старика снова стал хищным, лицо слово сузилось. Он вообще выглядел крайне худым, практически облаченный в серую помятую кожу скелет.
— Какая дерзкая, — обрубил он с улыбкой на губах и без намека на умиление в голосе. — Знал, знал, дорогая моя. Папенька твой тот еще охламон, натворил делов. А король попускал. Теперь тебе отвечать.
Последнее прозвучало крайне жестко, вдавив меня силой чужой ненависти.
— Где я? — прорываясь сквозь желание залезть под одеяло, прошептала.
Старик вытащил руки из рукавов и вскинул, обводя помещение.
— Не поняла еще? А ты не очень сообразительная, деточка. Но оно и хорошо, умные долго не живут. А вот послушные, да.
И угроза и приказ, вот что звучало в каждой его фразе. Немощный, старый, уродливый человек. Опасный, сильный, уверенный хищник. Его святейшество кардинал Август.
Эта мысль опалила сознание.
— В Столице?
Старик сурово кивнул.
— И нам есть, что с тобой обсудить. Довольно трястись как лист на ветру. Не уж то отец тебе ничего не объяснил?
Я резво замотала головой и совсем не врала. По сути, все еще не знала, что происходит. Что мне грозит?
— Меня осудят?
Кардинал расхохотался, запрокинув голову. Смех перешел в душащий кашель, отчего Август схватился за кровать, удерживаясь на ногах. А потом и вовсе сел. Непроизвольно отодвинулась, поджав под себя ноги.
— Создатель непременно осудит. Никто от его кары не уйдет. Тебе это ясно?
— Да, ваше святейшество, — выдавила из себя.
Создатель? Его нет. Папа писал об этом. Все ложь, ваши проповеди, ваша церковь и законы. Тысячи, сотни тысяч убитых магов, сломанных жизней и разлученных семей. Одаренные, инквизиторы, простые люди и родственники, все их судьбы перекроены чужой рукой. Властолюбивого короля, сменившего основы веры.
Я не могла заставить себя не думать. Даже всепроникающие белесые глаза кардинала не прекращали этот поток откровений. Старик злобно оскалился и наклонился. Интересно он тоже знает, что все ложь?
— Не лги мне, девочка. Я могу уничтожить тебя прямо сейчас. Твоя жизнь принадлежит мне.
А то я не поняла этого. Покорно опустила голову. Но если все еще жива, значит нужна. Со мной хотят поторговаться?
