— Если можете, сражайтесь левой рукой, — услышал он. — Умрите хотя бы с оружием!
Макрехтайн поднял на него глаза, большие и неподвижные, с расширенными зрачками.
— Милорд… Вы же не собираетесь всерьёз меня убить? — прошелестел его глухой, мертвенный голос. — Вы же… Вы же поставили мне проходной балл!..
Губы лорда Дитмара на мгновение дрогнули, но тут же снова сжались, лёд во взгляде не растаял.
— Вставай, — повторил он.
Прижимая к себе обрубок руки, Макрехтайн подполз к мечу и взял его в левую руку. Он смог подняться на одно колено. Сильная рука обхватила его за талию, и он оказался на ногах.
— Защищайся!
Но это предупреждение мало помогло. От первого же удара Макрехтайн потерял равновесие, его левая рука с мечом отлетела назад, открыв незащищённую грудь, которую в следующий миг пронзил насквозь ледяной луч гнева.
Эммаркот видел, как Макрехтайн упал мёртвым. Его охватил животный страх и безумное желание остаться в живых. К его горлу подступил ужас и вырвался наружу высокой пронзительной нотой. И, презрев всякие кодексы, он отшвырнул меч и бросился бежать, слыша за собой смех Дитрикса:
— Куда же вы, сударь? Мы ещё не закончили!
Но Эммаркот бежал. Какая-то часть его разума понимала, что бежать бесполезно, но ужас и желание выжить толкали его вперёд, и он продолжал бегство. Дитриксу было его нипочём бы не догнать, но чья-то железная рука схватила его за плащ и остановила его бег.
— Трус! Вернись и сражайся! — воскликнул холодный и гневный голос майора Эммаркота.
— Бирген… Бирген! — всхлипнул Эммаркот, цепляясь за старшего брата и пытаясь к нему прижаться, спрятаться за ним. — Я не хочу умирать… Спаси меня!
— Не веди себя, как презренный трус, — сказал Бирген сурово, отталкивая его. — Если тебе суждено умереть, то хотя бы встреть свой конец достойно!
Шатаясь, Эммаркот пробормотал, глядя на брата в скорбном недоумении:
— Ты хочешь, чтобы я умер?.. Ты посылаешь меня туда, чтобы меня убили?..
— Господин генерал сделал бы то же самое, — ответил тот.
— Ты меня не любишь, — прошептал Эммаркот со слезами на глазах. — Если бы любил, не заставлял бы…
— Я лишь хочу, чтобы наше имя не покрыл позор, — сказал Бирген.
Эммаркот, осев в грязь, закрыл лицо руками и громко заплакал. Всё, что осталось от его роскошной рыжей шевелюры, неровно обрезанными мокрыми прядями свисало ему на лоб и облепляло шею.
— Я не хочу… Не могу!
Старший брат смотрел на него сверху со смесью горечи и презрения.
— И тебя не волнует, как мы будем смотреть в глаза людям? Мало тебе того, из-за чего тебя вызвали, так теперь ты ещё и трусишь?.. Двойной позор для нас!
Эммаркот плакал навзрыд, как ребёнок, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Я хочу домой…
Его невозможно было заставить встать, он сжался в комок, жалкий и мокрый — комок страха и жалости к себе, от которого нельзя было требовать ни мужества, ни понятий о чести и достоинстве. Красивые губы майора Эммаркота скривились, чистая синева глаз льдисто блестела, и всё его лицо выражало жалость и презрение.
— Хорошо, — сказал он. — Если ты не можешь продолжать поединок, за тебя продолжу я. Я не могу допустить, чтобы всё кончилось так позорно для нас. Пусть это пятно смоет моя кровь.
Эммаркот поднял залитое слезами лицо. На нём было написано удивление и испуг. Бирген, красивый, синеглазый, смелый и благородный, ни разу в жизни не погрешивший, собирался принести себя в жертву за его, Эммаркота, преступление!
— Нет, Бирген… Ты ведь ни в чём не виноват!
— Это мой долг перед нашей семьёй, — ответил майор Эммаркот печально, но твёрдо. — Кто-то из нас должен понести ответственность.
Эммаркот начал подниматься на ноги. Это удалось ему не сразу: несколько раз он поскальзывался. Кое-как выпрямившись, он сказал дрожащим голосом:
— Но у тебя маленькие дети, Бирген! Тебе нельзя… Ты не должен рисковать жизнью!
Тот покачал головой.
— Я и так рискую ей на службе, мне не привыкать. Я сказал, с твоим противником сражусь я, а ты поедешь домой. Но только я не думаю, что господин генерал примет тебя с распростёртыми объятиями. Если ты, уронив честь нашего имени, отказываешься понести бремя ответственности за это, я возьму его на себя, но в таком случае не жди от нашего родителя любви и уважения. Ты его знаешь.
— О да, я знаю господина генерала, — горько усмехнулся Эммаркот. — В лучшем случае он захлопнет дверь нашего дома у меня перед носом.
— Его сердце будет разбито, — сказал Бирген с горечью.
В этот момент подошёл Дитрикс с двумя отключенными мечами в руках — своим и Эммаркота. Его глаза блестели насмешкой, губы искривляла пренебрежительная улыбка. Остановившись перед Эммаркотом-младшим и отвесив ему полупрезрительный поклон, он спросил:
— Ну так что же, вы намерены продолжать поединок, сударь?
Эммаркот молчал. На его лице, мокром от слёз и дождя, отразилась мука. Перехватив его взгляд, Бирген решительно сказал Дитриксу:
— Майор Дитмар, мой брат больше не в состоянии продолжать. Если вы не возражаете, я продолжу за него. Я к вашим услугам.
Дитрикс приподнял брови.
— Вот как! — сказал он. — Но он как будто не ранен. Отчего же он не может продолжать?
Эммаркот хотел что-то сказать, но не смог: у него тряслись губы. Бирген ответил за него:
— Он измотан. Выбился из сил. Если позволить ему продолжать в таком состоянии, это будет не дуэль, а убийство.
Дитрикс обратился к Эммаркоту:
— Если вы устали, сударь, я согласен на перерыв. Отдохните, восстановите силы. Капитан Шаллис может слетать в «Три золотые звезды» и принести оттуда что-нибудь поесть и выпить. Спешить некуда, в нашем распоряжении вся ночь.
— Это очень великодушно с вашей стороны, майор Дитмар, — сказал Бирген. — Но я полагаю, что я с тем же успехом смогу дать вам сатисфакцию. Согласно кодексу, замена противника возможна.
— Да, в случае, если лицо, подлежащее замене, не в состоянии вести поединок по объективным причинам, обусловленным физическим увечьем или болезнью, — тут же процитировал Дитрикс статью кодекса. — Но, как мы с вами видим, ваш брат не ранен.
