Не должны быть бабы такими самостоятельными, они из-за этого портятся и дичают. Вот кому эта слепая сова с такими шаттовыми замашками вообще сдалась? Такую даже собственный жених за порог выбросил — и правильно сделал. Один я, видимо, ненормальный. Но бросать уже жалко — сдохнет ведь где-нибудь под кустом, не дай мертвые боги, у меня совесть еще потом от этого проснется.
Куда хоть так припустила, «великая» святая? В лавку за мылом? Да ладно. Хотя, возможно, она права, помыться нам не мешало бы. Не была б она такая на голову пришибленная да без глаз, давно бы сводил в бани. Но с ее характером и любовью залезать во всевозможные неприятности нам еще повезет, если сову просто за юродивую примут.
Пока Имран копалась в парфюмах и нюхала благовония, я окинул взглядом торговую площадь. И тут мои глаза задержались на одной достаточно интересной специализированной лавке. А ведь это идея.
— Благословенные церковью браслеты есть? — задал я вопрос торговцу.
— А как же ж, господин. Они самый ходовой товар. Женихаться в храме не каждый может себе позволить, а вот вещь, окропленную святой водой, при службе не иметь — это уже богов гневить, — сразу залебезил мужик.
— Если б еще благословение от измен спасало, — пробормотал я вроде как тихо, но торговец меня прекрасно услышал.
— Так оно и спасает! Может, если простым пастырем благословлено, оно не так хорошо, но у меня есть с напутствием самого первосвященника!
— Это который умер недавно? — «ошеломленно» поднял глаза я.
— Да! А потому последние остались. Берите, не пожалеете! От слова его святейшества ни одна баба на грех не пойдет! — честно уверил меня шарлатан. Почему шарлатан? Да любой храмовый служка знал, что не благословлял первосвященник никого и ничего, кроме своей залысины. А даже если и было… толку от его благословения — что от второго хвоста у свиньи.
— Не, самого первосвященника я себе позволить, наверное, не смогу. А есть, — тут я понизил голос до заговорщического шепота, — ну, такие, чтоб… заговоренные.
— Хм… — торговец настороженно оглянулся и едва заметным движением позвал меня в лавку, — негоже о таком просить, парень. Но вижу, человек ты хороший, а потому покажу я тебе одну вещицу.
Короче говоря, когда мы шли через торг к большому павильону изысканных благовоний, наивная сова уже была окольцована раз и навсегда. Она сама позволила надеть на себя брачный браслет с заговором на неотлучимость. Так что, считай, я на ней уже женился. А что она об этом не знает… много будет знать, скоро состарится.
Правда, через десяток шагов эта мысль нагнала меня самого. Чтобы заговор сработал, брачные браслеты должны быть парные и связанные. Свой я заранее нацепил, а когда защелкнул замок на тонкой лапке, заклятие активировалось и замкнуло систему.
То есть я только что женился… Я! Только что! Женился! Причем самостоятельно и добровольно. Шатт его за ногу…
А думал ведь, что никогда. И вообще, даже городским красоткам после бурных ночей жениться никогда не обещал.
Правда, ни одна из тех красоток не была похожа на мою сову. И ни одна не пыталась сбежать, стоит только отвернуться. Наоборот — на шею вешались и ныли про то, как одиноко и страшно женщине в этом мире, когда рядом нет такого сильного, красивого и любящего мужчины.
Ага, шатт! Эта одинокая перья врастопыр — и понеслась куда глаза не глядят, будто ей в хвост детскую хлопушку сунули. И одиночество ее вообще не волнует, как и все остальные нормальные для бабы вещи.
— Вот. — Пока я думал, мы дошли до лавки. Сова успела познакомиться с приказчицей и уже уверенно выбрала из предложенных тканых полосок, пропитанных специальным маслом с запахом, нужную. — Вот этот запах. Очень-очень похож. Но ему чего-то не хватает, поэтому я не уверена, и…
— В любом случае губа не дура у трактирного недомерка, — невольно присвистнул я, пользуясь тем, что приказчицу отвлекли другие покупатели. — Ты права, здесь что-то нечисто. Неоткуда Васко набраться таких запахов, хоть полных, хоть с нехваткой чего-то. Эти благовония покупают только знатные дамы или…
— Ох, эти благовония... — Тут торговка снова обратила на нас внимание и слегка смутилась. — Это любовные, господа. Дайте вашему мужу подышать ими часок-другой, и он будет радовать вас всю ночь! А для женщин вот. — Она протянула новый ящичек с полосками ткани. — Это чтобы сил больше было. Такие у нас, правда, покупают в основном… м-м-м, нет, вам такое не нужно, простите!
— Спасибо. — Имран вдруг так крепко сжала мою руку, что я только удивленно вскинул брови. Сжала и потащила прочь из лавки.
— Куда? — только крякнул, когда мы уже шагов на двадцать ушли в толпу от лавки. — Ты чего поскакала, как гончая по следу?
— В его комнате были оба запаха. И первый, и второй. Поэтому я сразу не поняла и засомневалась — то ли тот аромат, то ли нет, он отличался. Потому что смешанный!
— Хм… — Я задумался. — Если бы там был только первый, то можно было списать все на то, что парнишка захотел стать буйволом в постели. Хотя где бы он взял деньги на дорогие благовония — тот еще вопрос. И кому бы он показывал свои буйволиные стати, прыщавый недоросль, мамке? Но вот если оба… Значит, оба этих запаха были на том, кто видел его последним. Пацан пропал ночью, после того как ушел спать к себе в каморку. Точно ушел спать, мамаша всех своих отпрысков контролирует, один из старших проболтался. Значит, кто-то пришел к Васко в каморку после того, как все уснули, и увел.
Сова вдруг резко остановилась и повернула ко мне слепое лицо.
— Увел? Ночью? А ты уверен, что его именно увели? Я тут подумала, может, сам ушел? Как ты считаешь… за кем любой мальчишка побежит из дома в ночь холодную, даже не пытаясь сопротивляться?
Глава 39
Алла
— За бабой, — не раздумывая, ответил Инсолье. — За бабой, шатт ее! Но это значит, что мы вообще мимо цели. Это не наш маньяк. Пацан сам сбежал, погуляет и вернется, а нам нужен мужик-убийца, который…
— А откуда мы знаем, что наш убийца — именно мужчина? — Я закусила губу и подавила порыв прикоснуться пальцами к краю повязки, погладить шрам от ожога. Была у меня дурная привычка вскоре после пожара, но я ее подавила. Теперь она вылезала только в минуты глубокой задумчивости и волнения. — Азу не говорил, что это мужчина, и вообще никто не говорил. Мы сами так решили.
— Так, погоди, — озадачился Инсолье и даже остановился. Хорошо еще, мы уже ушли с центральной площади в проход между зданиями и не стояли на дороге у других людей. — Погоди-ка, дай подумать. Еще он все время твердил про покалеченную ступню. Хм, а знаешь что? Надо кое-куда сходить. Лучше мне одному.
— Куда? — Я услышала в его голосе странные нотки и насторожилась.
— Да есть тут одно место, но тебе там точно делать нечего. Так! — Он решительно схватил меня за руку и поволок обратно на площадь. — Я посажу тебя в местную чайную. И ты будешь в ней сидеть! Пить сладкий чай, горький кофий и есть медовые коржики, как положено хорошей южной жене, никто ничего не заподозрит. А сам вернусь через час. Поняла?
— Нет, но спорить пока не буду. Если ты захочешь, то в толпе от меня все равно убежишь, — вздохнула я.
— Вот именно, если бы хотел, ты б уже давно осталась одна. Потому если ты хоть чуть-чуть напряжешь свои совиные мозги, то поймешь, что я этого не хочу. Значит, и говорить не о чем. А надо просто слушать, что умный м… что умный Инсолье говорит. И есть коржики.
Он снова поволок меня куда-то в толпу, а по пути еще бухтел себе под нос:
— Переживать тут только мне надо, это ж ты постоянно гарцуешь куда-то на сторону и вечно хочешь сбежать. Вот сейчас прямо не знаю, размазать, что ли, тот мед по скамейке и приклеить? Задницей! Или написать что-то неприличное на твоей спине, чтоб выйти было стыдно.
Я не выдержала и хихикнула, представив эту картинку. Но веселости хватило ненадолго. Уже сидя на мягкой подушке в каком-то приятно пахнущем заведении, я это поняла особенно четко. Потому что коржики и кофе — это очень вкусно. А мысли разные — не так чтобы.
