- Давай же, - наконец, выпаливаю я, хватая его за плечо. Когда я прикасаюсь к нему, он поворачивается и идет к машине, почти бежит, униженный и сломленный так, что я не знаю что и думать.
- Ты отвалила настоящую кучу дерьма, Кармел, - продолжаю я, а она скрещивает на груди руки. На мгновение кажется, что она сейчас заплачет, но в итоге ничего не делает, а просто опускает взгляд вниз.
***
В машине совершенно тихо, пока мы едем ко мне домой. Я не могу перестать об этом думать, поэтому чувствую себя бесполезным. В этом сказывается отсутствие моего опыта в дружбе. Томас выглядит хрупким, как пожухлый лист. Кто-то другой в такой ситуации знал бы что делать, какой рассказать анекдот или историю. Кто-то другой знал бы, что делать, кроме как сидеть на пассажирском месте и чувствовать себя неуютно.
Я не знаю, на самом ли деле Томас встречался с Кармел. Она могла отмазаться от титула по техническим причинам. И только. По техническим. Потому что и она, и я, и все знали, что Томас влюблен в нее. Последние шесть месяцев она очень хорошо притворялась, отвечая ему взаимностью.
- Мне нужно побыть немного одному, хорошо, Кас? – сообщает он, не глядя на меня. – Я не съеду с обрыва или что-то в этом роде, - продолжает он, пытаясь улыбнуться. – Мне просто нужно побыть одному.
- Томас, - говорю я.
Когда я кладу руку на его плечо, он поднимает свою и мягко сбрасывает ее. Я понял намек.
- Хорошо, мужик, - продолжаю я и открываю дверцу. – Просто дай знать, если тебе что-нибудь понадобится, - и отхожу.
Нужно еще что-нибудь сказать, что-то более ободряющее, чем уже есть. Но лучшее, что в моих силах, это прямиком идти вперед и не оборачиваться.
В доме царит гнетущая тишина. Я замечаю это, как только вхожу. Помимо меня здесь нет ничего, ни живого, ни мертвого, и этот факт почему-то вызывает у меня не чувство спокойствия, а больше его иллюзию. Глухо и так обыденно раздаются звуки шепота, щелчка закрывающейся входной двери и скрипа половиц. Или, возможно, только кажется так, потому что у меня возникает такое чувство, будто бы я завис во время крушения поезда. Вокруг меня все крошится и кажется непонятным, и что в таком случае необходимо вообще предпринимать. Томас с Кармел расходятся. Анну разрывают в клочья. А я, черт побери, не могу ничем помочь.
С матерью я перекинулся не больше пяти слов с последнего ее аргумента насчет отслеживания Анны в аду, поэтому, когда я прохожу мимо кухонного окна и замечаю ее во дворе, сидящей со скрещенными ногами перед промокшей насквозь черемухой, я чуть ли не подпрыгиваю. Она в легком летнем платье, а вокруг нее насчитываю несколько белых свеч, кажется, всего три штуки. Дым, возможно исходящий от ладана, поднимается вверх и рассеивается. Я не распознаю это заклинание, поэтому выхожу через заднюю дверь. Нынче ее заклинания носят больше шарлатанский характер, и только при особых обстоятельствах она выкроит время, чтобы заняться ими в личных целях. Хотите, верьте, хотите, нет, но если сейчас она пытается привязать меня к дому или связать руки, чтобы я не причинил себе вред, то я съезжаю отсюда.
Когда я приближаюсь, она молчит и даже не поворачивается, когда моя тень падает на нее. Фото Анны опирается на ствол дерева. Она принадлежала одной из газет, которую я вырвал этой осенью. Я всегда ношу ее с собой.
- Откуда она у тебя? – спрашиваю.
- Я достала ее утром из твоего бумажника, перед тем как ты ушел с Томасом, - отвечает она печальным и в тоже время спокойным голосом, слегка оттеняя заклинание, которым она сейчас занята. Рядом с ней мои руки слабеют. Я уже был готов вырвать фото из ее рук, но все мое желание просто просачивается сквозь пальцы.
- Чем ты занимаешься?
- Молюсь, - просто отвечает она, и я опускаюсь рядом с ней на траву.
Ровный столп огонька свечи, взимающийся вверх, выглядит тонким и таким неподвижным. Поднимающийся над маминой головой ввысь дым, который я заметил раньше, шел из куска янтарной смолы, заранее расположенного на плоском камне и пылающего мягко-синим и зеленым цветами.
- Это поможет? – спрашиваю. – Она почувствует это?
- Не знаю, - отвечает она. – Возможно. Наверное, нет, но я надеюсь на обратное. Она так далеко отсюда. За пределами досягаемого.
Я молчу. Она достаточно близка ко мне и сильно связана, чтобы найти дорогу обратно.
- У нас есть ключ к решению, - отвечаю. – Это атаме. Мы могли бы воспользоваться его помощью.
- Каким образом? – ее голос обрывается; лучше бы ей не знать об этом.
- Он может помочь открыть дверь. Или, возможно, он и является этой дверью. Мы могли бы попытаться, - я трясу головой. – У Томаса лучше получается объяснять, но сейчас у него не выйдет.
Мама вздыхает, опуская взгляд на фото Анны. На ней изображена девушка шестнадцати лет, с темно-коричневыми волосами, белой блузой и улыбкой на лице, что шло вразрез с ее дальнейшими событиями.
- Я знаю, почему ты вынужден этим заниматься, - наконец, отвечает мама. – Но я не могу заставить себя понять это. Ты понимаешь?
Я киваю. Это лучшее, что у меня есть, и действительно большее, что я могу просить. Не поворачивая головой, она делает глубокий вдох и одним махом задувает все свечи, что вызывает у меня улыбку на губах. Когда я был ребенком, она постоянно использовала этот старый ведьмовский дешевый трюк. Затем она тушит янтарную смолу и берет фото Анны. После этого возвращает ее мне назад. Когда я убираю ее в бумажник, она достает тонкий белый конверт, который был зажат коленом.
- Сегодня пришло почтой, - говорит она, - от Гидеона.
- Гидеона? – рассеяно переспрашиваю я, принимая конверт.
Это немного странно. Обычно, когда он посылает мне почту, это или огромный пакет книг, или мамины любимые, покрытые шоколадом оладьи. Но когда я открываю его и высыпаю содержимое на ладонь, то вижу перед собой старую размытую фотографию.
Вблизи я слышу, как щелкает друг об друга воск, когда мама собирает свечи. Она что-то мне говорит и, пока бродит вокруг дерева, задает какие-то неясные вопросы, стряхивая пепел янтарной смолы с камня. На самом деле, я не слышу, что она говорит. Все, что мне остается делать – это смотреть на фото в своей руке.
На ней изображена облаченная в мантию и с накинутым капюшоном фигура, стоящая перед алтарем. Позади него заметны другие фигуры, точно также одетые в красные одежды. На ней я узнаю Гидеона, исполняющего ритуал, с моим атаме в руках. Но не это заставляет меня напрячься. А то, что остальные фигуры на фото, по-видимому, тоже держат в руках атаме. Как минимум, на картинке я насчитал пять таких же идентичных атаме.
- Что это? – спрашиваю, и показываю матери.
