что все объяснялось просто – пол, разъеденный гнилью и корнями, стремительно проседал вниз, увлекая дерево за собой – в подвал, где оно сгниет, в смертельной дреме угасания вспоминая о теплом, ласковом солнечном свете – лучшем, что было в его безрадостной жизни. Оно само погубило себя. Как и Киллиан.
Следующее место мне оказалось незнакомым. Ирония судьбы – именно в спальне Киллиана я не была ни разу. Все оттенки красного, столы и стулья – конечно же, с львиными лапами. Огромная кровать в центре – простая, из сколоченных необработанных досок. Она принадлежала еще его родителям – подсказали вибриссы.
– Все хорошо, родная? – тихо спросил Драган, обвивая рукой мою талию.
– Да. – Я улыбнулась ему. – Задумалась о том, что твоя любовь была моей нитью Ариадны в этом ужасном Лабиринте, Горан. И что бы он ни делал, разрушить нашу связь у него не вышло.
– Она никому неподвластна!
– Верно.
– Знаешь, когда мне приходит в голову, что ты могла не полюбить меня, выбрать другого, не простить все, что я натворил, просто схожу с ума!
– Родной, тебя невозможно не любить. Я дважды влюбилась в тебя, помнишь? Так что это судьба.
– И за что мне такое счастье?
– За грехи! – проснулась мисс Хайд. – Чтобы отстирать добела и накрахмалить до хруста твою карму!
– Вредина моя любимая! – нежно прошептал он. – Весь в твоей власти.
– Пойдем, уже темнеет, – я направилась к выходу, но небольшая приоткрытая дверь привлекла мое внимание.
Внутри было темно, но Горан нащупал на стене выключатель и включил свет. Небольшие бра в нишах стен высветили то, к чему я была совсем не готова. В центре стоял узкий стол. На нем лежало тело Киллиана.
Затаив дыхание, я заставила ноги сделать несколько шагов. Безмятежное лицо. Впечатление, будто мужчина просто спит. Смерть была милостива к Ангелу. Может, потому что он был жесток к жизни?..
– Родная, как ты? – Драган вклинился плечом в пространство между нами.
– Все хорошо. – Тихо сорвалось с моих губ.
Я отвела взгляд от лица Киллиана и поняла, почему слуги принесли его именно сюда. Стены были сплошь покрыты моими фотографиями. Внизу на каждой имелось несколько строк крупным, резким почерком – дата, место и информация о моих предпочтениях в самых разных сферах жизни – от любимых цветов до основополагающих принципов мировоззрения. Его личный храм. Поэтому он ни разу не приводил меня сюда.
– Сколько же он тебя выслеживал?.. – потрясенно прошептал Горан.
– Не меня. – Перед глазами встал тот день – когда я пришла в кабинет поговорить с ним. Мужчина мял в руках какую-то бумажку. Оригами. Я рассказала ему о черных крыльях, колокольчике, и прочих «посланиях» и спросила, – так это ты оставлял ту бумажную ерунду?
– Нет. – Потомок Ангелов нахмурился и задумчиво пробормотал, – как он проскальзывал мимо меня? Я почти год наблюдал за тобой.
Он. Кто именно?
– Киллиан использовал меня как приманку, Горан.
– Для кого?
Воспоминания метелью завертелись в памяти, складываясь в ответ.
Маленький красный колокольчик из бумаги на снегу. На несколько метров вокруг – лишь ровная снежная гладь, ни малейшего намека на следы. И прямо как настоящий – с трудом подавила желание потрясти его, вдруг зазвонит? Как можно из простой бумаги такую прелесть создать? Хотя, наверное, можно, если руки были не простые.
Предупреждение? Намек – о ком звонит колокол – обо мне.
Сон-явь об убийстве Гаспара. Мужчина в темной толстовке с капюшоном. Лица не видно. Он что-то достал из прикроватной тумбочки в спальне Архангелита и убрал в карман. Помедлив секунду, словно прислушиваясь, осторожно положил на край кровати голубой кораблик-оригами, повернулся и посмотрел прямо в мои глаза.
Что значило это послание?
Третья фигурка оригами – ангел из черной бумаги. Потрясающе искусно сделанный – просматривались даже черты лица и пальчики на руках. Джокер оставил ее на карнизе в квартире Самуила Яковлевича, Какмаршака, после того, как убил его.
Тоже ровным счетом никаких мыслей о том, что он хотел до меня донести.
Еще были бумажные черные крылья, что я нашла в нашем с Гораном саду – с кончиков тщательно сделанных перьев сочилась сила. На записях камер – тень, рябь.
Встреча с Джокером на Балу Охотников. Помню звук приближающихся шагов. Странно – не чувствовалось, кто это. Вибриссы вообще отказывались работать – свернулись в клубочек и спрятали нос в пушистый хвост, как болонка при виде волка. Интересная метафора, кстати – не случайная. Мужская фигура. Длинный плащ, как у супергероя, капюшон на голове, лица не видно. Я двинулась к нему.
– Стой. – Остановил меня мужской голос. И я послушно остановилась – потому что в нем было что-то, чему сопротивляться сил не нашлось.
– Кто вы? Чего хотите? Что за кошки-мышки? – прошептала я.
– Не мешай мне. – Раздалось в ответ.
– А подробней можно? Кому и как я мешаю, объясните!
– Не. Мешай. Мне.
– Или что? – еще шаг к мужчине.
– Кровь. – Он протянул руку к стальным канатам, которые держали огромную люстру под потолком зала.
Под его пальцами стальной трос начал изгибаться, как пластилиновый. Светильник-переросток вздрогнул. Если бы этот хрустальный монстр рухнул в центр зала, половину Охотников посекло бы осколками, что брызнули бы во все стороны с поражающей силой пули!
– Не надо! – прошептала я, отступив.
– Не мешай мне. – Вновь повторил незнакомец, сняв руку с каната. Еще минуту он молча смотрел в мое лицо, потом развернулся и прошел к окну. Меня магнитом потянуло за ним.
– Постой, хоть что-то объясни!
Мужчина распахнул створки окна и запрыгнул на подоконник. В комнату ворвался холодный ночной воздух и шум города.
– Эй, это нечестно! – крикнула я, понимая, что в вечернем платье гонку по крышам не стоит даже начинать. – С каких пор Золушка вынуждена догонять принца?..
Незнакомец замер на карнизе, расхохотался и спрыгнул вниз.
Разговор с Владимиром, Архангелитом, заявившимся ко мне «в гости». «Ваши враги объединяются, Саяна. Под руководством таких сил, что…» Я пожала его руку на прощание, и передо мной вихрем закружились обрывки разговоров, картинки и ощущения. Теперь понимаю их смысл.
Мегара была права – все под моим носом, но я ни-че-го не вижу. А ведь должна была понять все еще в квартире Какмаршака, когда зеркало показало
