лепешкой. Молчком сгреб все, что до этого нес и потопал впереди всех….
И вот он – дом! В котором сейчас живет моя Птаха.
Я еще посмотрел ей вслед из-за угла. Вредная девчонка не позволила бы мне занести ее на руках под самую крышу дома. Сама, сама, все сама! А меня будто и нет рядом!
Но по перилам она скатилась лихо, прямо в руки Джера, который только укоризненно головой покачал. Придержал, чтоб не упала, и даже сопроводил до дверей купальни. Я крался следом. Как пацан, честное слово. Так хотелось увидеть ее умиротворенной и расслабленной, но ведь в купальню следом не полезешь. Неприлично. Ладно, купальни у нас смежные. Услышу, если что. Устала ведь. Как бы не уснула в воде.
Не уснула. Я еще проследил, чтобы точно до комнаты добрела. По-моему, она поднималась по лестнице с закрытыми глазами, уцепившись за перила и останавливаясь на каждом повороте. От ужина отказалась, забрела в комнату. А несколько минут спустя я услышал слабый взвизг. И что интересно – визжала не Птаха. Уж ее-то голос я в любом случае узнаю.
Раздумывать не стал. Рванул дверь, влетел….
И замер, глядя, как Птаха, открыв створку окна, выпихивает наружу фолиант. А тот мигает всеми самоцветами, топорщит листы и…. попискивает. Испуганно и жалобно.
-А я тебе говорила – не скрывай ничего! – бурчит Птаха, продолжая злое дело. –Я тебя, паразит иномирный, уговаривала подробно все расписать. А ты знал про ступени! Знал, и ничего не сказал, гад же ты!
-Я не специально! Птаха! Я случайно! Не буду больше! Только не бросай!
О, как! Он еще и говорить умеет! Да-а…. Надо бы Птаху в семейную сокровищницу затащить. Там редких древних фолиантов – на государственную библиотеку хватит. Авось, она и мне какого-нибудь гаджета откопает. А что – чем я хуже? Но ведь спасать надо. Хоть и книга, а все ж… мужик. Серега.
-Птаха, - тихонько позвал я. –Птаха, не надо! Он больше так не будет. Он будет всю правду рассказывать.
-Будет он! – тут же расфыркалась Птаха, все еще удерживая фолиант за окном. – Конечно, будет. А если не будет – летать научится. Это во-первых. А во-вторых, я ему кнопочки повыдергиваю за вранье. И будет он тогда всю оставшуюся жизнь обычным букварем. Еще и листы под хохлому распишу.
-Птаха, давай, я его подержу, - предложил осторожно, перехватывая фолиант так, чтобы она и в самом деле его не выронила.
-А под хохлому – это как? – все так же испуганно пропищал Серега, прижимаясь к моей ладони похолодевшим переплетом.
-Красиво! С золотом. Только тебе не понравится, - мрачно ответила Птаха. – Ладно, на первый раз прощаю. Андрэ, затаскивай этого гада назад.
Затащил, конечно. Пристроил на столик у камина – пусть погреется. Все же не лето на улице.
-Кофе хочу! –буркнула Птаха, подгребая к камину подушки и укладываясь на них. –Что за мир дикий! Чаю нет! Кофе – нет! Какао – и того нет, хотя шоколад вы изобрели. Зато синие драконы так в небесах и мельтешат. И снегопад им не помеха. Чего он мельтешит?
Вот тут я ничего не могу сказать. Нет, я подозреваю, что Ласт каким-то образом узнал о Птахе. И даже догадываюсь – каким именно. Ружен этим вопросом уже озаботился, сейчас весь наш небольшой гарнизон шерстит. Слуг-то у нас мало, их он быстро проверил. Даже Матушку Лу, хотя зачем бы нашей кухарке на нас компромат собирать. Она в этом поместье всю свою жизнь служит, с самых юных лет.
Тут фолиант вздрогнул, и принялся шелестеть, быстро-быстро перелистываясь.
-Серега, ты чего засуетился? – лениво повела глазом Птаха. И вдруг подпрыгнула, уставившись на открывшийся лист. На котором начали проступать контуры кого-то здания. Или нет. Скорее – комнаты. Небольшой уютной комнаты. Узкая кровать в углу у окна. Стол, на котором расположился узкий черный предмет, стоящий на одной ножке. Еще один предмет, тоже узкий, с кнопками. На черном фоне – белые значки.
Перед столом странной конструкции кресло на колесиках. В кресле – парень, очень похожий на Птаху.
-Алешка, - тихо-тихо сказала Птаха. –Алешка, братик мой!
Черный предмет внезапно засветился, стал голубым, и на нем появилось изображение листа.
Я не понимаю, что именно изображают те незнакомые знаки, но Птаха их понимает. И, кажется, понимает еще что-то. Потому что вдруг начинает говорить так, будто диктует кому-то письмо.
-Алешка, братик мой, здравствуй. Алешенька, у меня все хорошо. Правда –правда! Я жива, здорова, и даже не голодаю. Гуляю по горам. Помнишь, мы собирались на будущий год в горы?
Парень…. Нет, скорее, молодой мужчина, смотрит на появляющийся текст. Я тоже понял, что это текст.
Потом придвигает к себе ту узкую штуку и начинает быстро-быстро нажимать кнопки.
-Птаха, ты где? –раздается в комнате довольно низкий голос. – Птаха, куда ты пропала? Тебя похитили? Кто? Ты только напиши – я разнесу по клочкам всё! Ты знаешь – я могу. Птаха!
-Алешенька, думаю, даже ты не сможешь отыскать меня там, где я сейчас, - голос Птахи печален, а по щекам текут слезы. – Алешка, ты не переживай. У меня действительно все хорошо. Скажи папе и маме – я вас очень-очень люблю, и никогда не забуду.
-Птаха! Напиши – где ты сейчас!
-Я в другом мире, братик. И это не иносказание. Меня перенесли Стихии в мир Солейн. Обратной дороги нет. Есть возможность короткой письменной связи, и то не каждый день. Леш, раз в месяц я буду писать вам. Проверяй почту и не выбрасывай мой старенький комп. И не сходи с ума. Тебе меня не вытащить. Утешь родителей. Со мной все хорошо. А чтобы ты поверил….
Тут Птаха подсела к фолианту, задрала рукав халата, и прижала запястье к листу. Подержала минуту и убрала. А в другом мире на той штуке появился отпечаток руки. Узкая ладошка с длинными пальцами, тонкое запястье, на котором зигзагообразный шрам. И – стрелочка, указывающая на него.
-Ты же помнишь, как именно я заработала особую примету на всю жизнь. И что сказал твой приятель, студент-практикант, зашивая мне руку. Мне было пятнадцать, а тебе, брат мой, как раз стукнуло все двадцать пять.
-Помню. Можно, я не буду повторять Пашкины слова? Птаха, я тебе верю. И буду ждать. И
