душе все эти искренние, сильные, настоящие чувства.
Не поддаться его обаянию ни одной женщине бы не удалось. И Агнешка вдруг обнаружила себя совершенно зачарованной, заворожённой его обходительностью. Она словно попала в сказку, какие обыкновенно рассказывают долгими зимними вечерами у горящего камина — про прекрасных принцев, наивных простушек и истинную любовь.
Даже обстановка вокруг казалась волшебной (за исключением блюд из мяса, конечно). Еда была свежей и вкусной. Из-за стены доносились чудесные звуки. Кто-то наигрывал нежные мелодии, слышать которые до сих пор Агнешке не доводилось. На столе стояла ваза с живым цветком — белой розой, каким-то чудом расцветшим в середине зимы.
Хольгер никак не мог знать, что Агнешка не любила сорванные цветы. Хотел порадовать необычным для зимы подарком, что очевидно. Чтобы не огорчить его, она ни слова не сказала, как печально ей видеть цветок сломанным, готовым уснуть навсегда.
Роза оказалась настолько красивой, так сладко пахла, что Агнешка не пожалела капельки силы, чтобы спасти её. Первым делом поставила цветок в воду, и теперь из его стебля уже должны были появиться первые корешки.
Зачарованная и околдованная и обстановкой, и компанией, она наблюдала за в волнении ходящим взад-вперёд Хольгером, внимала каждому его слову.
А он уже всё-всё за неё расписал: и как они станут жить в его замке, и как он представит её ко двору. Вернее, он сказал: введёт в круг равных как свою истинную и жену. Пообещал, что она никогда не узнает ни в чём недостатка. Что он будет её крепко любить и всегда будет ей верен.
Он так спешил, что заговорил и о детях. И только тогда Агнешка опомнилась настолько, чтобы сказать:
— Прошу вас простить меня. Погодите всё это обсуждать. Нам нельзя даже говорить о таком.
— Вы хотите мне отказать? — Он остановился возле неё, и она тоже встала из-за стола.
Съела как птичка, но не была голодна. Волновалась и соблазнялась ужасно.
— Нет… Верней, да, но…
Она подняла голову, встретилась с ним взглядом.
— Говорите честно, как есть, — предложил Хольгер.
Агнешка в волнении облизнула губы. Они неприятно сохли, а дыхание стало частым.
— В наших краях, — начала она по наущению Фицы, — знатная девушка не вправе сама дать согласие на брак. Только если у неё нет семьи, да и то, тогда её судьбу решит местный герцог или даже король. Мой отец — Его Светлость герцог Григораш Сташевский — вот тот, кому вам следует всё это говорить. Не мне. Я ничего не решаю. Я обязана быть послушной воле богов и отца.
Лицо Хольгера посуровело.
— В том, что люблю вас, мне тоже ему признаваться?
Он так сказал это, будто обиделся на неё, оскорбился до глубины души, и Агнешка совершенно разволновалась и растерялась под его строгим взглядом.
— Я думаю, что нам в любом случае пока рано говорить о любви, ведь мы знаем друг друга так мало.
Хольгер покачал головой.
— И всё же ответьте, для вас мои чувства имеют значение?
— Разумеется, да, — с горячностью сказала Агнешка.
— Но в любви к вам мне признаваться вашему отцу?
Он так смело говорил о любви, что она ещё больше смутилась.
— Только если он спросит. — Агнешка опустила глаза, её руки мяли край платья. — Насколько я знаю, о чувствах при заключении брака обычно речь не идёт. Но в церкви, конечно, требуют давать клятву верности и любви. Однако, даже я знаю, что заключение брака — это не только и не столько любовь. В первую очередь это сделка между семьями вступающих в брак, а уж потом создание новой семьи.
— Вот как.
Хольгер смотрел на неё с таким разочарованием на красивом лице, что в груди Агнешки вдруг ощутила острый укол боли. Ещё час назад она не хотела ухаживаний волколака, боялась его — и вдруг поняла, что всё это в прошлом. Один разговор с ним, вернее, одна возможность слушать его — и всё изменилось в её отношении к нему. Чёрное стало белым, и наоборот.
Боги, какой же запутавшейся она вдруг себя ощутила.
— Не судите меня строго. Вы не знаете моих обстоятельств. — Она судорожно вздохнула, и продолжила говорить, глядя Хольгеру в глаза: — Когда отец объявил свою волю, чтобы мне из монастыря вернуться домой ради заключения брака, я никак не могла отказать. Хотя мечтала навсегда остаться с сёстрами, пойти их путём. Но герцог — мой отец, и я не вправе ничего без его одобрения выбирать, я должна покориться…
— …чужой воле.
— Воле отца и воле богов, о которой мне сообщила настоятельница монастыря, моя тётя.
Хольгер вздохнул, покачал головой.
— Бедная девочка. Вы свободны не более чем последний раб на моих землях.
Агнешка не могла не спросить:
— А что, у вас есть рабы?
— Пленники, которых мы привели с ваших земель и поселили у нас. Они живут у нас ещё с прошлой войны и не хотят возвращаться сюда. И теперь я понимаю, почему так, если даже вы, с вашим происхождением, лишены всякой свободы.
Агнешка отвела взгляд.
— Не нам спорить с порядками, установленными богами.
— А кому тогда, если не нам? — Хольгер взял её за руку, ласково погладил озябшие из-за волнения пальцы. — Мы должны уважать наших предков, но как они жили свою жизнь, так и мы живём свою. И слушаться надо в первую очередь себя самого, действовать согласно собственной воле. Так устроена наша жизнь, человолков. Мы свободны во всём.
Агнешка нахмурилась. Он ведь лгал!
— Фица сказала, что вы пообещали выдать замуж свою сестру, а Изольда этим совсем недовольна. Так чем же она отличается от меня, по вашим словам, несвободной, будто раба, раз покоряется вашей воле?
— Тем, что она волчица, входящая в возраст. Ей без пары нельзя, иначе кончится это плохо.
Хольгер слегка наклонился и поцеловал руку Агнешке.
— Человек может ждать и даже отказываться от любви, прячась от жизни в монастыре, но человолки живут иначе. Приходит время, и наши тела созревают к любви. К этому часу нам нужно сделать окончательный выбор и провести дни страсти с супругом, а не с кем-то случайным.
— Это касается и мужчин, и женщин? — спросила Агнешка, пусть её лицо и пылало от испытываемого смущения.
— Больше женщин. Это они выбирают, кого любить. А мы, мужчины, покоряемся их воле. Изольда сама выберет себе мужа, я лишь помогу соблюсти её интересы. Позабочусь о ней, пока она не станет законной женой хорошего человолка. Ей нужен супруг, в этом у неё выбора нет, но кто он — она решит сама,
