прежде чем отступить и ударить его в живот. Я инстинктивно вздрагиваю, но Акс так взбешен, что, кажется, едва замечает.
— Я убью тебя, черт возьми, если ты прикоснешься к ней! — Кричит он, вены на его шее вздуваются, когда он тянется вперед, пытаясь дотянуться до него. Коул просто смеется.
— Бросьте ее внизу, чтобы она смогла посмотреть завтра, как я выпотрошу его в Яме, — говорит он одному мужчине, прежде чем снова повернуться ко мне. — С нетерпением жду возможности узнать тебя получше, милая. Он подмигивает, и у меня сводит живот.
Я чувствую, как меня поднимают с земли, и рука обхватывает мою задницу, возвращая меня в полное сознание. Я кричу и вырываюсь из мужской хватки, бросаясь к Коулу, намереваясь разорвать его на куски, прежде чем кто-нибудь ударит меня, и я снова отбиваюсь от темноты. Последнее, что я вижу, это то, что люди, держащие Акселя, начинают пинать и бить его всерьез, а затем все становится черным.
Аксель
У меня было больше травм, чем кто-либо мог себе представить, я истекал кровью и был переломан столько раз, что не могу вспомнить. Но ничто никогда не причиняло большей боли, чем моя неспособность помочь Анне. Вид того, как ее бьют и ломают. Она была такой сильной, боролась до последней минуты. Моя прекрасная, порочная принцесса.
Я даже не чувствую этого, когда заключенные обрушивают на меня свое насилие, я даже не сопротивляюсь. Я заслуживаю гораздо худшего за то, что подвел ее. Боль, о которой я давно забыл, проходит по моему телу.
Слабость. Неудача.
Ещё одна женщина, которую я позволил им вырвать из моей жизни.
К тому времени, когда они закончат, я уверен, что у меня будет по крайней мере несколько сломанных ребер. Мое плечо висит низко, наверняка вывихнуто. Боль не приходит, хотя стон срывается с моих губ, когда меня тащат со двора.
Я смутно слышу голос Коула сквозь полумрак. Я хочу встать и уложить его, но не могу найти в себе силы пошевелиться или заговорить. Когда несколько минут спустя темнота заполняет мое зрение, я предполагаю, что умираю, пока не понимаю, что меня тащат на нижние уровни. Мы годами не пользовались этими зонами, и все, что там осталось, это рушащийся фундамент того, что когда-то было одиночной камерой. Я смутно припоминаю, как Коул кричал, чтобы сюда притащили Анну, и заставляю себя быть более бдительным.
Когда мы добираемся до последнего ряда, я наконец поднимаю голову достаточно, чтобы увидеть, кто меня тащит. Он опускает меня на пол, мягче, чем я ожидал, и начинает возиться с тяжелыми железными ключами. Мне требуется мгновение, чтобы вытянуть его имя из головы.
— О-оскар, — прохрипел я, кашляя и сплевывая немного крови, прежде чем продолжить, — не один.
Он поворачивается ко мне, и даже сквозь дымку я вижу, как он хмурится.
— С ней, в последний день, пожалуйста…
И впервые с тех пор, как почти двадцать лет назад я вошел в Гробницу, я говорю "пожалуйста". Я бы встал на колени и умолял, если бы мог увидеть ее еще раз. Я почти теряю сознание от усилия сказать, опускаю голову. Я жду и, еще раз, молюсь. Я молюсь об одном последнем шансе, только об одном, взглянуть на ее прекрасное лицо и сказать ей, что я чувствую.
Я люблю ее, осознаю я в этот момент.
И я позволил этому случиться, черт возьми.
— Черт, — слышу я бормотание Оскара.
Мгновение спустя я слышу, как открывается дверь, и меня втаскивают внутрь, я почти теряю сознание от этого движения. Дверь за мной закрывается.
— Аксель! — Самый сладкий голос в мире произносит мое имя, и я снова растворяюсь в темноте, на этот раз с улыбкой на губах.
Анна
Единственная маленькая лампочка в комнате мигает и гаснет, не освещая углы. Я не удивлюсь, если он полностью исчезнет в любой момент. Я проснулась от того, что меня швырнули в эту комнату, дверь захлопнулась за мной. Забавно, как сильно могут меняться впечатления. Мои первоначальные мысли были о том, что Гробница была самой большой дырой в мире, но теперь, увидев это место, я нашла нового обладателя титула. Здесь очень холодно, впервые мне стало холодно с тех пор, как я здесь, и пахнет сточными водами с примесью старой крови и гнили. Из одного из темных углов доносится слабый шум капель, а в остальном все тихо.
Что, черт возьми, мне теперь делать?
Вид Акселя, напрягающегося и пытающегося дотянуться до меня, затем туман захватил меня, когда я наблюдала, как его избивают, практически до смерти… Он вообще пережил это? Коул сказал, что хочет бросить ему вызов, но их было так много, что они пинали и избивали его…
Когда я слышу, как открывается дверь, я вскакиваю, измученная и раненная, но не желающая сдаваться без боя. Мужчина, которого я не узнаю, стоит в дверях, бросает на меня быстрый взгляд, прежде чем повернуться. Я ненадолго задумываюсь о том, чтобы прыгнуть ему на спину, взять его в удушающий захват и убежать. Вопреки поп-культуре, которую я помню с юности, я знаю, что на самом деле это не работает, когда твой противник может отступить и буквально раздавить тебя. С другой стороны, может быть, это было бы лучше, чем то, какой будет моя судьба завтра.
Я рада, что не сделала этого, потому, что этот мужчина входит, волоча за собой тело. Я ахаю и немедленно бросаюсь к нему.
— Аксель!” — Я вскрикиваю и получаю самую маленькую улыбку, прежде чем он роняет голову, теряя сознание.
Слезы текут по моему лицу, но я их почти не замечаю.
— Он спрашивал о тебе, — сказал мне мужчина, теперь стоящий у двери камеры. Он колеблется. — Как бы то ни было, мне жаль, что это случилось с вами обоими.
Я едва заметно киваю ему, прежде чем он закрывает дверь, щелкая замком позади нас. Я кладу голову Акса к себе на колени, провожу рукой по его лицу и волосам так, как, я знаю, ему нравится. Он в полном беспорядке, его лицо уже стало черно-синим, нос явно сломан, а губа сильно разбита. Я могу только представить, в каком состоянии находится остальная часть его тела.
Не имея ничего, чем можно было бы почистить или помочь ему, я сижу там, держа его на руках и поглаживая по голове, тихонько напевая. Все, что я должна дать ему, это свою любовь, и я буду делать это изо всех сил до последнего вздоха.
Я останавливаюсь, когда меня осеняет осознание.
Черт возьми.
Я люблю его.
У этого нехорошего, жестокого и жестокого заключенного кто-то сумел потребовать то, что он никогда не собирался отдавать. Была