Эти моменты просветления становились все реже и реже. Водоворот картинок закручивал в тугую спираль, словно вытягивал из меня воспоминания, события, знакомые лица. Казалось еще немного и начну забывать свою жизнь, себя. Отчего-то Зильгу больше не воспринимала в человеческом облике, я видела перед собой снежную волчицу с красивым отливом серебра на идеально белоснежной шкуре. Черные пятна, о которых столько слышала, но никогда сама не видела, постоянно перемещались по телу животного. То они расползались противной чернильной кляксой на спине, потом меняли свое расположение и стекали на лапы, обрисовав пястья. Снежная волчица подходила ко мне, обнюхивала лицо и что-то тихо шептала человеческим голосом, словно утешала и успокаивала.
В следующий раз я смотрела на Отиса, моего любимого мужа, застывшего в неестественной позе, подвешенный магией смерти. Его тело начало деформироваться, расплываться, превращаться на моих глазах в айерхана. Огромная пасть рептилии клацнула зубами передо мной и расплылась в довольной усмешке. Мне даже показалось, что так делала Хара, ее мимика играла на отвратительной морде. Потом огромная туша взмахнула недовольно хвостом и начала скукоживаться. Тело становилось меньше, а кожа безобразно обвисала, не подходя по размерам. Через некоторое время на месте Отиса показались знакомые черты Бристана.
Кажется, по моим щекам катились слезы, впрочем, не могла бы сказать с уверенностью плачу ли я на самом деле или это опять игра моего разума. Наверное, увидеть брата на месте мужа стало для меня последней каплей. Я зажмурила глаза, надеясь, что все же это делаю в реальности, а уплываю в своих видениях, и стала звать маму.
Сколько раз представляла себе, что она приходит ко мне, утешает, помогает, и сейчас она была последним даже не шансом на спасение, а скорее утешением. Мне хотелось еще раз, перед тем, как забуду себя навсегда, посмотреть маме в глаза, увидеть улыбку и услышать голос. Рядом завыл волк, уверена, что это опять игры моего разума.
Легкой поступью среди волн магии смерти ко мне стала приближаться тонкая фигура. Женщина подходила ближе и я угадывала в ней знакомые черты. Мама отозвалась и пришла. Изо всех сил старалась не открыть глаза, чтобы удостовериться в том, что все еще нахожусь в лаборатории вампира. Самое важное сейчас то, что мама рядом, пришла ко мне и внимательно смотрит прямо в душу.
— Мамочка, — зашептала ей, даже не представляю вслух или мысленно, — мамочка, спасибо, что пришла. Я погибаю и мой муж тоже. Никто не может прийти нам на помощь. Хален убивает в нас личность, чтобы потом сделать подчиненных вампиров с новым сознанием. Мамочка, спасибо, что ты пришла. Я хотела хоть в последний раз посмотреть на тебя, перед тем как разум покинут меня окончательно.
— Не смей так думать! — резким и очень тихим голосом ответила мне мама, — Ты не умрешь!
— Не умру, — согласилась с ней, — но перестану быть твоей дочерью. Вампир вытравливает личность сейчас из меня, а затем наполнит другим сознанием, знаниями и ощущениями. Больше мы не встретимся.
— Я не позволю, — грозно произнесла женщина.
Я с сомнением покачала головой, рассматривая бестелесного призрака, раскачивающегося передо мной. Магия смерти никак не влияла на маму, давно умершую и находящуюся сейчас в нашем мире только потому что я позвала ее попрощаться. Это было мое последнее желание, перед тем, как перестать быть собой, потерять разум и личность. Физическая оболочка еще сколько-то проживет, уверена Хален об этом позаботится, но больше не будет такой девчонки — Евгения Китрас.
— Где ты? — спросила мама.
— В лаборатории Халена, в его замке, — равнодушно ответила ей, чувствуя, что концентрация начинает ускользать.
Образ духа размылся и вскоре растворился в воздухе, словно никого рядом не было. Впрочем, я даже не уверена, что мне это вновь не привиделось. Вообще все становилось безразличным. После прощания с мамой последние ниточки, удерживающие в этом мире, оборвались. С Отисом мысленно попрощалась еще раньше, мысленно признавшись ему в любви и попросив прощения за свою неразумность, приведшую к такому концу.
Резкая боль охватила все тело, парализующее заклинание не позволило даже вздрогнуть. Меня скручивало и разрывало изнутри, казалось, выворачивало внутренности наизнанку. Прерывистое дыхание рвало легкие на составляющие, горло резко пересохло, и не смогла выдать не звука. Даже возможность кричать от боли у меня отобрали. Сделав над собой неимоверное усилие, приоткрыла глаза и с ужасом увидела разгневанного вампира.
Магия смерти с шипением взрывалась, уродливые пузыри вздувались, как от невыносимого жара, а затем лопались с гудящим звуком. Волны яростно вздымались, не было той ленивой неспешности перекатывания, сейчас они корчились, словно от боли. И именно эту боль испытывала я. все от жара внутри и взрыва каждой клеточки. Боль мутила сознание, но возвращала к жизни, она заставила вновь почувствовать себя, заставить бороться за жизнь. Жуткие ощущения с каждым мгновением взрывали во мне жажду жить, вернуться и вновь стать тем, кем была всю свою жизнь. Я не хочу отказываться от своей жизни. пусть в ней было больше плохого и грустного, но она моя! Как же мне захотелось жить и убить того, кто заставил меня так жестоко страдать!
Хален. Мои воспаленные от боли глаза нашли фигуру некроманта, и взгляд полный ненависти зацепился за мужской силуэт. Некромант метался из стороны в сторону и кидался заклинаниями. Совершенно не понимала его действий. Зачем подвергать свои заготовки таким пыткам? Неужели это входит в план перестройки личности? Это он зря! Боль ожесточила, заставила вернуться к себе, вспомнить, появилось желание выжить, чтобы отомстить за свою смерть и испытанные страдания. Парализующее заклинание не позволяло двигаться, боль ударяла с новой волной магии смерти. Я чувствовала все, что испытывала она. Сила страдала, карежилась и я вместе с ней, только даже застонать не могла.
Вспышка пламени разорвавшегося заклинания обожгла глаза. Я зажмурилась, надеясь, что слезы, выступившие в тот же миг, смогут облегчить ощущение ожога на роговице глаза. Глазные яблоки ломило, а слух разорвало звуком взрыва.
— Хален, — произнес кто-то по слогам, растягивая гласные.
Голос показался мне знакомым, из прошлого, неприятного, но моего. Я точно знала того, кто позвал вампира, и это не было галлюцинацией. Реальность болезненно возвращалась так же, как воспоминания, сдергивая перелену забвения с моего сознания. Надо лишь открыть обожженные глаза и узнать, кто пришел к моему мучителю, что они еще задумали?
Рассмотреть, что происходит, было практически невозможно. Атакующие заклинания взрывались, сила хлестко била по всему, что попадалось ей. Я корчилась от боли, но глаза закрыть не посмела. Мне не верилось в то, что сейчас разворачивалось передо мной — Раймон Китрас сражался с Халеном. Мой отец именно дрался, а не пытался как-то поговорить с вампиром. Мой мучитель шипел проклятия и старался отразить мощные атаки метаморфа.
Магия смерти вокруг умирала, если можно так сказать. Живая сила вливалась в нее, разные составляющие уничтожались. Только магия жизни была гораздо сильнее, словно подпитывалась сильнее, мощнее. Безобразные пузыри взрывались по несколько штук одновременно, с гулким ревой оповещая о том, что сила распадается и не имеет своего веса.
Отец выглядел рядом с вампиром старше и опытнее, он словно уже познавший жизнь никуда не торопился полностью уверенный в победе на чужой территории. С каждой секундой магического боя осознавала себя все больше и больше, возвращались воспоминания, ощущения себя. Метаморф смотрелся опытнее и искуснее на фоне противника. Он не суетился, буквально легким шевелением пальцев создавая атакующие заклинания такой сложности, что я видела лишь сияние, но разобрать структуру не могла. Поначалу мне казалось, что из-за моего оттупленого состояния, но потом поняла, что мне не хватает опыта и знаний. Тристинский язык, впитанный мной в кровь, подсказывал, но я не могла в полной мере понять всех плетений, что творил мой отец.
