на землю».
Но все призывы мои оставались без ответа. Маргарет замолкала, а потом, месяцы спустя, писала снова – о цветах и птицах. И ни слова о себе самой.
В первый раз тревога пощекотала меня, когда мы только въехали в сад. Я хмурилась, оглядываясь, – неужели темные своды дворца вытеснили из памяти ровные ряды деревьев, их кружевную тень, золото лучей, отраженное от алых яблок? Я не узнавала аллеи и деревья, абрисы ветвей, изгибы песчаных дорожек. Красными, почти кровавыми пятнами темнели у корней паданцы, и я сжала губы – при матушке никто не допустил бы такого. Или работники совсем от рук отбились, что позволяют яблокам лежать среди травы?
Но трудно было укорить селян – корзины с верхом полнились яблоками, алыми и блестящими, и не меньше их светились в густых кронах, лишь едва тронутых ржавчиной осеннего дыхания. Хозяйка Котла даровала в этом году щедрый урожай, куда щедрее, чем собирала матушка даже в лучшие годы, но смутное волнение не отступало, саднило, как сорванный заусенец, не позволяя откинуть прочь тревожные мысли и любоваться пышной красотой плодоносящего сада.
А потом я заметила изъеденные чернотой листья, истончившиеся, омертвевшие ветви, скрытые под густой пеленой листвы. Сорвала яблоко – и оно оказалось мелким и мягким, словно еще на ветке гнить начало, и пахло от него… странным и едким. Чужеродным.
Самые дурные из предчувствий окрепли, многоногими монстрами встали за моей спиной, выглянули из-за деревьев. Словно пелену с глаз сорвали: это не я не узнавала сад, это сад разросся, раскинулся до самого леса, поглотив старое поле, сквозь которое когда-то несла я подношение добрым соседям, на котором потеряла год и день своей жизни…
Сад стал больше. И слабее.
Ох, Элизабет, что же ты наделала?
Она лично встретила меня на террасе, прямая, как стальной прут.
– Ваше величество, – ровно приветствовала она меня. – Чем обязана вашему визиту?
Голос ее был спокоен и холоден, как воды озера подо льдом.
– Мы не стесним тебя надолго, Элизабет. – Я улыбнулась, пытаясь сгладить неловкость, чувствуя себя самозваной гостьей в чужом доме, которой лишь из милости не указывают на дверь. – Я приехала как сестра, а не как королева.
Скептическая улыбка едва тронула ее губы, и Элизабет поклонилась и безмолвно скрылась в глубине дома. Я посчитала это за приглашение и последовала за ней.
Дом изменился меньше – те же комнаты, те же гардины, те же статуэтки на полках, словно время замерло, изгнанное отсюда так же, как и я. Хотелось поддаться мороку и утонуть в воспоминаниях, представить, как матушка выйдет из кабинета, нахмурится с наигранной суровостью и погонит нас учиться.
Лучше бы Элизабет здесь все поменяла.
В гостиной сестра застыла у чайного столика, чуть склонив голову – этикет она соблюдала безупречно. Как ни пыталась, я не могла разглядеть за маской безукоризненной вежливости ее истинные чувства.
– Тревожным выдалось лето. Хозяин Вестллида не докучал тебе?
Глаза ее на миг потемнели, но тут же прояснились, и улыбнулась она уже теплее, словно поверив, что лишь забота привела меня в родной дом.
– Я слышала, что у них случился неурожай, но не придала этому значения. – Элизабет слегка нахмурилась, словно коря себя за недостаточную внимательность. – Наши земли, как ты видела, беда обошла.
– О да. Сад больше, чем я его помню, и это странное чувство. Тревожное.
– Странное? Разве ты не гордишься тем, как я сохранила и приумножила дело матушки?
Горьких слов я не сдержала:
– А сохранила ли?
Хрупкая нить, только протянувшаяся меж мной и Элизабет, порвалась со звоном, и снова повеяло стылым могильным холодом.
– А ты иначе назовешь мои успехи? – Голос ее остался спокойным, но теперь низкий звон металла звучал в нем. – Когда неурожай коснулся нас и сад почти погиб от засухи и болезни, я нашла способ исцелить его, я нашла способ приумножить урожай, я нашла способ спасти семью от разорения.
– Ты не относила яблоки к лесу, – я перебила ее, даже не пытаясь скрыть бессильное отчаяние в голосе, – я ведь предупреждала тебя! Ты нарушила договор и навлекла гнев добрых соседей. Вот отчего умер сад!
Элизабет нахмурилась:
– Договор? В своем ли ты уме, Джанет? Хватит уже в сказки верить! Когда болезнь подточила сад, я пришла к сандеранцам, и они дали мне снадобье, которым следовало обрабатывать стволы, и снадобье, которым следовало поливать землю, и снадобье, которым следовало опрыскивать листья. Они научили меня, как отводить от рек воду даже в самый засушливый год, как вывести новые яблони, что и цветут пышнее, и плодов дарят больше, как урожая собирать столько, сколько надобно мне, а не насколько расщедрится земля! – Она почти кричала, жарко раздувая ноздри, вежливость слетела с нее, словно сухая листва, обнажив голую суть, изъеденную алчностью, словно болезнью. Отдышавшись, тише она добавила, не скрывая темного пламени во взгляде: – Все, что я имею, я достигла сама, Джанет. Богатством своим я обязана лишь себе, а не старым легендам. Не оскорбляй меня своими суевериями.
Сандеранцы. Мне стоило догадаться раньше: кому, как не им, удалось бы превозмочь чары добрых соседей, самим того не замечая? Но они никогда не помогают бесплатно. Хотела бы я знать, что потребовали они взамен?
И не обошелся бы дешевле новый договор с добрыми соседями?
– Ты спасла сад, и я не могу отрицать твой подвиг, – покривила я душой, – но зачем, скажи, ты посадила яблони на пустыре? Разве стоит саду граничить с лесом?
– Я вырубила лес, – так спокойно призналась она, словно разговор коснулся завядшего букета в гостиной. – Посадила яблони и там. Ты знаешь сама, сколько платят за наши яблоки, так стоит ли ограничивать себя малым?
Я смотрела на нее во все глаза, не зная, сестру ли свою вижу или алчную тень из сказок, которая лжет и обманывает, лишь бы заглушить хоть на миг неутолимый голод. Со всеми колдовскими бедами сестра моя вполне справилась бы и без сандеранцев: зачем ей железо, если сердце ее из него?
Матушка, матушка, что же мы натворили?
– Это твой сад, – после тягостного молчания проронила я, отводя глаза. – Твой и твоих детей. Не мне тебя учить или судить. Пока же я хотела бы увидеть Маргарет.
Элизабет едва заметно скривилась, как от зубной боли, и ответила с деланным равнодушием, которому и ребенок бы не поверил:
– Она сбежала – уж несколько лет как. Слуги говорят, изредка она возвращается, но в эти моменты предусмотрительно не показывается мне на глаза.
– Сбежала?! И ты не ищешь ее? Не волнуешься о
