подхватила свои вещи и первой шагнула в дверной проем. Мы, как цыплята, потянулись за ней. Молча и как-то торжественно. Вошли и замерли на пороге. Птаха шла по пыльным плитам, выстилавшим пол, оставляя легкие следы на их поверхности. Она обходила просторное помещение посолонь, словно следовала за угасающим светилом. Обошла, постояла на пороге перед нами. И пошла в центр помещения. Туда, где на каменных подставках стояли чаши из точно такого же оникса, как и ее бокальчик. Пять чаш, каждая в воем углу пентаграммы, выложенной красным гранитом.
Мы смотрели, как она неторопливо протирает чаши куском ткани. В первую Птаха вылила воду из бокала. Во вторую положила веточку, сорванную где-то по дороге. В третью вытряхнула из коробочки уголек. Горячий, красноватый, будто только что добытый из очага. В четвертую осторожно высыпала землю из горшочка. В пятую лег небольшой нож. Без ручки.
-Маха! –тихо-тихо, почти одними губами позвал её Ружен, осторожно подобравшийся ближе к девушке. –Маха, что ты делаешь? Ты жрица? Ты когда-то училась в Обители? Маха!
Маха не ответила, продолжая священнодействовать. Сейчас она быстро скинула с ног высокие сапожки, оставшись босиком. Тряхнула головой, и медная коса ее рассыпалась по плечам.
-Конт, - нетерпеливо щелкнула она пальцами, указывая на один из тючков. Конт молча подал его, бросив остальное у двери. Маха бросила тючок на пол. Он в полете развернулся, оказавшись обычной циновкой, сплетенной из тростника.
-Устраивайтесь, старички, - обернулась к нам девушка. –Садитесь так, чтобы выдержать, если придется, целую ночь. Ни вставать, ни ерзать, ни переговариваться вам не придется. Так что, для начала – марш за угол. Сами знаете – зачем.
-А что можно? – спросил Конт, уже шагнувший к дверному проему.
-Думать. Вспоминать. Размышлять. Молиться, если хотите. Да хоть стихи сами себе читайте – но только о Стихиях. У вас пять минут – не больше. Как только солнце коснется края гор – начинаем.
И вот мы сидим. Маха в центре пентаграммы, скрестив ноги и подняв над головой раскрытые ладони. Так, будто держит чаши с водой.
Последний солнечный луч будто нарочно задержался в ее ладонях, окрасив их в золотисто-розовый цвет. Зажегся на секунду в волосах, сделав их язычками огня. Мне даже показалось, что вся она – ласковый язычок пламени, застывший в синеве небес….
Еще секунда…. Другая…. Солнце, будто дождавшись нужного момента, исчезло с горизонта, погрузив мир во тьму.
Я не знаю, о чем думали мои друзья. Кажется, мы все единодушно подняли щиты, не желая, чтобы наши мысли услышали. Да и непонятно было, о чем думать. Как-то не приходилось мне вот так сидеть и думать о чем-то совершенно непривычном. В голову лезли самые разные мысли. То о сбежавшей невесте. То вдруг мелькал образ Синего, куда-то исчезнувшего вечером. То воспоминания раннего детства всплывали в голове. А то и вовсе – счета за перетяжку мебели, которую уже должны были доставить. Джер в курсе, так что к нашему возвращению покои Махи будут полностью готовы. Стихии, да я в жизни никогда не сидел вот так, в полной темноте, пытаясь настроиться на…. А на что, собственно, я должен настроиться? Может быть, просто поблагодарить? Ведь если бы не Стихии, я никогда не смог бы взлететь. Нет, не так. Если бы Стихии не переместили в наш мир Птаху, если бы она не была вот такой, какая есть, я никогда не смог бы взлететь. Маленькая девчонка перевернувшая мою жизнь вверх ногами. И как бы мне не хотелось оставить ее себе, как самое ценное сокровище, я отпущу ее. В тот мир, из которого она пришла. Туда, где ее ждут родители и брат.
Я так задумался, что даже не почувствовал сначала, что в забытом Святилище что-то изменилось.
-Ты уверен? – прозвучал в моей голове чей-то голос, трескучий, будто пламя в камине. – Уверен? Готов отпустить девочку?
Я открыл глаза. В Святилище было темно, и только над чашей с угольком медленно разгоралось пламя. Не знаю, что служило ему топливом, может, это и вовсе был не настоящий огонь. Он не полыхал, горел ровно и сильно, постепенно освещая помещение и всех нас. Мужчин мне не было видно, а Птаха, все так же держа руки над головой, сидела впереди, и отблески пламени играли в ее волосах.
-Не готов, - подумал я. –Не готов, но все равно отпущу домой, если вы укажете ей путь. Пусть я никогда в жизни не буду счастлив без нее. Мне не привыкать. У меня останется возможность летать. Вы только скажите – что я могу сделать для вас? Птаха сказала, что мы должны восстановить это место. Сейчас я понимаю, что она права. Нельзя забывать. Ничего нельзя забывать.
-Мне нравятся твои мысли, -послышался журчащий голос, и я увидел, как над чашей взметнулся фонтанчик. – Ты можешь взять на свои плечи эту ношу. Восстановить наш Дом. Но без Птахи у тебя мало что получится.
-Все равно. Птаха тоскует. Там у нее была своя жизнь, родители, друзья. Что ждет ее здесь? Не может же юная девушка провести всю жизнь в горах.
-А если мы скажем, что возвращение ее невозможно? – прошелестел голос из третьей чаши, в котором лежала зеленая ветка. –Что ты сделаешь тогда?
-Помогу ей понять и принять наш мир, - ответил я, глядя, как ветка подрастает и вытягивается, на моих глазах превращаясь в дерево. –Но если возможно – помогите передать хотя бы письмо родителям. Маха сообщит, что с ней все в порядке. Ей станет легче.
-Мы подумаем над этим, - следующий голос был басовит и тяжел. Как те камни, которые мы убирали со ступеней, поднимаясь сюда.
-Девочка не вернется в свой мир. Она теперь принадлежит Солейну.
Пятый голос был подобен звонкому голосу меча, поющего Песню Победы в дружеской схватке.
А перед моими глазами появились Пять Стихий. Мы ошибочно считали, что основных стихий четыре. Огонь, вода, земля и воздух. И оказались неправы. Стихий пять. Вода – дерево – огонь – земля – металл. Это трудно понять и принять -ведь как можно дереву быть Стихией? Как металл может быть Стихией? Кто бы объяснил! Может, Птаха сумеет? Ведь откуда-то она знает об этом?
-Вода взращивает дерево, - прожурчал голос Стихии Воды.
-Дерево порождает огонь, - прошелестело дерево, и моего лица коснулся легкий ветерок.
-Огонь порождает землю, - протрещало пламя.
-Земля