Противники сражались, секунданты наблюдали за ходом поединка. Дитрикс смеялся над Эммаркотом и изображал из себя учителя фехтования, поминутно преподавая ему «уроки»; его меч ещё несколько раз свистнул в смертельно опасной близости от головы Эммаркота, всякий раз при этом отхватывая прядь его мокрых волос. Этим Дитрикс демонстрировал своё мастерство и нагонял на своего менее опытного противника страху, время от времени пуская в ход мрачноватый юмор.
— Не нравится мне ваша причёска, сударь, длинные волосы вам совсем не идут. С вашего позволения, я сделаю вам стрижку. Заметьте — бесплатно! Оригинальное стилевое решение в сочетании с необычным инструментом даст превосходный результат! В гробу вы будете отлично выглядеть, уверяю вас! Ну же, будьте умницей, позвольте мне подрезать ещё вон ту прядку, она несколько длинновата… Оп!
Ухо Эммаркота ощутило краткое, но мучительное прикосновение жгучего холода. Вместе с прядью волос от его головы отлетел кусочек ушной раковины. Вскрикнув, Эммаркот схватился за ухо, но ранка не кровоточила, шершавая и сухая холодная плоть крошилась под его пальцами.
— Заодно подкорректируем вам и форму ушей, — сказал Дитрикс, дьявольски поблёскивая глазами и улыбкой. — А то они у вас великоваты.
— Хватит паясничать! — крикнул Эммаркот, дрожа от боли в ухе и от ярости. — Давайте драться без этих ваших выходок!
— Ну, милый мой, не нервничайте так! — сказал Дитрикс, превратив свои глаза в две искрящиеся озорные щёлочки. — Я только хотел вас немного подбодрить. Если вам так не нравится, что ж — извольте, будем драться серьёзно. Но поверьте, это будет гораздо страшнее.
— А я вас и не боюсь! — хрипло крикнул Эммаркот. — Всё это ни к чему.
— А что же тогда вы так трясётесь? — усмехнулся Дитрикс. — Вас всего колотит, дитя моё.
— Просто холодно, — ответил Эммаркот.
— Что ж, это легко исправить. Сейчас тебе будет жарко, детка!
При ударах клинки мечей издавали гулкий звон, лица противников блестели, волосы вымокли. Капли дождя, попадая на мечи, тут же замерзали и сыпались с них ледяной крупой. Дитрикс и лорд Дитмар сражались спиной друг к другу; лорд Дитмар всё ещё не решался обрушиться на своего противника всерьёз, и их поединок проходил несколько вяло. Заметив это, Дитрикс крикнул:
— Отец, это несерьёзно! Почему ты тянешь?
Лорд Дитмар и сам не знал, отчего его рука не поднималась нанести смертельный удар. Цветущая юность его противника, его золотые волосы, большие голубые глаза и по-детски свежие щёки заставляли его колебаться; он не мог срубить этот бутон в самом расцвете. Перед ним был не негодяй и насильник, а испуганный ребёнок, который и меч-то еле держал в руках.
— Не знаю, сын мой… Он ещё совсем дитя! — ответил лорд Дитмар Дитриксу.
— Не забывай, чтО это дитя сделало с твоим ребёнком! — напомнил Дитрикс сурово. — Для этого оно оказалось вполне взрослым!
Лорд Дитмар помнил об этом каждую секунду, но не мог понять сам себя. Перед его глазами стояло зеленоватое лицо Даллена с заиндевевшими ресницами под крышкой криосаркофага; ещё недавно и оно было таким же свежим и цветущим, улыбалось и заливалось румянцем. А двадцать лет назад, когда врач положил ему на грудь мокрый, скользкий пищащий комочек с пульсирующим обрезком пуповины, лорд Дитмар плакал от счастья. Сейчас у него не было слёз, но сердце невыносимо саднило. Даллен был мёртв, а этот цветущий голубоглазый юнец жил.
Всё это промелькнуло в голове лорда Дитмара за одну секунду, но этой секунды оказалось довольно. Он знал, что гнев — зло, и старался никогда не позволять ему разгораться в своей душе, но сейчас исход поединка зависел от того, впустит ли лорд Дитмар гнев в своё сердце. Без гнева не могла подняться его рука с оружием. Лишь секунду он стоял на ветру, грея в ладони рукоятку меча, сутулый, в мокром плаще, с потухшим взглядом; Макрехтайн, воспользовавшись его замешательством, осмелился пойти в атаку — неумело, но с отчаянной храбростью не желающего умирать. Секунда истекла. Рука лорда Дитмара с мечом молниеносно вскинулась, и клинки, лязгнув друг о друга, вышибли горсть звенящих ледяных крошек, а потухшие глаза лорда Дитмара вспыхнули холодным огнём. С этого момента участь Макрехтайна была решена.
Ноги Макрехтайна подкашивались, он дрожал на пределе своих сил, пытаясь выстоять против лорда Дитмара, давившего своим мечом на его меч: это была схватка скрещенных клинков. Лорд Дитмар, эта сутулая гора в чёрном плаще, сверля Макрехтайна ледяным взглядом, оттеснял его назад, и Макрехтайн вынужден был пятиться под его могучим напором. Скользя сапогами в грязи, он упирался изо всех сил, но силы были неравны. Лорд Дитмар, похожий на ожившую статую — из тех, что украшали центральный портал здания академии, — просто оттирал его назад своим безостановочным поступательным движением, и Макрехтайн не выдержал. Он упал на спину и, пытаясь встать, елозил в грязи спиной и ногами, как перевернувшаяся панцирная рептилия. Извернувшись, как змея, он вскочил, а лорд Дитмар всё надвигался на него, занося меч. На Макрехтайна посыпался удар за ударом, да такой силы, что отбивать их приходилось на пределе физических возможностей. Если минуту назад лорд Дитмар был во власти странной нерешительности, то теперь он словно с цепи сорвался. В лицо Макрехтайну били ледышки, которые до соприкосновения с клинками мечей были дождевыми каплями, а взгляд лорда Дитмара, неподвижный и страшный, пронзал его насквозь.
— Так его, отец! — крикнул Дитрикс.
Надвигаясь на Макрехтайна со сжатыми губами, лорд Дитмар бил и бил мечом, а тот отбивался, покуда доставало сил. Вскоре его тонкая рука, непривычная к таким упражнениям на пределе человеческих возможностей, начала слабеть, а лицо при каждом ударе искажала гримаса мучительного напряжения. Отчаяния ему прибавлял голос Дитрикса, кричавший лорду Дитмару:
— Отец, ты молодчина! Давай, так!..
Меч лорда Дитмара в очередной раз поднялся, и по нему сухо застучали ледышки, а рука Макрехтайна не успела подняться вовремя — не хватило какой-то доли секунды. Макрехтайну показалось, будто его руку у запястья прижгло раскалённой проволокой. Он взглянул: кисти не было, а ровное место среза было сухим и бледным, с льдистым блеском. Это было похоже на анатомический препарат, на котором были видны мышечные волокна, хрящи и белые круглые спилы костей. Перед Макрехтайном трепетала слепящая пелена боли, и сквозь звон в ушах он услышал чей-то истошный крик. По тому, как напряглось его горло, он понял, что это кричал он сам. Зашатавшись, Макрехтайн рухнул на колени в кашу из грязи и камушков, даже не ощутив ими боли. Его отрубленная рука, ещё подрагивая пальцами, лежала в нескольких шагах от него, а перед собой он видел широко расставленные сапоги лорда Дитмара, блестящую пряжку его пояса и чёрные кожаные брюки.
