Я схватила сумку, поднесла ключ к замку, велела ему открыться. Дверца открылась, и я вышла, схватила клетку и прицепила к поясу, ключ пошел в карман.
Я побежала к отцу. Он кашлял кровью, голова покачнулась на груди. Я изо всех сил схватила железный гвоздь в его правом плече, уперлась ногой в дерево и потянула обеими руками. Гвоздь не поддавался.
— Дай, — Скуврель оттолкнул меня.
— Ты обожжешься!
Он зарычал невнятно, схватил гвоздь и вырвал его из дерева. Он бросил его, будто гвоздь был раскаленным. Его ладони были красными, обожженными железом.
— Нет! — возмутилась я, но он уже сжал другой гвоздь. Я схватила свободную руку отца, закинула на свои плечи.
Скуврель выдернул второй гвоздь, ругаясь. Гвоздь упал на мох у наших ног, и фейри бросился к другому плечу моего отца, пока я пригибалась под весом.
Он посмотрел поверх опущенной головы моего отца на меня, ярость и потеря смешались на его лице.
— У меня был план. Хороший план, и ты испортила его, — заявил он.
— Ты женил меня на себе, не сказав! — в ужасе парировала я.
Он улыбался сквозь ярость.
— Лучшее мое решение.
Мы пошли вместе к кругу камней, и я ощутила движение в воздухе вокруг меня.
— Моя магия угасает. Вот, — он сорвал волос со своей головы и протянул мне. — Для ключа.
Я взяла волосок из его обожженных пальцев — они выглядели плохо — порылась в кармане, вытащила ключ и обмотала его волоском. Почему все стало размытым? Я же не плакала?
Я посмотрела на него в ужасе.
Я… переживала за Скувреля? Его злая улыбка стала шире, и мой рот раскрылся. Я переживала из-за его года службы. Я переживала, ведь испортила его планы. Когда это началось?
Он склонился поверх моего отца, воспользовался моим приоткрытым ртом и поцеловал меня. Для такого злобного существа поцелуй был удивительно сладким.
— Я уважаю твою способность попадать в ловушки как оглушенный заяц, — он подмигнул.
Я сжала его ладонь и поднесла к своим губам, чтобы поцеловать ожог.
Выражение его лица было бесценным. Я еще не видела его таким потрясенным.
— Я уважаю твою способность давать так щедро, даже когда ты делаешь вид, что тебе все равно.
Он с сожалением улыбнулся.
А потом он толкнул меня в портал.
Я охнула. Я закричала бы, но могла только сжимать отца, пока Фейвальд стал крохой, а потом пропал с хлопком.
Он исчез.
И я хотела вернуть его.
Глава тридцатая
Я выкатилась на землю своей родины, сжимая отца, истекающего кровью, сердце болело так, что я не могла понять. Мы упали вместе в высокую траву, запах долины окутал меня, как давнее воспоминание. Горячие слезы лились по моим щекам. Я сжала отца.
— Пап? — прошептала я. — Ты меня слышишь?
Неподалеку раздался удивленный вопль, и я подняла голову. О, да. Тут видеть было сложно. Люди были неподалеку, а еще следы зайцев и других зверей. Но все было темным и призрачным, пока я смотрела вторым зрением. Я вернулась в мир смертных. Это должно было обрадовать меня. Но вместо этого я ощущала только пустоту.
Я подняла повязку, и мир стал четким.
Передо мной конь встал на дыбы. За ним около дюжины других лошадей топали по земле, испуганные моим внезапным появлением.
— Элли Хантер? — я узнала бы этот голос всюду. — Это ты?
Я поднялась на ноги, не смогла поднять отца с собой.
Хельдра бросилась вперед… но это была не Хельдра, да? Она была красивой, как я помнила. Но ее длинные волосы были собраны в пучок, и ее фигура стала полнее, и лицо стало взрослее. Появились морщины. Она стала больше похожа на свою мать.
Она стала старше. И ребенок сжимал ее юбки, был похож на нее. Девочка двух лет.
Время тут текло иначе.
Конечно.
Холод хлынул на меня, как ледяная вода из ведра, которую перевернули над моей головой.
Я посмотрела на мужчину на лошади. Он держал в одной руке мандолину, а в другой был меч. Олэн выглядел на десять лет старше, чем в нашу последнюю встречу. Он высоко и гордо сидел на лошади, уже не горбился. И он был в ливрее. За ним дюжина всадников тоже были в ливреях.
Я охнула.
Я посмотрела на его лицо — полнее, как у Хельдры. Он прожил больше. Возмужал. Я посмотрела на нее, потом обратно. И ощутила боль в сердце как кинжал.
Мальчик. Ребенок, которого я видела.
Я не сомневалась, что ребенок был Олэна.
— У тебя есть сын, — сказала я, не подумав.
— Где он? — Хельдра была в панике. — Мы потеряли Петира всего два дня назад! Мы не знаем, где он! Ты видела его на той проклятой земле?
— Да, — выдохнула я.
Лицо Олэна сморщилось, он попытался направить лошадь в круг, но конь промчался до травы на другой стороне. Его ругательства звенели над долиной.
Хельдра подавляла эмоции на лице. Я хотела обнять ее.
У меня был ключ к порталу. Я повернулась, подняла его, но ничего не произошло. Я уже использовала волосок Скувреля на нем. И это не сработало бы без магии.
Я онемела, склонилась над отцом, повернула его, чтобы вытереть его лицо краем рубашки.
— Вода, — выдавил он, и я вытащила флягу из сумки, осторожно налила немного между его потрескавшихся губ в крови.
Мои слезы текли быстро, были горячими. Слезы за отца и его раны. За Олэна, Хельдру и их потерянного сына Петира. За странную утрату, которую я ощущала от мысли, что Скуврель толкнул меня в портал. Я вытерла их неловко ладонью.
— Вы можете помочь? — мой голос был сдавленным. — Моему отцу нужна помощь. Вы можете нам помочь?
Я пыталась скормить боль внутреннему огню. Но было нечего питать. Огонь погас.
Моя сестра была намного умнее меня. Даже победив ее, я проиграла.
Следующие часы прошли размыто. Мой шок от перемен в деревне отражался в шоке всех жителей, которые видели меня — девушку, пропавшую на десять лет, но не изменившуюся ни капли.
Они сделали Скандтон заставой, так решила королева Анабета. Олэн был тут ее Рыцарем, другие мужчины в деревне служили как его армия. Было сложно увидеть в этом крепком боевом Олэне мальчика, которого я знала. Даже когда он опустил тяжелую ладонь на мое плечо и пообещал, что мы отомстим фейри.
Было сложно видеть деревню — она стала в три раза больше, и теперь тут была конюшня и два постоялых двора.
Было даже сложнее, когда они привели меня к моей маме — она жила с родителями Олэна в их домике. Отец Олэна сидел в кресле-качалке, не поднял голову, даже когда мы подошли. Он постоянно насвистывал печальную мелодию.
— Мы не можем остановить его. Он напевает даже во сне, — печально сказал Олэн. — так было десять лет с тех пор, как мы нашли его у портала. Я пошел туда искать тебя.
Всего неделя для меня. Десять лет для него.
Мама охнула, когда мы прошли в дверь, ее колени подкосились, а седина в ее волосах и морщины вокруг глаз были ножами в моем сердце. Но ее объятия лечили душу.
— Элли. О, моя Элли! — сказала она, всхлипывая.
Даже это было ничем, по сравнению с душераздирающей надеждой на ее лице, когда мы внесли отца на носилках. Она занялась им теперь, зашивала и перевязывала его раны, нежно мыла его тело, как делала женщина с мертвым.
