От невинной, но такой необходимой ласки я замер. Ката запустила тонкие пальчики в мои волосы и начала медленно массировать кожу головы. Протяжный выдох забрал у меня остатки сил. Я был опустошён.
Уткнувшись лицом ей в живот, я вдыхал родной запах и наслаждался этой внезапной близостью.
— Моя мельда, ты не представляешь, как сильно ты мне нужна. Твои руки, твои губы, твоя нежность, — я притянул её к себе и прижал как можно теснее.
— Танарил… — запротестовала она.
— Нет, выслушай, — я поднялся и посмотрел ей в лицо, продолжая обнимать. — Я скучаю, Ката. Моё каждое утро начинается с мыслей о тебе. Я жду момента, когда смогу тебя увидеть, просто поговорить. Всё, что я делаю, подчинено одной цели — быть с тобой, быть достойным тебя, сделать этот город достойным тебя. Дай мне второй шанс, я приложу все силы к тому, чтобы сделать тебя счастливой. Я положу к твоим ногам всё, до чего смогу дотянуться. Ката, я люблю тебя, — я жарко шептал признания и тонул в штормовые озёрах её глаз.
— Я не могу, — её голос дрожал, и одинокая слезинка скользнула по щеке.
— Это твой окончательный ответ? — я знал, что мой голос стал резким, и с трудом контролировал выражение лица. — Ты хочешь, чтобы я ушёл и никогда не вернулся к тебе? Ты правда хочешь, чтобы между нами всё было кончено?
— Да, — солёные капли сорвались с длинных ресниц и прочертили мокрые дорожки на щеках.
— Как скажешь, мельда.
Я не удержался и запечатлел на её губах прощальный поцелуй, вложив в него всё, что чувствовал: любовь, горечь, желание и боль поражения.
Развернувшись, я вышел и хлопнул дверью сильнее, чем следовало. Эмоции бушевали внутри, и я хотел кричать и крушить всё вокруг. Я был измотан её отказами, зол на себя и её упрямство, истерзан страстью, не находившей выхода. А ещё я устал от себя и чувства вины.
Когда открылась дверь в одну из комнат и в ней показалась Ангалая, я захотел на неё наорать.
— Плохо дело? — сразу поняла она. — Хочешь выпить?
Выпить я хотел. А точнее — напиться вдрызг и отключиться от происходящего.
— Да! — зло сказал я.
— У меня есть очень забористое вино, — улыбнулась она. — Пьётся легко, а по голове бьёт, как самый крепкий самогон. Проходи!
Я зашёл в комнату, которая выглядела совершенно иначе, чем у Каты. Приглушённый свет от одного лишь маленького светильника не резал взгляда. Тяжёлый, бархатный тёмно-синий балдахин над кроватью мерцал золотой вышивкой. На стене висело огромное зеркало в раме из чистого золота. Чернильно-синий ковёр с густым длинным ворсом лежал на полу. Мебель, картины, украшения сочетались и наверняка стоили больших денег. Комната сочилась мрачной, тяжёлой роскошью. Её хозяйка была одета в бордовый кружевной пеньюар.
Ангалая казалась по-своему красивой. Высокая, широкобёдрая, с яркими карими глазами, выразительными чёрными бровями и идеальными чертами лица, плавная в движениях, томная, своенравная — она была совершенно не в моём вкусе, но я не мог отрицать, что она притягивала взгляд. Лёгкий налёт порочности, вседозволенности и весёлой беспринципности придавал ей шарма.
Она налила мне полный бокал вина и мягкой, развратной походкой подошла совсем близко.
— Спасибо, — первый бокал я осушил залпом, едва почувствовав терпкий вкус ягодного вина.
Ангалая улыбнулась и налила ещё, а затем жестом пригласила в одно из массивных кресел у стены.
— Не хватает камина, — вздохнула она, — люблю смотреть на живой огонь.
Мы молчали. Если бы она полезла мне в душу, я бы ушёл, но Ангалая рассматривала блики света, которыми переливалось бордовое вино. Второй бокал я смаковал. У крепкого, тягучего напитка был насыщенный, глубокий вкус. Терпкий и пряный, но в то же время сладкий и лёгкий. Он очень подходил хозяйке комнаты.
— Хорошее вино, — сказал я, постепенно расслабляясь.
По телу расползалось тепло, и я вздохнул чуть свободнее.
— На ценителя. Ты ведь знаешь, Танарил, у всего должен быть свой ценитель, даже у вина. Очень грустно, когда что-то яркое, достойное, сильное и амбициозное остаётся без внимания, — низким, грудным голосом проговорила она.
— Мы говорим о вине? — насмешливо спросил я, уже понимая, к чему она клонит.
— Нет, мы говорим о тебе. Тебе сложно, ты устал, ты заслуживаешь ласки и любви, Танарил, — она легко поднялась и подошла к моему креслу, изящно сев в ногах. — Такого мужчину, как ты, нужно уметь оценить по достоинству… Рядом должна быть женщина, которая понимает, что это значит — быть на самом верху. Это сложно…
Её рука скользнула по колену, огладила бедро, а затем поднялась чуть выше и провокационно замерла. Ангалая подняла на меня мерцающие тёмные глаза и улыбнулась.
— Мне кажется, что мы могли бы найти общий язык, Танарил. Я могла бы быть очень, очень полезной тебе.
Третий бокал крепкого вина зашумел в голове. Я злился на себя и на Кату. Хотел поставить точку в наших отношениях. Я устал за ней бегать, устал получать отказы, а ещё я устал хранить верность той, кому она была не нужна.
Может, Ангалая права? Может, мне просто нужна женщина?
Я сделал большой глоток и отставил бокал в сторону. Да, Ангалая не в моём вкусе, но до боли хотелось погрузиться в мягкое, женское. Если закрыть глаза, то можно не задумываться о том, кому принадлежат ласкающие тебя губы.
Перехватив её руку, я мягко повалил черноволосую соблазнительницу на ковёр, жадно прошёлся руками по телу. Первый раз я овладел ею, даже не снимая брюк. Она пахла дурманящим крепким вином. Ангалая оказалась опытной, умелой и смелой в своих желаниях. Мне понравилось быть ведомым в этой порочной игре. Я с болезненным наслаждением упивался страстью и впервые за долгое время перестал сдерживать свои желания.
Глава 7. Сборы
Катарина
Когда дверь за Танарилом захлопнулась, я замерла посередине комнаты, раздираемая противоречиями и оглушённая его словами. Я обижалась на Танарила, но всё равно любила его. Его признания и попытки сблизиться завораживали, заставляли сердце биться чаще. У меня перехватывало дыхание от его прикосновений и самой хотелось касаться пепельно-светлых волос, волевого подбородка и пухлых, манящих губ.
Эльф глубоко ранил меня, но прошло уже так много времени. Приходилось усилием воли возвращаться в воспоминания о пережитой трагедии, чтобы находить в себе волю не сдаться под его напором. Но сегодня всё было даже хуже, чем обычно. Его слова проникли в душу, разожгли изнутри надежду на то, что между нами всё может стать по-другому.
Вид уставшего, балансирующего на грани нервного срыва эльфа причинял боль. Хотелось обнять, утешить, одарить лаской, выслушать, разделить с ним бремя его ответственности…
Хотелось…
Зачем я ему отказала? Зачем я его прогнала? Я же наказала не только его, но и себя, ведь на самом деле мне хотелось быть с ним! Хотелось, чтобы он пришёл! Я ждала стука в дверь!
Осознание поразило меня. На несколько минут я застыла, прислушиваясь к своим мыслям и желаниям.
Затем я сорвалась с места, распахнула дверь и выбежала в коридор. Но лестница пустовала, как и холл. На улице было холодно и безлюдно, дорога до ворот хорошо просматривалась. Наверное, он ушёл порталом. Сглотнув ощущение, что я совершила ошибку, я вернулась к себе с твердым намерением найти его завтра и поговорить.
Всю ночь меня мучили какие-то тревожные сны. Бордовые тени, разлитое по полу вино, смутные образы. Я проснулась измученной и разбитой. Зашла за Наташей, чтобы отправиться на завтрак вместе. Она лучше всех знала, где можно найти Танарила.
— Доброе утро, готова?
— Дофрое, сефунду! — Наташа метеором носилась по комнате, одновременно надевая штаны, чистя зубы и собирая вещи.
— Ты знаешь, где сейчас может быть Танарил? Я хочу с ним поговорить.
— Фнаешь, мофет не фтоит? — замерла Наташа, заканчивая борьбу с брюками. — Он последнее время сам не свой, видно, что еле сдерживается, чтобы на кого-то не наорать, — сказала она, вынув щётку изо рта. — Не самое лучшее время. Он может наговорить лишнего. Рядом с тобой выдержка ему оказывает. Мы тебя называем КАТАлизатор. После разговора с тобой он обязательно кому-то устраивает разнос. Может, хватит уже его мучить? Мне кажется, что он достаточно наказан.
