столике появилась шахматная доска с расставленными фигурами. Земляной пол покрылся паркетом, а поверх паркета лег ковер с длинным ворсом.
Не прошло и нескольких минут, как отвратительная халупа превратилась в теплую и уютную комнату.
Столкнись я с подобным чудом раньше, до дня, когда моя жизнь пошла наперекосяк, я бы не скоро пришла в себя от восторга. Но теперь мне было все равно. Какая разница – в хоромах жить или в трущобах, питаться подгоревшим хлебом или волшебными иллюзорными яствами: я ощущала внутри себя лишь пустоту. И все еще, несмотря на горящий камин, не могла согреться, тряслась, как в лихорадке.
– Перебирайся в кресло и укутайся в плед, – сказал Редьярд, присаживаясь рядом на корточки.
Темные глаза смотрели встревоженно.
– Иди ты… в преисподнюю! – огрызнулась я.
У меня не хватило бы сил, чтобы доползти до кресла.
– Ви, я не могу тебе перенести: до заката я не имею права к тебе прикасаться. Но ты можешь пожелать…
– Это слово теперь я не произнесу и под страхом смертной казни, – протолкнула я сквозь зубы.
Закрыла глаза и свернулась калачиком на полу, подтянув колени к груди. Ничего, ковер мягкий, теплый, мне и тут хорошо.
– Помрет, – негромко сказал Хафиз. – Знаю я эту породу. Слишком уж нежная.
– Она не умрет! – крикнул Яр.
Как будто ему не безразлично. Но я-то понимала истинную причину его злости: умру, и тогда не видать ему желанного забвения как своих ушей.
– Ее нужно накормить горячим, – сказал Редьярд. – Согреть.
Хафиз поднял ладонь, как в прошлый раз, когда на полу шатра развернулась скатерть, уставленная блюдами, но Яр не дал ему завершить, взорвался:
– Настоящей едой!
Хафиз молча всплеснул руками, будто пытался сказать: «Ах-вах, где же я тебе возьму настоящую еду!» Почему мне все время мерещилось лукавство на его морщинистом лице?
– Так, я принесу еды из трактира. Мы хотя бы в столице?
– В столице, в столице, – покивал пожилой джинн. – Как раз на въезде в город. И трактиры есть, и постоялые дворы есть. Много людей приезжих, много брошенных лачуг. Трудно найти, долго искать.
Яр встряхнулся, как большой сильный зверь, возвращая себе облик наемного воина. Поправил кинжал на боку. У двери, не оборачиваясь, сказал:
– Пригляди за ней.
– Куда ж я денусь. Я ведь теперь ее раб. Смиренный раб.
Старый хитрец. Будто я не знала, что на первом месте у Хафиза его собственные удовольствия, пусть даже у джиннов их не так много. Он служил ректору академии и не бедствовал, и теперь хочет получить максимум выгоды.
Я на всякий случай подтянула поближе кувшинчик, выпавший из моей руки, когда мы переместились. Старый джинн сел рядом на ковер, поджав под себя скрещенные ноги, как любил сидеть и Яр.
– Ай-ай, хозяюшка, нельзя разболеться. Как же мы без тебя?
– Не переживай, маги-блюстители отыщут кувшин и вернут тебя в академию. А этого… подлого гада, надеюсь, отдадут герцогу в коллекцию! Пусть он там над ним издевается, как хочет!
От злости я даже немножко согрелась и ощутила прилив сил. Растерла лицо ладонями и села. Дотянулась до пледа, закутала плечи. Нельзя мне умирать, никак нельзя!
– А как же теперь испытания без тебя? – спросила я Хафиза: стоило немножко взбодриться, и вернулись угрызения совести. – Как новые студенты попадут в академию?
– Не переживай об этом, Арка Возможностей сама справится. Без меня там, конечно, будет скука смертная: у арки всего три стандартных испытания – по одному на каждый факультет. А я-то старался для ребяток! Ни одно испытание не повторялось!
Старался он, да-да. Устроил себе развлечение! Однако на душе сделалось легче: ничего фатального не произошло, студенты и без джинна поступят в академию.
– Ты меня в кувшин не прячь, – обеспокоенно сказал Хафиз. – Я и на свободе пригожусь.
Привык к свободе-то, вот и меня, новую хозяйку, пытается умаслить. Хотя ведь он пошел с нами, чтобы помочь. Ради Яра? Ради других джиннов? Ради себя? Уж не ради моей семьи точно. Может, старый хитрец надеется получить свободу?
– Пригодишься, – согласилась я и решилась на главный вопрос, мучивший меня. – Мы с Редьярдом заключили сделку. Он обещал, что, когда мы соберем четыре артефакта, джинны смогут повернуть время вспять и я спасу свою семью. Это правда?
И на всякий случай, наученная опытом и коварством Яра, добавила:
– Я желаю, чтобы ты ответил честно!
– Это правда. – Хафиз склонил голову. – Но только…
– Что только? – испугалась я.
Так и знала, что без подводных камней не обойдется.
– Есть определенный срок, за который нужно успеть. Вернуться назад во времени можно не дольше, чем на три месяца. Потом все. Что произошло раньше – уже не изменить.
– Ох… – выдохнула я.
Значит, у меня в запасе лишь три месяца, чтобы собрать артефакты. С одной стороны – времени много, с другой – коллекция герцога и королевская сокровищница кажутся недосягаемыми. Однако хорошо уже то, что в главном подлый гад меня не обманул: я смогу вернуть родных.
– Почему он такой жестокий? – грустно спросила я. – Будто гадюка: чуть тронешь – и готов вонзить ядовитые зубы!
– Станешь тут кусаться, когда внутри столько боли, – ответил Хафиз, и в этот раз без обычного лукавства.
– Я знаю… – Я старалась осторожно подбирать слова, чтобы не обидеть пожилого джинна. – Когда-то очень давно мой народ завоевал ваши земли.
– И полностью истребил мой народ, – добавил Хафиз, и его глаза недобро сверкнули. – Называй вещи своими именами, раз уж начала, девочка.
Вот сразу и слетело с него все притворство, и разговаривать стал как нормальный человек, без этих нелепых словечек.
– Да, стер! – отважно согласилась я. – Но это было так давно! Сколько можно помнить и мстить? Ну и… Понимаю, он злится, потому что не справился, не защитил своих. Ну бывает. Кто-то побеждает. Кто-то проигрывает.
У него вырвался грустный смешок, хотя я вовсе не собиралась шутить.
– Когда убили твою семью? – спросил Хафиз.
– Ты ведь знаешь. Редьярд говорил, ты должен все знать, раз уж ты теперь принадлежишь мне. Их убили… – Каждый раз, когда я вслух произносила это слово, у меня перехватывало горло. – Еще и трех дней не прошло.
– Тебе больно?
Из глаз снова хлынули слезы. Больно? Что за вопрос? У меня внутри незаживающая кровоточащая рана!
– У меня будто вырезали кусок сердца, – прошептала я.
– Так вот у него тоже. Бежали десятилетия, менялся мир, но для раба браслета проходили не века – часы. На сколько его выпускали из браслета?
Я вспомнила, как мечтала поскорее избавиться от Яра в
