– С ней все будет в порядке, – ответил Стефан, и Дамон, к собственному удивлению, понял, что чувствует… нет, не облегчение, конечно, скорее удовольствие от проделанной работы. Кроме того, Стефан явно не собирался избить его до полусмерти.
Мередит глубоко вздохнула и быстро закрыла свои пугающие глаза. Ее лицо засияло. Может быть, она молилась. Сам Дамон не молился уже несколько столетий – да и раньше на его молитвы никогда не было ответа.
Потом Мередит открыла глаза, встряхнулась и снова приобрела пугающий вид. Она подтолкнула локтем кучу одежды на полу и сказала, медленно и с напором:
– Если то, что соответствует этому, не обнаружится у Бонни на теле, у вас будут большие неприятности.
Теперь она махала многострадальным лифчиком, как флагом.
«Стефан выглядит смущенным. Как он не понимает всей великой важности вопроса об отсутствующей детали нижнего белья?» – удивился Дамон. Как можно быть таким… таким невнимательным болваном? Неужели Елена никогда не… никогда не носила?.. Дамон застыл, слишком глубоко поглощенный образами, возникающими в его внутреннем мире, чтобы шевелиться. Потом он заговорил. У него был ответ на загадку Мередит.
– Хочешь подойти и проверить сама? – спросил он, благородно отвернувшись.
– Да, хочу.
Он сидел отвернувшись, пока она подходила к ванне, опускала руку в теплую розовую воду и чуть отодвигала полотенце. Потом услышал вздох облегчения.
Когда он повернулся, она сказала:
– У тебя на губах кровь. – Ее темные глаза еще никогда не были такими темными.
Дамон удивился. Ну не мог же он укусить эту рыжую просто по привычке, а потом забыть об этом. Но потом он понял, в чем дело.
– Ты пытался отсосать яд, – сказал Стефан, бросая ему белое полотенце для лица. Дамон вытер ту сторону рта, на которую смотрела Мередит. На полотенце остались кровавые разводы. Неудивительно, что рот словно горел. Яд оказался паскудной штукой, хотя он явно действовал на вампиров не так, как на людей.
– И на шее у тебя кровь, – не унималась Мередит.
– Неудачный эксперимент, – сказал Дамон, пожимая плечами.
– И тогда ты разрезал себе руку. Серьезный поступок.
– Для человеческого существа – возможно. Ну что, пресс-конференция окончена?
Мередит явно расслабилась. Он вгляделся в выражение ее лица и усмехнулся про себя. Сенсация! Сенсация! «СТРАШНАЯ МЕРЕДИТ ОСТАНОВЛЕНА!» Ему был хорошо знаком этот взгляд – взгляд людей, которым он оказывался не по зубам.
Мередит встала.
– Может, принести ему что-нибудь, чтобы изо рта перестала идти кровь? Может быть, что-нибудь попить?
Что до Стефана, то он попросту выглядел ошарашенным. Проблема Стефана – точнее сказать, одна из многочисленных проблем Стефана – состояла в том, что он считал кормление чем-то греховным. Даже говорить об этом казалось ему грехом.
А может быть, в этом тоже свой кайф? Люди обожают все, что считают греховным. Да и вампиры тоже. Дамон расстроился. Как бы вернуться в те времена, когда грехом считалось все? А то дела плохи – у него закончились стимулы для удовольствия.
Когда Мередит стояла к нему спиной, она была не такой страшной. Дамон рискнул и ответил на вопрос о том, что он мог бы выпить.
– Конечно, дорогуша. Тебя, дорогуша.
– Слишком много дорогуш, – загадочно сказала Мередит, и, пока Дамон соображал, что девушка всего лишь затронула вопрос лингвистики, а вовсе не касалась его личной жизни, она уже вышла. Лифчик-путешественник был с ней.
Теперь Стефан и Дамон остались наедине. Стефан сделал шаг к Дамону, стараясь не смотреть на ванну. «Ты столько всего пропустил, чурбан», – подумал Дамон. Вот слово, которое он искал. Чурбан.
– Ты очень много для нее сделал, – сказал Стефан, которому, казалось, смотреть на Дамона было так же трудно, как на ванну. Из-за этого ему почти не осталось куда смотреть. Он выбрал стену.
– Ты сказал, что изобьешь меня, если я этого не сделаю. А я никогда не любил, чтобы меня избивали, – Дамон включил свою ослепительную улыбку, задержал ее на губах, пока Стефан не начал поворачиваться к нему, и тут же выключил ее.
– Ты сделал намного больше, чем требовал долг.
– С тобой, братишка, никогда не поймешь, где заканчивается долг. Расскажи мне, как выглядит бесконечность.
Стефан вздохнул.
– Ну, по крайней мере, ты не из тех хулиганов, которые терроризируют только тех, кто слабее их.
– Хочешь сказать: «выйдем, поговорим», как это называется?
– Нет, хочу выразить восхищение тобой за то, что ты спас жизнь Бонни.
– Я просто не понял, что у меня есть выбор. А кстати, как ты вылечил Мередит и… и… Как ты их вылечил.
– Елена их поцеловала. Ты не заметил, что в какой-то момент она исчезла? Я привез их сюда, она встретила нас внизу, выдохнула им в рот, и это их исцелило. Насколько я вижу, она медленно превращается из духа в настоящего человека. Я наблюдаю за ней с тех пор, как она очнулась, и мне кажется, на окончательное превращение потребуется еще несколько дней.
– По крайней мере сейчас она говорит. Пока немного, но нельзя требовать всего и сразу, – Дамон вспомнил, как увидел из своего «порше» с открытым верхом Елену, которая болталась в воздухе, как воздушный шарик. – А эта маленькая рыжая не сказала ни слова, – ворчливо добавил Дамон и пожал плечами. – Без разницы.
– Но почему, Дамон? Почему ты не признаешь, что она тебе небезразлична, по крайней мере, настолько, чтобы ты не дал ей умереть и даже не попытался сделать с ней что-то плохое. Ты ведь знал, что ей нельзя терять ни капли крови…
– Это был эксперимент, – разъяснил Дамон. А теперь эксперимент закончен. Бонни может проснуться или уснуть, может ожить или умереть – но на руках у Стефана, а не у него. Он промок, ему было неуютно, а последний ночной прием пищи произошел слишком давно, и он был голоден и раздражен. У него болел рот. – Передаю ее голову вам, – отрезал он, – и ухожу. Ты, Елена, и этот, Мудд – сможете доделать…
– Дамон, его зовут Мэтт. Это нетрудно запомнить.
– Если не испытываешь к нему ни малейшего интереса, то трудно. В этом окраинном районе много привлекательных женщин, поэтому он для меня – не более чем последний в очереди на ужин.
Стефан с силой ударил в стену. Его кулак пробил старую штукатурку.
– Черт побери, Дамон. Люди к этому не сводятся.
– А я и не прошу у них ничего другого.
– Ты не просишь, Дамон. В этом вся проблема.
– Это был эвфемизм. Скажем иначе: ничего другого я у них не беру. Да, они интересуют меня только в этом смысле. И не надо прыгать, чтобы я поверил, будто здесь есть что-то большее. Нет никакого смысла в том, чтобы искать доказательства откровенному вранью.
