Помимо лойона был смертельно ранен страж. Доната уже уложили на подстилки, и Истана едва ли шею не сломала, наблюдая за тем. Она готова была броситься к нему, но не могла пошевелиться, заключенная в руках Маара. Кромсала ван Ремарта на живую, показывая всем своим видом, как не безразличен ей молодой страж, а его ненавидела всем естеством.
Алую пелену боли от выгрызающий нутро ревности разорвали голоса и спешащий к предводителю Шед.
— Все нойраны мертвы, — отчитался он.
Осуждение, как ржавчина, проскрежетало во взгляде стража. Взгляд его въелся в Истану.
— Собирай всех, — отдал приказ Маар, почти не видя перед собой ничего, ослепленный яростью, — укроемся в ущелье.
***
Ушло много времени, чтобы переместиться в укрытие, разжечь костры, поставить шатры. Истана спряталась в глубине одного из них, когда ван Ремарт сжигал тела порождений. На этот раз их было гораздо больше, чем в Сожи. И беспокойство Совета стало небезосновательно — граница в самом деле слабла, хотя Маар в глубине души думал, что тому явно что-то способствовало. Вот только кому это необходимо? Как бы ван Ремарт ни раздумывал над тем, а найти ответы не мог, надеясь, что как только окажется на месте, что-то да прояснится. Впрочем, король тоже рассчитывал именно на это.
Маар вернулся в шатер только к полуночи. Устало скинув с плеч одежду, пропитанную кровью нойранов, обмылся в лохани, мотнул головой, встряхивая влажными волосами, приходя в себя. Поглядел в сторону, где осталась ассáру. Девушка вела себя тихо. Ее рану нужно будет как следует осмотреть, чтобы убедиться, что яд в ее тело не попал. Едва Маар вознамерился это сделать, вытершись полотенцем, в шатер явился Шед.
— Донату стало хуже, — объявил он, и, конечно, от исгара не ушло, как страж стискивал зубы, злясь. Он, верно, винит во всем девчонку.
За пологом послалось шуршание, Маар вытянулся, когда к мужчинам вышла Истана. Ремарт пригвоздил ее тяжелым взглядом — разве он позволял? Та, дыша тяжело, твердо с долей решимости посмотрела на него, хоть волнение сдавливало ей горло. Ее тонкую шею хотелось стиснуть пятерней, она явно себе смерти желает. Ремарт был в шаге от того, чтобы затолкнуть Истану обратно в укрытие, а потом вновь преподать урок, такой, чтобы она уже наверняка выкинула из своей светлой головки подобного рода выходки.
— Позволь мне его осмотреть.
Маару показалось, что он оглох. От того, как быстро в нем всплеснулась ядовитая, словно кровь нойранов, ревность, он едва не ослеп. Тут же взял себя в руки, овладевая собой. Проклята ассáру.
— Нет, — ответил понизившимся до шипения голосом.
Голубые глаза Истаны потемнели, лютое негодование всплеснулось в них, оно всегда появлялось, когда Маар гнул ее и ломал.
— Возможно, у него началось воспаление от ран, а у меня остались травы, которая дала мне… — Истана замолкла, быстро глянув на Шеда.
Маар повернулся к стражу.
— Возвращайся, я скоро подойду.
Шед сдержанно кивнул и покинул шатер. Оставшись наедине с ней, Маар почти осязал, как колотится маленькое, но такое горячее сердце Истаны, сердце, которое может только лгать, как и эти невыносимо пронзительные глаза и плотно сомкнутые губы. Маара едва не швырнуло вперед, чтобы
стиснуть Истану в своих руках и приникнуть к этим мягким губам, теплым, нежным, упоительно сочным. Вместо этого он медленно сделал шаг, откидывая полотенце на жердь. Истана не двинулась с места, хотя все ее нутро панически бросалось прочь, прочь от исгара, от того демона, кем он являлся. Но внешне она была совершенно ледяная. Гордая, упрямая Истана. Она всегда будет бросать ему вызов своей непокорностью, недосягаемостью, не понимая, с кем желает бороться. Глупая Истана. Маар смотрел в ее глаза, нависая над девушкой скалой, наблюдая, как все больше зреет в ее взгляде непреклонность, чистый лед, об который можно биться сколь угодно, а не добраться до живого, да и бесполезно — его нет в ней. Он медленно опустил взгляд ниже, на тонкую шею и ложбинку между тонкими хрупкими ключицами в вороте платья, на поднимающуюся во вздохе округлую грудь.
— Он тебе нравится? Ты хочешь его, Истана? — вернул он взгляд на ее глаза.
— Ему нужна помощь.
Не ответила прямо, не сказала нет, играла на его и без того оголенных нервах.
— Отвечай на вопрос.
— Нет.
— Лжешь! Я видел, как ты ему улыбалась. Улыбнись мне, Истана, ведь я, как ты того можешь сколько угодно не замечать, но спас твою шкуру, — Маар поднял руку, убирая воздушную льняную прядь за ее плечо, костяшками пальцев провел по ее щеке, тягуче опуская взгляд на губы, ощущая, как пламенеет все внутри, закручивает в воронку так, что земля под ногами становится топкой. — Ну, что же ты молчишь, хочешь отблагодарить меня?
— Позволь мне помочь, и я… — она сглотнула, длинные, как беличьи кисти, ресницы дрогнули.
Глаза Маара загорелись голодно, исгáр в нем бушевал, метался горячим дыханием в груди. Ремарт погладил подушечками пальцев ее нижнюю губу, подбородок, опустил руку ниже, проведя по горячей шее, обхватил, чуть сдавил.
— Что ты? Продолжай… — его член уперся в плотную ткань штанов, его качало от тугих волн желания. — Ну…
— Отблагодарю.
— Хочешь ставить мне условия, маленькая лживая сука? Я могу заставить тебя сделать все, что угодно, и без твоего вознаграждения, войти в твой маленький ротик прямо сейчас, ты же этого никогда не делала, как я помню.
Глаза Истаны зажглись гневом, так ярко, почти ослепительно — истинная ее суть. Да, именно этого он и хотел, ощущать вихрь ее чувств к нему, пусть даже таких. Она сжала губы плотнее, будто боялась, что он и в самом дели собрался исполнить угрозу. Хотя признаться, он хотел бы, чтобы она отсосала у него, был бы не прочь ощутить, как эти тугие губки плотно смыкаются вокруг его плоти, размеренно скользят по всей длине. Член будто смолой горячей налился от одного этого представления, в то время как ярость ассáру колола его сотнями игл извне. Маар знал, как рвутся из ее горла проклятия в его сторону, но она силой своей воли сдерживает их, желая оказаться рядом с Донатом, чтобы он позволил, отпустил.
— У тебя есть четверть часа, — ответил он, убирая руку и отступая, слыша ее облегченный полувдох, будто удар плетью по сердцу.
Девушка развернулась резко, бросилась за полог, будто этого только и ждала, позабыв о собственном увечье, торопясь собрать нужное, а внутри Маара разрывало все на части — зачем отпустил? Она вновь повлияла на него каким-то невиданным образом. Чертова бездушная сука. Но данного слова он не мог забрать назад, пусть идет, но после…
Маар судорожно втянул в себя воздух, когда холод обдал его спину, как только Истана вышла.
3_8 Maap
Маар опустился перед костром. После ее ухода стало еще хуже, в глазах темнело от ошибки, которую он совершил. Он все же это сделал. Он уступил ассáру. Сегодня он позволил ей это, а завтра она уничтожит его, заковав в панцирь льда. И в этом будет виноват только он. Все сотряслось в нем при этой мысли, но воздух был неподвижен, как и сам он. Нет. Ей не удастся. После всего того, что он испытал на своей шкуре, он не позволит какой-то упрямой сучке приблизиться к нему, как бы ни жгла она его своими лживыми эмоциями. Огонь густо полыхал в полумраке укрытия, наполняя теплом, окутывая ватой. Маар посмотрел в сторону входа.
— Фолк! — окликнул лойона, которого поставил стражем у входа.
Полог тут же откинулся, и внутрь заглянул чернобородый мужчина с карими глазами и острым вороньим взглядом.
— Проследи за ней.
Фолк коротко кивнул и вышел, а Маар откинулся на шкуры, растягиваясь возле костра, прикрыв веки. Злость горячила, плескалась ядом в самой глотке, но нужно стабилизироваться. Подождать, когда она вернется, и тогда он восполнит все то, что она у него украла. Увертливая сука посмела манипулировать им своими выходками, забрав его покой, неизбежно проламывая в нем щит. Маар чувствовал, как по раскаленному граниту ползут неизбежные трещины, и что было за той стеной, ему самому неизвестно, но явно ничего хорошего. Маар все еще был оглушен волнами ее эмоций, таких неповторимо разных. Он каждый раз испытывал их, ловил их, смаковал, пробовал на вкус, но не погружался слишком глубоко. Почему? Чего он остерегается? Да ему и не нужно этого делать, она ничего для него не значит.
