— Нет-нет, по предварительным оценкам, численность стаи в Мерси-Фоллз составляет от двадцати до тридцати животных. Не больше.
Интересно, как воспринял бы этот разговор Сэм. До чего они с Коулом додумались, если вообще додумались до чего-то? Мне вспомнилось непривычно решительное выражение на лице Коула, когда я заходила к нему в лавку и почувствовала себя мелкой и неполноценной.
— Почему же тогда наша стая представляет такую опасность? — поинтересовалась Долли, уткнувшись подбородком в кольцо собственных пальцев.
Я проделывала этот трюк достаточно часто, так что сразу узнала его в ее исполнении. Заинтересованное невежество как нельзя лучше помогает привлечь к себе внимание.
— Они не боятся людей, — пояснил отец и сделал знак одному из официантов подавать еду. — Главное, что удерживает волков вдали от людских поселений, это страх, а если страха нет, они превращаются и опасных хищников. В прошлом в Европе и Индии орудовали волчьи стаи, наводившие своими нападениями на людей ужас на всю округу. Голосу него был бесстрастный: призрак Джека не тревожил его. У отца появилась цель, и, пока не добьется своего, он не отступит. Это был прежний папа, властный и резкий, и все же в конечном счете таким отцом можно было гордиться и благоговеть перед ним. Таким я его не видела с тех самых пор, как погиб Джек.
Я вдруг с горечью поняла, что, если бы на кону не стояла жизнь Сэма, Грейс и Коула, я бы сейчас была счастлива, даже сидя в «Иль помодоро». Мои родители улыбались и болтали, как прежде. Жизнь волчьей стаи была не такой уж и непомерной платой за все это. Я могла вернуть себе родителей — но ценой потери всех моих настоящих друзей.
— Нет-нет, в Канаде их популяция достаточно многочисленна, — втолковывал отец какому-то мужчине, сидевшему напротив него.
— Здесь нет никакой подтасовки, — добавил Маршалл, потому что никто не сказал бы этого, если бы не он. Возразить ему никто не смог.
Певица затянула новую арию, и все подскочили от неожиданности. Губы Маршалла явственно произнесли: «О господи!», но слова утонули в оглушительном сопрано.
Я почувствовала, как завибрировал у бедра телефон, и в тот же миг за шиворот мне приземлилась еще одна крошка. Я вскинула голову и увидела ухмыляющуюся физиономию придурка напротив. Пение было слишком громким, и он бы все равно не услышал моих слов. Это было очень кстати, поскольку никаких приличных слов у меня все равно не осталось. Более того, каждый раз, когда я смотрела в его сторону, я снова и снова думала о Джеке и о том, что мы сейчас говорим о животных, убивших его, а не о том, что он никогда больше не переступит порог этого ресторана.
Я вздрогнула от очередного прикосновения, на этот раз к волосам в районе виска. Это был мой сосед.
— У тебя что-то в волосах, — перекрывая пение, прокричал он.
Я вскинула обе руки, чтобы он перестал.
Отец, перегнувшись через стол, добродушно перекрикивался с Маршаллом, пытаясь заглушить арию, подозрительно напоминавшую Бизе.
— С воздуха все видно как на ладони, — разобрала я.
Я вытащила телефон и открыла его. При виде номера Сэма сердце у меня ухнуло куда-то в пятки. Он прислал сообщение, полное опечаток.
«мы ее нашдли. чуть ен угробились но коул всезх спас, я подумал ты захочегшь знать, с».
Больше не никаких имен. Сэм умел включать мозг, когда хотел. Впрочем, видеть слово «спас» применительно к Коулу было странно. Прямо рыцарь какой-то. Я попыталась набрать ответное сообщение, спрятав телефон под стол, подальше от глаз моего услужливого соседа и его мамаши. Написала, что сейчас в ресторане, пытаюсь выяснить подробности, перезвоню позже. Или заеду. Когда я набрала «заеду», меня вдруг снова кольнуло странное чувство вины, причину которого я и сама не могла бы назвать.
Пение прекратилось, и вокруг зааплодировали. Долли вскинула руки к самому лицу и хлопала у меня под ухом, но отец с Маршаллом продолжали разговаривать, склонившись друг к другу через стол, как будто никакого пения никогда и не было.
— … выкурим их из леса, как в прошлый раз, только теперь у нас будет больше людей, благословение штата, Службы охраны диких животных, и все такое прочее, а когда они окажутся на открытом пространстве, снайперы на вертолетах сделают свое дело.
— Говоришь, в Айдахо таким образом истребили девяносто процентов? — спросил Маршалл.
Он задумчиво водил по тарелке с закусками вилкой, как будто делал пометки.
— На остальных можно плюнуть, — сказал отец. — Без стаи они все равно не выживут. Поодиночке много не наохотишься.
Телефон снова завибрировал в руке, и я щелкнула крышечкой. Опять Сэм.
«ядумал ей конец изабел. дло сих пор отойти не мгоу».
Придурок напротив засмеялся, и я поняла, что он снова запустил в меня чем-то, хотя я этого не почувствовала. Смотреть на него не хотелось, невыносимо было видеть его лицо на том месте, где год назад сидел Джек. От всего этого меня вдруг затошнило. И не в фигуральном, а в буквальном смысле. Надо было срочно уходить из-за стола, пока не опозорилась.
Я отодвинула стул, задев Долли, в этот момент задающую очередной идиотский вопрос, и принялась пробираться к выходу между столов, певцов и закусок, приготовленных из морских гадов, которые никогда не водились в окрестностях Миннесоты.
Я прошла в уборную — это была комната, обставленная совершенно по-домашнему, а не обычные для ресторана кабинки — и закрылась там. Потом привалилась к стенке, зажав рот рукой. Но тошнота вдруг отступила. Из глаз полились слезы.
Надо было держать себя в руках, меня ждали за столом, а если я появлюсь с распухшим красным носом и заплаканными глазами, все догадаются, что со мной случилось, но остановиться я не могла. Я давилась слезами и судорожно хватала ртом воздух между всхлипами. Из головы не шел Джек, сидящий за столом и ведущий себя как полный придурок, отец, разглагольствующий о снайперах на вертолетах. Да еще мучила мысль о том, что Грейс чуть не погибла, в то время как я ничего даже не подозревала. Вдобавок эти мальчишки-дебилы, швыряющие крошки мне в вырез, который, наверное, все-таки был слишком откровенным для семейного ужина. То, как Коул с высоты своего роста смотрел на меня, лежащую в постели. И последняя капля — прямое и сбивчивое сообщение Сэма про Грейс.
Джека больше нет, отец всегда добивается того, что хотел, я хочу Коула Сен-Клера и ненавижу его одновременно, и никто, никто на целом свете не будет испытывать ко мне таких чувств, какие испытывал к Грейс Сэм, когда отправлял это сообщение.
Я сидела на полу, прижавшись спиной к шкафчику под раковиной, и вспоминала, как язвительно разговаривала с Коулом, когда нашла его, совершенно раздавленного, на полу в доме Бека — не в этот раз, а раньше, когда он сказал мне, что должен выбраться из своего тела или покончить с собой. Тогда он казался мне слабым и безвольным эгоистом. Но теперь я его понимала. Если бы сейчас, в эту самую минуту, я услышала от кого-то: «Изабел, я могу все это прекратить, на, прими вот эту таблетку»… я могла бы ее принять.